Тарзан — приемыш обезьян (нов. перевод), стр. 26
Львица, отскочившая было при этом ужасном звуке, снова попыталась пролезть сквозь решетку.
Но Джейн уже была готова к самозащите, и как только лапа и голова просунулись в отверстие между ветвями, прицелилась прямо в морду львицы и нажала на спуск.
Сверкнуло пламя, грохот выстрела силился с ревом боли и ярости огромной кошки.
Нет, Сабор не была убита! Пуля только нанесла ей болезненную рану в плечо и донельзя разозлила.
Едва львица отскочила от окна, девушка несколько раз выстрелила ей вслед, нажимая на спусковой крючок до тех пор, пока в револьвере не кончились патроны. Однако все эти выстрелы, сделанные наугад, в темноту, вовсе не задели львицу. А в следующее мгновение хищница всем телом бросилась на решетку и стала протискиваться в окно. Дюйм за дюймом, издавая непрерывный бешеный рев, Сабор продиралась сквозь остатки плетеных ставней. Вот вслед за головой в хижину пролезло одно предплечье, затем другое, потом когтистая лапа коснулась пола…
Джейн глядела на это в полубеспамятстве от страха, выронив из руки бесполезный револьвер и даже не пробуя бежать.
Да и куда ей было бежать?
Все, что она могла делать — это шаг за шагом отступать в дальний конец комнаты, пока наконец не уперлась спиной в стену.
Еще минута невыразимого ужаса — и длинное гибкое тело скользнет в хижину.
XV. Лесной бОГ
Когда Клейтон услышал выстрел, его усталость как рукой сняло.
Конечно, выстрелить мог кто-нибудь из матросов, но что, если это сделала Джейн? Что, если ей угрожает опасность? А какие опасности могут подстерегать человека на этом диком берегу, он недавно испытал на собственной шкуре. Вдруг в этот миг девушка пытается защититься от нападения человека или хищного зверя?
Судя по всему, те же мысли мелькнули и в голове его спутника, потому что тот резко ускорил шаг и теперь скорее бежал, чем шел, через густой подлесок.
Клейтон изо всех сил старался не отставать, но вскоре понял, что это невозможно. Они уже и впрямь бежали — причем все быстрей и быстрей — через такие сплетения трав, колючих кустов и увитых лианами деревьев, что оставалось только дивиться, как обнаженный человек может скользить сквозь этот бурелом, оставаясь невредимым.
Уильям все больше и больше отставал от Тарзана, но продолжал бежать, шатаясь и спотыкаясь — его гнала как тревога за Джейн, так и страх остаться одному в ночных джунглях. Но в конце концов даже все это вместе взятое стало слабее усталости.
Уже не раз и не два молодой человек падал, и наконец, упав, оказался не в состоянии подняться. Тарзан вернулся, с нетерпеливым возгласом дернул его за руку, но Клейтон только прохрипел:
— Нет… Оставьте меня… Идите!
Он был уверен, что дикарь и впрямь покинет его, и мысль о том, какой легкой добычей он станет для любого проголодавшегося хищника, заставила его содрогнуться. Но встать юноша все равно не смог.
И тогда Тарзан сделал самую невероятную вещь, которой никак не ожидал от него Уильям Клейтон.
Он наклонился, легко взвалил юношу себе на спину — и не успел Клейтон вскрикнуть, как человек-обезьяна вместе с ним оказался на верхушке огромного дерева и понесся вперед с быстротой ветра, прыгая с ветки на ветку.
То, что ему пришлось пережить во время этого воздушного путешествия, молодой англичанин не забудет до конца своих дней.
Он судорожно обхватил мускулистую шею Тарзана, а лесной человек мчался среди гнущихся и раскачивающихся веток, то и дело преодолевая одним прыжком бездонные черные пропасти между деревьями и используя лианы для самых немыслимых скачков. Приключение со львом показалось Клейтону ничтожным переживанием по сравнению с тем, что ему приходилось испытывать теперь!
Кажется, он кричал, и встречный ветер вколачивал его крик обратно в горло, а сумасшедшее существо, неся его на спине, с легкостью перебрасывалось по головокружительной дуге с одной ветки на другую и балансировало, как канатный плясун, над черным морем дремучих зарослей.
Тарзан двигался к берегу по прямой так же верно, как сам Клейтон мог бы следовать по лондонской улице в яркий полдень. Эта прямая дорога порой пролегала на высоте сотни футов над землей, и тогда освещенная луной листва деревьев блестела далеко внизу; потом приемыш обезьяны с разгону влетал в зыбкое переплетение ветвей со своей странной ношей на спине и окунался во тьму ночных дебрей.
Вскоре Тарзан убедился, что юноша, которого он несет, цепляется за его шею и плечи с такой же силой, с какой детеныши горилл хватаются за материнскую шерсть — и вовсе перестал придерживать Клейтона. Теперь он пустил в ход обе руки, увеличив и без того головокружительную скорость своего полубега-полуполета по деревьям.
Это были самые страшные и самые захватывающие мгновения в жизни Уильяма, лорда Грейстока. И чуть ли не каждую секунду он был уверен, что именно этот миг — самый последний в его жизни.
Один раз лиана, за которую ухватился Тарзан, не выдержала двойного веса, и они рухнули вниз сквозь толщу ветвей, под которыми не видна была далекая земля. У Клейтона вырвался дикий вопль, но мгновенье спустя Тарзан небрежно схватился за подвернувшуюся ветку. Этот рывок едва не сорвал Уильяма с мокрой от пота спины, на которой он висел. Лишь неимоверным напряжением мышц ему удалось удержаться — но не успел он перевести дыхание и немного расслабиться, как они уже снова мчались над джунглями, и кровь из расцарапанного лба заливала англичанину глаза.
Расслабляться было нельзя!
Но, боже правый, сколько еще он сможет продержаться? Будет ли конец этой безумной гонке? Несколько раз, когда они взлетали над верхушками деревьев, Клейтону казалось, что впереди поблескивает залитый лунным светом океан… Если это действительно так, и если они мчатся именно туда, может, он и доживет до тех пор, пока кончатся заросли… А может, и нет!
Клейтона снова завопил: его сумасшедший спаситель прыгнул, как казалось, в пустоту, где совершенно не за что было ухватиться!
Но рука Тарзана безошибочно нашла ветку, которая послужила ему опорой не больше четверти секунды. Потом дерево снова провалилось вниз, и Уильям еле удержался на спине дикаря.
Да, человек-обезьяна явно держал путь к берегу, откуда несколько минут назад донеслись звуки выстрелов… Но теперь Клейтон был совершенно уверен, что ему не увидеть конца этого воздушного путешествия.
Онемевшие от напряжения руки совсем отказывались ему служить, а дикарь продолжал нестись по деревьям с той же бешеной скоростью. Уильям закричал, умоляя спуститься вниз, но так как юноша вопил почти непрерывно с тех пор, как они пустились в путь по деревьям, Тарзан не обратил внимания на новый крик своего беспокойного спутника.
Тревога за девушку, оставшуюся в хижине на берегу, гнала его вперед. Он безошибочно связал звук револьверных выстрелов с опасностью, угрожавшей этому прелестному созданию, и спешил, как только мог, почти позабыв про ношу у себя на спине.
И вдруг он почувствовал, как руки, обвивавшие его шею, разжались и соскользнули. Это случилось так внезапно, что он не успел подхватить падающего человека, и Клейтон, ломая ветки и тщетно пытаясь за что-нибудь ухватиться, полетел вниз с девяностофутовой высоты.
Это случилось во время очередного прыжка Тарзана, поэтому человеку-обезьяне понадобилось время, чтобы оттолкнуться от раскачивающейся ветки и метнуться обратно, на помощь погибающему соплеменнику.
Клейтон падал, как в дурном сне, когда изо всех сил пытаешься проснуться — и не можешь! Он почти не ощущал, как ветки царапают и рвут его кожу — ужас был страшнее боли. Он пролетел футов тридцать, захлебываясь криком, цепляясь за тонкие ветки, которые тут же ломались, лишь ненадолго задерживая его падение… И все-таки сумел ухватиться за сук, который затрещал и прогнулся, но выдержал. Однако Уильям понимал, что не сможет ни подтянуться, ни тем более добраться до ствола по раскачивающейся, зловеще потрескивающей ветке. Его болтающиеся в воздухе ноги не находили опоры, и все, что он мог — это цепляться за ветку с отчаянной силой утопающего и молить бога, чтобы тот послал ему помощь.