Возвращение в джунгли (др. перевод), стр. 26

Жизнь троицы, обитавшей в хижине на дереве, становилась все тяжелее.

Клейтон и Роков настолько изорвали одежду во время походов в джунгли, что ходили почти обнаженными. Джейн Портер редко участвовала в вылазках за едой, тем не менее ее платье тоже пришло в жалкое состояние.

Им все труднее становилось утолять голод; те фрукты и орехи, которые удавалось собрать у берега, не могли удовлетворить аппетит трех человек, а углубляться без оружия в чащу они боялись. Иногда в расставленные Клейтоном силки попадался какой-нибудь грызун, и это было для потерпевших кораблекрушение самой роскошной пищей.

Сначала Уильям Клейтон не желал делиться с таким трудом добытой едой с Николаем Роковым. Но когда русский свалился в приступе лихорадки, человечность, впитанная англичанином с молоком матери, заставила его все-таки подносить русскому еду и воду.

Наконец Клейтон смастерил примитивное копье и сказал, что попробует поохотиться на диких свиней, которые в изобилии водятся в прибрежных зарослях.

Джейн Портер прождала жениха весь день и под вечер, не в силах выносить бреда лежащего в лихорадке русского, спустилась на берег, чтобы подождать Уильяма там.

Вскоре Клейтон показался из джунглей: он так ничего и не добыл и шел с пустыми руками. Джейн уже хотела побежать к нему навстречу… Как вдруг в страхе замерла.

Горе-охотник сам превратился в добычу! Из зарослей за спиной Клейтона выполз большой старый лев. Вот уже три дня, как дряхлый царь зверей не мог поймать даже маленькую зверюшку — дряблые мускулы совсем не слушались его. Все обитатели леса теперь оказывались слишком проворны или слишком сильны для него, но наконец-то Нума напал на след самого слабого и беззащитного творения природы — человека. Старый лев тащился по горячим следам, с трудом одолевая метр за метром.

Увидев за спиной Уильяма черную гриву и злые зеленые глаза, Джейн сперва окаменела от ужаса, а потом взвизгнула, указывая на хищника рукой.

Клейтон быстро обернулся и понял всю безнадежность своего положения. Льва отделяли от него всего тридцать шагов, втрое большее расстояние — от древесного шалаша. В руках Уильяма была всего лишь палка, иначе не назовешь его самодельное «копье».

— Бегите, Джейн! — закричал Клейтон. — Бегите в хижину!

Но девушка стояла неподвижно, глядя, как черногривая смерть медленно подползает к ее жениху.

Почему Уильям ничего не делает? Почему он не встретит льва, как настоящий мужчина? Почему не бросится на страшного зверя с палкой, хоть это и бесполезно? Разве так вел бы себя сейчас Тарзан из племени обезьян? Нет, даже если бы перед ним оказалась дюжина львов, он умер бы, геройски сражаясь до конца!

Вот лев подобрался для прыжка… И тогда нервы Джейн не выдержали: схватив лежащий рядом с ней большой сук, она с тонким криком бросилась туда, где Клейтон в оцепенении стоял перед огромным зверем.

Но прежде чем девушка успела пробежать с десяток шагов, старый Нума привстал, качнулся и упал бездыханным, так и не успев полакомиться своей последней добычей. Дряхлость и голод положили конец печальной жизни состарившегося льва.

Джейн Портер, задыхаясь, подбежала к зверю и убедилась, что он мертв.

Девушка выронила палку из рук, у нее подкосились колени. Она упала бы, если бы Клейтон ее не подхватил. Прижав невесту к груди, молодой англичанин горячо поцеловал девушку, сбивчиво уверяя ее, что теперь все в порядке…

Джейн резко высвободилась из его объятий и отвернулась.

Помолчав и немного придя в себя, она заговорила, и ее голос звучал бесконечно устало и в то же время твердо.

— Пожалуйста, никогда больше так не делайте, мистер Клейтон, — попросила она. — Никогда больше меня не целуйте. Я наконец поняла всю глубину ошибки, которую когда-то совершила. Простите за то, что я сейчас причиню вам боль, но больше нет смысла обманывать вас и себя.

— Обманывать? В чем? — Клейтон невольно прикоснулся к карману, в котором лежало недописанное письмо с признанием в том, что Тарзан — истинный лорд Грейсток; Уильям так и не решился отдать записку Джейн.

— Да, обманывать, — девушка подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Я солгала, когда сказала, что люблю вас. Я дурно поступила, согласившись выйти за вас замуж. Но теперь хочу, чтобы вы знали: даже если нам суждено будет спастись и вернуться в цивилизованный мир, я никогда не стану вашей женой.

— Господи, Джейн, о чем вы? — вскричал он. — Что общего между нашим спасением ото льва и переменой в ваших чувствах ко мне?

— Я никогда не любила вас, — продолжала она так, как если бы он ничего не сказал. — В минуту слабости я ответила согласием на ваше предложение, а потом уже не могла отказаться, потому что боялась кровавой стычки между Тарзаном и вами… Я всегда видела в вас преданного друга, Уильям, однако мною прежде всего двигал страх за Тарзана — ведь если бы дело дошло до драки, он наверняка убил бы вас, и тогда остаток дней провел за решеткой.

Клейтон то краснел, то бледнел, слушая тихий голос Джейн Портер.

— Но в эти секунды, проведенные на волосок от смерти, я поняла, что не в силах больше лгать и притворяться. Потому говорю: если Тарзан из племени обезьян простит меня, я с радостью выйду за него замуж. Я хочу стать женой этого удивительного человека, которого люблю больше всех на свете… И которого мне не пришлось бы защищать от нападения дряхлого льва. Вы меня поняли, Уильям?

— Да, — прошептал он, склонив голову, и густая краска стыда залила его лицо.

ХХV. Пробуждение

По всему селению Вазири горели костры, повсюду раздавались песни и радостный смех — люди с севера праздновали избавление от власти жестоких каннибалов.

Два дня продолжалась охота за уцелевшими людоедами, рассыпавшимися по лесу, и теперь народ Вазири был уверен: кровожадные негры никогда больше не появятся в этих местах. Сначала вождь и его подданные мечтали о том, чтобы изловить нескольких врагов и поступить с ними так же, как те поступали с их соплеменниками… Для этого в землю на краю деревни давно был вкопан огромный столб — Вазири распорядился поставить его в тот день, когда людоеды замучили его старшего сына.

Но северяне не имели опыта в ловле людей живьем, а ярость их была так велика, что они всякий раз убивали врага на месте. Воины Вазири спешили отплатить за своих замученных близких, за дочь вождя, пропавшую в поселке Мбонги, за белое лесное божество и его друга, так и не вернувшихся из похода против кровожадных дикарей…

Каково же было ликование всех людей, когда на следующий день после битвы Тарзан из племени обезьян вдруг вышел из джунглей с дочерью вождя на руках — больной и слабой, но все-таки живой! Горящая в лихорадке Накити была закутана в рваную куртку Арно; Джек шел голым по пояс с ружьем в руке, в его патронташе оставался единственный патрон.

Все мужчины, женщины и дети вслед за своим вождем упали в ноги двум белым людям, а подростки, избежавшие ужасной смерти в поселке Мбонги, пытались целовать Тарзану руки.

Спасение Накити окончательно погасило жажду мести; столб, предназначенный для пыток пленных каннибалов, пошел на топливо для праздничного костра. По иронии судьбы единственными людьми, пережившими немало неприятных минут у этого столба, остались двое белых, которых сейчас благодарили и прославляли все обитатели поселка.

Прошло три дня.

Немногие раненые в стычках с людоедами залечили раны; Накити стала поправляться; Арно, отсыпавшийся больше суток, снова был на ногах.

Даже маленький Набу наконец-то вышел из хижины и, хотя скорее походил на тонкую бледную тень, чем на семилетнего мальчика, таскался по пятам то за Тарзаном, то за Джеком, как преданный щенок.

На четвертый день Вазири устроил грандиозный праздник.

Теперь его воины могли не боясь охотиться в джунглях, а женщины — собирать там плоды, и на торжестве было вдоволь мяса, фруктов, орехов и запеченных на углях клубней ямса и маниока.