Возвращение в джунгли (др. перевод), стр. 38

Тарзан, приемыш гориллы, широко раскрытыми глазами смотрел на сокровища Опара, рядом с которыми Голконда была просто маленькой шкатулкой с матушкиными драгоценностями.

Джек Арно не понимал, как человек — даже такой необыкновенный человек, как Тарзан — мог подняться по этой скале.

Сам он сумел залезть только на высоту тридцати футов и ни за что не смог бы объяснить, как ему это удалось. Зато он прекрасно знал, чем вскоре закончится его сумасшедший подъем — через минуту-другую его руки разожмутся, и он полетит спиной вперед к подножью скалы, где, если повезет, сразу размозжит себе череп, а если не повезет, сломает спину, ноги и все остальное, что нужно сломать, чтобы превратиться в беспомощного калеку.

Джек стиснул зубы и снова попробовал нашарить выше что-нибудь, за что можно было бы ухватиться. Но его пальцы неизменно натыкались на почти гладкий камень, и он опять вцепился в выбоину, на которой висел… Да, скорее висел, чем держался за нее, потому что ноги его опирались на выступ не шире трех пальцев. Продвинуться выше ему не удавалось, так же как и спуститься вниз — он загнал себя в безвыходную ловушку. И через пару минут, когда дрожащие от напряжения руки и ноги откажутся ему служить, он…

Вдруг что-то пролетело мимо Арно десятью футами правее и с треском ухнуло в кусты у подножья скалы. Обернуться и посмотреть, что это такое, Джек не мог — он прилип к камню, как пластырь. Его пальцы сводило от напряжения, пот заливал глаза, а усталость вот-вот должна была победить страх перед падением, и тогда…

— Держись! — раздался вдруг сверху голос Тарзана.

Еще никто и никогда не встречал голос свыше с таким радостным облегчением и с такой надеждой.

Арно не мог поднять голову, чтобы посмотреть на человека-обезьяну, но слышал, как маленькие камешки скатываются у того из-под ног… И наконец Тарзан возник рядом, повиснув на уступе, который до этого не смог нащупать Арно.

— Хватайся за меня! — велел Тарзан, подставляя плечо.

Но Арно не сразу воспользовался этим любезным приглашением, увидев кровь, текущую по ободранному плечу человека-обезьяны, и обрывок толстой золотой цепи, свисающий с золотого браслета на его запястье.

Мешки, найденные Тарзаном в сокровищнице Опара, оказались настолько прочны, что выдержали падение с пятисотфутовой высоты.

— Может, и не стоило так жадничать, — проворчал человек-обезьяна, выволакивая их из кустов. — С другой стороны, лучше было сразу взять больше, чем ходить по нескольку раз…

Арно нетерпеливо развязал веревку — и издал невнятное восклицание при виде содержимого мешка.

— Боже мой!

Он вытащил один из слитков длиной в локоть и чуть не уронил его себе на ногу.

— Боже мой!

Джек начал шарить в мешке, не в силах поверить, что это объемистое вместилище набито точно такими же кирпичами из чистого золота.

— Боже мой!

Человек-обезьяна еще никогда не слышал, чтобы его друг выражался так скудно и однообразно.

— Боже мой! — простонал Джек, переводя ошалелый взгляд с раскрытого мешка на второй — еще больший по объему.

— Этого хватит, чтобы расплатиться с твоими долгами? — осведомился Тарзан.

Арно медленно поднялся на ноги и опять чуть было не сел — человеку-обезьяне пришлось подхватить его под локоть.

— Этого хватит, чтобы купаться в роскоши несколько сотен лет! Боже мой!

— Постучать тебе по спине? — спросил Тарзан. — Похоже, ты подавился этими двумя словами.

Джек тронул золотой браслет на руке друга и снова воскликнул:

— Боже мой!

Человек-обезьяна махнул рукой, чуть не хлестнув при этом обрывком цепи Джека по уху, и нагнулся, чтобы завязать мешок.

К тому времени, как он справился с этим делом, Арно уже немного пришел в себя; он посмотрел на ободранную спину Тарзана, на золотые оковы на его руках и ногах — и вполголоса спросил:

— Как все было? Трудно пришлось?

— Проще простого, — гигант, чуть поморщившись, вскинул на плечо веревку, так что один мешок повис у него на спине, а другой на груди. — Не труднее, чем снять деньги со счета в любом из парижских банков!

Плот на три дюйма осел под тяжестью сокровища, сваленного на его середину. Любой из этих мешков мог бы запросто перевернуть легкое сооружение из бамбука, свали Тарзан свой груз на краю.

— Что-то не припомню, чтобы я когда-нибудь возвращался из банка с разбитой головой, — заметил Арно, смазывая рану на голове Тарзана целебной мазью Лао. — И уж точно ни в одном из парижских банков мне не приходилось драться с быками!

— Не мог же я допустить, чтобы этот зверь растерзал сестру Лао, — Тарзан попытался лизнуть царапины у себя на груди.

— Не дергайся, — Джек принялся обрабатывать ссадины на спине приятеля. — И еще никогда в жизни я не видел воочию золотых оков! Нет, выражение «золотые путы», «золотые оковы» мне доводилось слышать не раз, но вот уж не надеялся когда-нибудь увидеть их воочию!

Тарзан что-то раздраженно проворчал, дергая цепь на руке. Он не разделял восторга Джека перед этой омерзительной вещью. Золотые или железные, кандалы есть кандалы — и они вызывали у него величайшее отвращение.

— Сумеешь их снять? — осведомился Арно.

— Конечно!

— И еще ни в одном из банков меня не свежевали заживо… Ты уверен, что за тобой нет погони?

— Думаю, они не скоро обнаружат, что кто-то побывал в их сокровищнице. Похоже, они спускаются за золотом только тогда, когда им требуется металл для отливки новых кандалов и кастрюль.

— Но Лэ и другие жрецы и жрицы вскоре увидят, что ты сбежал. Может, золото и не имеет для них особой ценности, но им не часто выпадает случай принести в жертву человека… Помнишь, что рассказывала Лао?

— Помню, — мрачно отозвался Тарзан.

Он отчетливо помнил не только рассказ Лао, но и свое видение в хижине, затянутой дымом ната-маки. Нет, конечно, то был просто бредовый сон, порожденный тоской по Джейн и магией врачевательницы…

И все-таки, оглянувшись на вздымающиеся над джунглями вдалеке стены Опара, Тарзан сказал:

— Отгоним плот к зарослям на другом берегу и там заночуем. Если даже за мной будет погоня, в самую последнюю очередь меня станут искать так близко от города!

ХХХVI. Жертвоприношение

Сначала Джейн добиралась до воды на четвереньках, но с каждым разом чашку отодвигали все дальше, а потом начали ставить ее в высокую нишу в стене. И наконец настал тот момент, когда, держась за стену, пленница поднялась и пошла.

Ее тюремщики остались очень довольны. Их нисколько не интересовало, что израненные ноги девушки по-прежнему не заживают, как и царапины на теле — следы путешествия в Опар. Чем больше воспалялись раны, тем больше жертва хотела пить, а потому тем больше ходила — вот и все, что интересовало жрецов.

Хотя жизнь едва теплилась в этом истощенном теле, было ясно, что девушка сумеет дойти до алтаря.

И Лэ, верховная жрица, дала распоряжение готовиться к обряду. Человека всегда приносят в жертву на следующий день после заклания быка: если боги, чей аппетит разожгла звериная кровь, не получат вслед за ней человечьей, они обрушат на город самые ужасные беды.

На рассвете Тарзан проснулся от резкого верещания: две мартышки подрались среди ветвей. Он приподнялся, следя за сварой, пока вся стая с возбужденными криками не умчалась прочь.

Потом в чаще затявкали шакалы; вскоре тявканье перешло в злобный визг.

Человек-обезьяна сел, охваченный странным беспокойством.

Арно спал, как убитый, но с Тарзана окончательно слетел сон. Он не понимал, что происходит. Густой туман, поднимающийся над рассветными джунглями, толстым одеялом укутывающий реку, вдруг наполнился угрозой и ощущением надвигающейся беды.

Снова раздался злобный визг: на этот раз подала голос пантера.

Тарзан вскочил на ноги, качнув плот.