Возвращение в джунгли (др. перевод), стр. 36
Тарзан повернулся к новым противникам, как разъяренный лев. Первых повисших на нем мужчин он расшвырял с такой силой, что трое из них, стукнувшись о колонны, остались лежать без памяти. Но их место тотчас заняли новые, а в дверь вбегали все новые люди и бросались в свалку. И все-таки жрецам никогда бы не удалось справиться с Тарзаном, если бы один из них, улучив удобный миг, не ударил великана окованной золотом дубиной по голове.
Этот жрец двадцать лет оглушал животных у алтаря, и его удар свалил человека-обезьяну, как жертвенного быка. Ноги Тарзана подкосились, и он рухнул в нескольких шагах от громадного зверя, которого только что убил.
ХХХIV. Роков — жертва злой судьбы
Николай Роков решил отправиться вдоль берега на север, рассчитывая рано или поздно наткнуться на поселения белых людей; хуже, чем здесь, быть не могло, а бред умирающего англичанина действовал ему на нервы.
Роков убил бы беспомощного больного перед уходом, если бы его не удержала мысль, что это будет для Клейтона благодеянием.
Пустившись в путь на рассвете, к закату русский увидел впереди маленькую хижину и преисполнился надежды при виде человеческого жилья. Но хижина оказалась пустой. Он провел в ней пару дней, а потом, забрав оттуда все, что можно, снова двинулся на север.
Тем временем в лагере лорда Теннингтона люди укрепляли дома в ожидании периода зимних дождей и обсуждали, стоит ли послать кого-нибудь на север за помощью или лучше дождаться конца зимы и тогда тронуться в путь всем вместе.
Элоиза Стронг продолжала горевать о Джейн Портер, хотя утешения Теннингтона помогали ей не отчаиваться.
— Надейтесь на лучшее, — убеждал молодой человек. — Я знаю, у вас достаточно мужества, чтобы не терять надежду! Конечно, когда наша четвертая шлюпка затерялась в океане, вы потеряли больше, чем остальные, и все-таки…
— Да, — со вздохом проговорила она, — я не могла бы любить Джейн Портер сильнее, даже будь она моей родной сестрой.
— Я имел в виду не только мисс Портер, — впервые не выдержал Теннингтон.
Элоиза с удивлением посмотрела на него.
— Конечно, я очень уважала мистера Клейтона, хотя и знала его недолго… Как я благодарна вам, мистер Теннингтон! Вы все время утешаете меня, а ведь и ваше горе не меньше моего. Наверняка потеря друга причиняет вам такую же боль, как мне — потеря Джейн Портер…
— А потеря мсье Тюрана? — выпалил молодой человек. — Разве она не была для вас тяжелым ударом?
Во взгляде мисс Стронг появилось еще большее недоумение; потом она улыбнулась и покачала головой.
— Общество мсье Тюрана — последнее, о чем я жалею, находясь здесь, — ответила она.
Не только эти слова, но и взгляд, сопровождавший их, заставили быстро заколотиться сердце лорда Теннингтона.
— Мисс Стронг, вы имеете в виду… Вы…
«Давай же, сейчас или никогда!» — подбодрил себя несчастный влюбленный и, откашлявшись, приготовился единым духом высказать девушке все, что не решался сказать ей еще в Англии…
Как вдруг Элоиза, взглянув через его плечо, издала испуганный крик.
Теннингтон резко обернулся, схватившись за револьвер. Он был уверен, что мисс Стронг заметила подкрадывающегося к ним хищного зверя.
Но не зверь, а оборванный страшный человек показался из-за деревьев на мысе.
Англичанин вскинул револьвер…
И вдруг дикое существо окликнуло их по имени и со всех ног бросилось к ним. Потом дикарь назвал себя, и Джей Теннингтон с Элоизой Стронг побежали навстречу, с трудом веря своим ушам. Неужели это и впрямь тот, о ком они только что говорили — мсье Тюран?! Как же трудно узнать в этом грязном, изможденном, обросшем создании безукоризненного француза, который недавно изящно орудовал ножом и вилкой в салоне яхты «Леди Алисы»!
Подбежав к Тюрану, Элоиза и молодой англичанин засыпали его торопливыми вопросами. Откуда он взялся? Где остальные пассажиры с его шлюпки? Что с ними?
— Все погибли, — со слезами на глазах ответил Тюран. — Три матроса умерли от голода и жажды еще в море. Мисс Портер растерзал лев, и мы даже не нашли ее тела. Клейтон умер от лихорадки несколько дней назад. И подумать только, что все это время мы были на расстоянии всего нескольких миль от вас. Это ужасно, ужасно!
Теннингтон повернулся к страшно побледневшей Элоизк, и мисс Стронг, спрятав лицо у него на груди, отчаянно разрыдалась.
ХХХV. Сокровища Опара
Тарзан очнулся от холода.
Шевельнувшись, он обнаружил, что лежит на каменном мокром полу и что в его щиколотки и запястья врезаются оковы, еще более холодные, чем пол.
Он сел и взялся рукой за голову, разламывающуюся от боли. На затылке вздулась огромная шишка, волосы слиплись от крови, но череп не был пробит.
Человек-обезьяна посмотрел на широкий металлический браслет на своей руке, потом на цепь, тянувшуюся от него к стене: и браслет, и цепь посверкивали маслянистым желтым блеском. Тарзан попробовал браслет на зуб, прикусил одно из толстых звеньев…
Оковы на его руках и ногах были золотыми.
— Опар, где золота больше, чем камешков на речном дне… — пробормотал приемыш Калы и закрутил головой, осматривая комнату.
Она скорее напоминала заброшенный колодец, чем жилое помещение: абсолютно гладкие стены уходили вверх на сорок футов, заканчиваясь отверстием, забранным решеткой. Тарзан был почти уверен, что решетка тоже золотая.
По стенам маленькой комнаты стекала вода, скапливаясь лужицами на щербатом полу. Человек-обезьяна обхватил себя за плечи, чтобы согреться, потом попробовал встать, но натянувшаяся цепь не позволила ему выпрямиться во весь рост.
Если жители города Опар полагали, что подобные оковы могут удержать их могучего пленника, они жестоко ошибались. Приемыш гориллы однажды справился с кандалами из куда более крепкого металла и не сомневался, что сможет освободиться, как только окончательно придет в себя…
Он помотал головой, чтобы избавиться от звона в ушах — и услышал скрип петель открывающейся двери.
Человек-обезьяна пригнулся, готовый к драке.
Однако в комнату вошли не зверолюди, не жрецы с дубинами и ножами, а стройная девушка в длинной белой одежде, перетянутой в талии поясом из золотых звеньев, с ажурной золотой диадемой на черноволосой голове.
Лэ, верховная жрица Опара, и Тарзан из племени обезьян несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза.
— Ты пришла поблагодарить мня за спасение от быка? — спросил человек-обезьяна на диалекте племен Западного Берега.
На этом своеобразном варианте французского он говорил с Лао и с народом Човамби и Вазири — но сероглазая девушка явно не поняла ни слова. Тарзан попробовал все остальные известные ему человеческие языки — безуспешно.
Лэ с любопытством рассматривала пленника, но не отвечала.
И вдруг из-за полураскрытой двери раздался голос, окликнувший жрицу на языке, знакомом Тарзану с детства — на языке его матери Калы, наречии лесных горилл. Резко обернувшись, девушка велела сунувшемуся за ней зверочеловеку удалиться, и тот сейчас же подчинился.
— Всегда ли мужчины вашего племени убегают при виде быка, оставляя женщину на растерзание зверю? — спросил человек-обезьяна.
Жрица вздрогнула и сделала шаг назад… Уж не ослышалась ли она?
Но нет, черноволосый гигант снова обратился к ней на языке обезьян:
— Я рад, что ты осталась цела. Не бойся меня, подойди!
— Кто ты? — прошептала Лэ, глядя на прикованного к стене пленника, который просил ее не бояться.
— Я — Тарзан. А тебя зовут Лэ, правда?
— Ты знаешь меня? Поэтому ты и спас мне жизнь?
— Я спас тебя потому, что в моем племени не принято бросать женщину в беде…
(Приемыш Калы говорил не «мужчина» и не «женщина», а «самец» и «самка», досадуя, что примитивный язык антропоидов не позволяет ему облекать мысли в подходящие слова).
— А еще я убил быка потому, что обещал твоей сестре Лао, что твоя кровь не прольется на камни Опара.