Аркан, стр. 7
Мастер яростно заскоблил грудь под засаленным камзолом. Поймав укоризненный взгляд собеседника, он раздраженно буркнул:
— Чего ты хочешь, Рыц? Последний раз я мылся две недели назад в каком-то лесном озере. Вода была такой холодной, что у меня до сих пор гусиная кожа на… Гхм… Это не имеет значения. Не кажется ли тебе самому, что все как-то… удачно и быстро сложилось: один ярл, как ты выразился, укокошил другого, благородные мстители укокошили самого ярла, прихлопнули заодно еще пару сотен — кто под руку попался. И ни следов тебе, ни свидетелей, ни выживших. Гнездо родовое сжигают дотла. В тот же год родственники мрут в Суи-Суи, как мухи. «Проклят будет разлучитель, и в огне сгорит мучитель», — процитировал маг, — это ничего тебе не напоминает?
— Пророчество Триады, — пораженно пробормотал Рыц. — Но при всем моем уважении, херре, кто в Чарах мог бы бросить проклятие? Близнецы в лучшем случае дожили до своего семилетия, никогда не обучались и…
— А вот тут ты ошибаешься, Рыц! — Глаза Мастера сверкнули, отразив огонек чадящего на столе светильника. — Самые страшные проклятия прошлого созданы магами, не умевшими контролировать ту энергию, которая была в их распоряжении. Зачастую сильные чувства становятся проводником бесконтрольной разрушительной силы. Ненависть, боль, отчаяние, страх. На долю волчат этого добра выпало достаточно. Тролль тебя побери, Рыц! Чара и его люди уничтожили все, что соплякам было дорого, у них на глазах. Эмоции, с которыми те не сумели справиться, могли стать спусковым крючком, освободившим энергию, как арбалетный болт. Особенно если близнецы действовали вместе, через общий эгрегор.
— Вы думаете, семилетние сироты наслали на Суи-Суи Желтую Хворь? — Голос Рыца был полон неприкрытого скепсиса.
— Конечно, нет, — усмехнулся Мастер. — Проклятие всегда лично и конкретно, всегда привязано к определенной персоне или ее ближайшему окружению. Глубокое проклятие часто завязано на крови и поражает на несколько колен родового древа. Эффект его может длиться десятилетиями, даже сотнями лет. Чары могут убить мгновенно, а могут постепенно высасывать жизненные силы, так что человек слабеет, становится более уязвим для болезней…
— Или несчастных случаев, — вставил Рыц, видимо, вспомнив Хлада.
— Именно.
— Значит, Чары действительно прокляты?
— Это легко проверить. Я направлюсь туда завтра на рассвете. Если на развалинах лежит проклятие, уверен, что смогу проследить его источник. Источник наведет меня на творца. Ты едешь со мной. Попробуешь разговорить людей старого Хлада. Возможно, через несколько дней мы узнаем, когда и как проклятые близнецы покинули Чары. А главное — куда они подевались. Выпьем за удачу, Рыц!
Мастер бодро ухватил полупустую кружку и стукнул ею о край Рыцевой.
«Банг!» Неопознанное тело камнем грохнулось на стол между волшебником и его вассалом, опрокидывая все на своем пути. Оболочка заклятия прорвалась, и внутрь хлынули вопли, треск мебели и костей вкупе с прочими звуками пьяной драки, завязавшейся за соседним столом. Побоище быстро охватывало таверну, но мастеров столик с укоренившейся за ним солидной фигурой Рыца пока оставался островком спокойствия в центре тайфуна. Спихнув бесчувственного гостя на усыпанный черепками пол, воин махнул перчаткой в сторону выхода:
— Не желает ли Сирин продолжить беседу в более спокойном месте? Здесь становится слишком… людно.
— Пожалуй-пожалуй, — Мастер уже вставал из-за стола, отряхивая с колен невидимые крошки. — Мне полезен свежий воздух перед сном.
Под защитой стальных плеч и бицепсов Рыца маг прошествовал к двери, брезгливо перешагивая через утомленных сражением и элем бойцов и пивные лужи. Несколькими минутами позже на ночных улицах Абсалона можно было видеть две любопытные фигуры. Не слишком твердо державшийся на ногах жердяй и здоровенный детина, под плащом которого топорщился меч чуть не с жердяя длиной, шагали, переговариваясь, в направлении городских ворот.
Глава 3
Что говорит Аркан
Домик в центре поляны был такой маленький и аккуратный, что казался игрушечным. Дерновая крыша поросла травой. Стены, выкрашенные в черный цвет, ушли глубоко в землю, так что даже невысокому Найду пришлось бы наклониться, чтобы заглянуть в темные окошки. Если бы, конечно, он наконец собрался с духом и подошел бы поближе.
Парень разглядывал жилище Болотной Бабки через просветы в зарослях ежевики, потерявших значительную часть своего лиственного убора. Шипы, к сожалению, никуда не делись, так что Найд должен был следить за тем, куда он передвигает затекшие от долгого сидения в одной позе коленки. Вид на поляну в обрамлении колючек заставил его сильно сомневаться в том, что хоть кто-то из деревенских мальчишек совершил тот подвиг, которым они так бахвалились: дотронулся до стены домика Болотной Ведьмы.
Постройка перед его глазами совсем не выглядела опасной. Домик был старый, но носил следы тщательной заботы и подновления. У входа цвели мохнатые астры, вьюнок взбирался по южной стене, окрашивая ее в осенний багрец. Где-то на задах мелодично блеяла коза. От укромной поляны веяло древностью и покоем. Даже ветер не решался тревожить кроны высоких елей, образовавших зеленый шатер высоко над травяной крышей. Проходя через него, солнечный свет принимал изумрудный оттенок, и, наверное, от этого домик казался таинственным, будто вышедшим из вековой легенды.
Но вот страшным… страшным он отнюдь не был. Ни черепов на крыше, ни высоких свай, похожих на куриные лапы, ни маслянистой болотной воды под высоким полом. Реальность так отличалась от ходивших по Горлице историй, что Найд поначалу решил, что ошибся адресом. Но хижина была единственным обитаемым жильем на болотах, и вела к ней та самая тропа, которой он всегда избегал. Сейчас, следя за плотно закрытой дверью с бронзовым кольцом, парень осознал, что единственный из горлицких мальчишек прошел эту тропу до конца.
Найду вспомнилась проверка, которую местная детвора устроила вскоре после его появления в Горлице.
— Докажи, что не ссышь! — Он снова почувствовал боль от тычка, направленного ему в грудь. Снова увидел щербину между зубами ухмыляющегося парнишки, имя которого он тогда еще не успел запомнить. — Докажи, что ты наш, горлицкий! — Еще один тычок.
— Всего-то и надо — дойти до хижины Болотной Бабки, дотронуться до стены и принести что-нибудь с собой, как залог. Ну щепку там или кость.
— Кость? — Собственный голос показался Найду чужим. За долгие месяцы безмолвия он отвык от его звука.
— Что, уже в штаны наложил? — Смеющиеся лица вокруг. Недобрые лица. Толчок в плечо. — Да, Болотная Бабка — это ведьма, она таких сладких сироток, как ты, на завтрак кушает!
— Ага, а косточки в окошко выплевывает!
— Так что, пойдешь?
— Мы тебе дорогу покажем. Ребята там все побывали: и Дирк, и Пайки, даже вот Мерримон-младший.
Мальчишка с головой, похожей на растрепанный одуванчик, гордо кивнул и выпятил тощий живот.
— Я не пойду, — Найд едва расслышал собственные слова.
— Чего?
— Чего он сказал?
— Я не пойду, — он надеялся, что голос теперь звучал тверже. На загорелых и чумазых лицах вокруг отразилось удивление, разочарование, презрение.
— Говорил же я, слабак приссыт!
— Да у него уже полные штаны!
— Что, кишка тонка? Ведьмы испужался?
— Я не испугался, — Найд чувствовал спиной шершавые штакетины чьего-то забора. Мальчишки обступили его кричащей, нетерпеливой, жаждущей ответа стеной. Не спрятаться, не убежать. Как раньше.
— Тогда чего ты ссышь?
— Я не… Я не пойду на болото, потому что я… потому что она… Она… — Найд пытался объяснить что-то, чего не умел выразить словами. Чувство настолько чистое и сильное, что, казалось, его грудь и голова вот-вот взорвутся изнутри.
Наверное, сегодня он смог бы описать это чувство как ненависть. Ненависть к магам и убежденность в том, что между ним и чародеями не может быть ничего общего. Никогда. Теперь, восемь лет спустя, убежденность начала колебаться. Ненависть осталась прежней. И поэтому Найд сидел в ежевичных кустах, стараясь не обращать внимания на мерзнущие в протекших сапогах ноги и крики из прошлого, звеневшие у него в ушах: