Корабль мертвых, стр. 43
– Станислав! – заорал я в полный голос, хотя он сидел, ухватившись за леер, совсем рядом. – Волна возвращается. Нас сейчас сметет.
При слабом свете звезд мы увидели, как к небу поднимается невообразимо лохматое пенное чудовище. Оно кипело, выбрасывало лапы и мчалось прямо на «Императрицу». Мы изо всех сил вцепились в леера и почувствовали, как судно приподняло. Вторая волна, столь же огромная, перевалилась через нас. «Императрица» дрожала, как раненая.
Ее развернуло и бросило на правый борт. Всю среднюю часть разбило, по волнам скакали бесформенные обломки в сумасшедшей нелепой пляске.
– Станисла-а-ав!
Я не слышал собственного голоса.
Третья волна низверглась с небес. Она оглушила и ослепила меня. «Императрица» мгновенно умерла. Я думаю, она умерла от страха. Третья волна ударила уже по трупу и легко подняла его, будто пустую раковину. Волна ревела и крутилась, как невыразимый Мальштрем, но она обращалась с «Императрицей» нежно. Она не доломала корпус о мель, а просто приподняла «Императрицу» и медленно закружила, желая, видимо, уложить на дно как можно удобнее.
– Прыгай за борт!
Я не успел прыгнуть.
Я понимал, что надо прыгать, иначе я не выберусь из водоворота, но не успел. Очередная волна оторвала меня от леера, от поручней так легко, будто у меня не было никаких сил и мгновенно отнесла от погружающейся «Императрицы». Теперь я видел только ее корму, ничего больше.
И услышал крик Станислава. Он звал меня.
48
– За что ты держишься?
– Сам не знаю. Наверное, обломок рубки. Цепляйся, он выдержит нас обоих.
– Точно выдержит, – признал Станислав. – Хорошо, что не все делают из железа. Скоро деревянных частей на кораблях вообще не останется. В старых книгах, Пипип, моряки часто спасались, держась за мачту. Сейчас таких ослов нет, никто не станет держаться за мачту, потому что она из железа и мгновенно пойдет на дно. Если кто-то сегодня напишет в книжке, что моряки спаслись, держась за мачту, не читай этого осла. Он просто мошенник.
– Какого черта ты так красиво разговорился?
– Да потому, что ты тоже осел, – ответил Станислав. – Разве уместнее насвистывать траурный марш? Лучше я расскажу тебе, как ненадежны эти мачты, а то однажды ты по своей ослиной дурости решишь, что на мачте можно спастись…
– Замолчи. Ты же видишь, что мы опять отделались только испугом.
– Не думаю, Пипип. Так только кажется.
– Кажется? – переспросил я. – Что за вздор. Это раньше нам могло казаться. А сейчас начинается настоящее. Это раньше мы страдали из-за пустых бумаг, из-за чашки жидкого кофе или крысьей вахты. А сейчас мы боремся за то, чтобы дышать и жить. Чувствуешь разницу? Об этом надо сейчас думать.
– Что ж, думай, – ответил Станислав. – Я устал.
– Брось, Лавски. Я тебе говорю, не надо сдаваться. Рыбы тоже хотят жрать, но почему за наш счет? Не хочу, чтобы они меня ели.
Но, конечно, Станислав был прав.
Мы устали. Станислав был бесконечно прав.
Мало удовольствия отбиваться от жадных рыб или грести по чудовищным волнам, то пропадая среди них, то возносясь над кипящим морем. На обломке, в который мы вцепились, удары волн чувствовались не так, как на судне, но нас все время встряхивало. Ни на секунду нельзя было забыть о том, где мы находимся.
– Надо что-то делать, – крикнул я. – У меня руки совсем одеревенели, я их не чувствую…
– Надо привязаться, – крикнул Станислав. – Я дам тебе свою веревку, а ты давай мне свою бечеву. Я устал, но я могу еще держаться… Видишь, бечева длинная… Я сложу ее втрое…
Он рассуждал правильно. И даже помог мне привязаться, потому что руки почти не слушались меня. Потом привязался сам. И так на прыгающих волнах мы провели всю ночь, пытаясь понять, почему звезды не гаснут. К утру шторм несколько утихомирился, но волны стали еще выше.
– Как ты думаешь, где земля?
– Не знаю, – ответил я. – У тебя есть компас.
– Точно. Но лучше бы у нас оказался парус.
– Что бы мы делали на таком обломке?
– Поймали бы бриз и пошли к берегу.
– Нет, пойти мы можем только ко дну… После полудня небо опять затянуло облаками. Неизмеримая ширина моря становилась все меньше, будто пространство вокруг стягивали какой-то волшебной бечевой. Казалось, мы раскачиваемся в озере. Вон и берег, казалось нам. Нас вынесло к реке. Мы отчетливо видели высокие берега. «Видишь, как они близко, – обменивались мы лихорадочными выкриками. – Надо плыть к ним. Надо отвязаться от нашего деревянного обломка и плыть к берегу. Он совсем близко». – Но одеревеневшие руки не слушались, мы не могли развязать мокрые узлы. Мы настолько устали, что сознание покидало нас.
Наконец, мы уснули прямо в воде.
А когда я очнулся, все изменилось.
Я увидел с радостью, что низкий туман еще стоял над морем, но сквозь него явственно просвечивали звезды. А когда туман чуть редел, мы видели огни близких жилищ. Они были огромные. Небоскребы тянулись к звездам, я даже не мог определить их высоту, такие они были огромные. В некоторых окнах колебались тени, там люди ужинали, смеялись, обменивались историями. Никто не знал, что совсем недалеко от них несет по течению двух мертвецов. Эти небоскребы росли и росли. Чудовищный город счастливых людей, имеющих документы. Тысячи светящихся окон, за которыми никто не догадывался о нас, мертвецах. Звезды на небе и огни в окнах небоскребов, все мешалось в веселом празднике и нежно размазывалось туманом. Черт побери, почему бы нас не размазать по воде? Сколько можно мучиться? Великая, вечная мечта мертвецов: умереть окончательно, опуститься в омут, не видеть ничего, ничего не слышать…
– Смотри, смотри, Станислав! Какой огромный порт. Как в Нью-Йорке. Но это же не может быть Нью-Йорк?
– Не знаю, Пипип… – Станислав попробовал протереть глаза. – Это не Нью-Йорк, точно… Это даже не небоскребы… Это просто звезды, Пипип… Тебе снится порт, ничего такого тут совсем нет, мы в открытом море… Разве не чувствуешь этого по волнам?
Он не убедил меня.
Но отвязаться я не мог.
Если бы я отвязался, то поплыл бы к огням и добрался до счастливого берега.
Но я не смог отвязаться, сил на это не хватило. Я снова уснул и очнулся уже днем. Станислав смотрел на меня и давился так, будто хотел проглотить язык. Он смотрел на меня с ненавистью.
– Ты всегда врал Пипип… Ты всегда говорил, что вода на «Йорике» тухлая… А это была чистая чудесная вода… Лучше чем из святого источника…
– Я врал, врал… – попытался я успокоить его. – Вода на «Йорике» была чистая, ледяная… Аж скулы ломило, такая вкусная… И кофе было отличным… Совсем не жидким, правда?… Помнишь, какой вкусный кофе я приносил с камбуза?…
Станислав закрыл глаза.
– Уже без двадцати минут пять, Пипип… Почему ты не несешь кофе?… Давай неси его, а потом вывали золу за борт… Но сперва кофе… И завтрак… Вареная картошка, да? Копченая селедка… Не так уж и плохо… А кофе неси побольше, не жалей… И прихвати воды…
– Я бы принес, – прошептал я, – но у меня уже нет сил, Станислав… И я не смогу сегодня вывалить золу за борт… Тебе одному придется таскать кадушку…
Станислав что-то закричал.
Я не понял, что он кричит, потому что отворились сразу три топки и бешеным жаром меня опалило с ног до головы. Я побежал к вентиляционной шахте, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха, но кочегар заорал: «Какого черта, Пипип! Захлопывай дверцы, давление в котлах падает!» Я вылил на раскаленный шлак воду, и кочегарку затянуло горячим паром. Я задыхался, я даже с ладони пробовал воду, которой мы гасили шипящий шлак. Она была невкусная и соленая, от нее саднило нёбо. Хорошо, что я снова уснул. Но тут снова распахнулись дверцы топок, меня опалило жаром. Я с трудом раскрыл глаза и увидел море в пенных гребнях. Везде волны. Только волны. И услышал крик Станислава:
– Смотри, это «Йорика»! Мы правда в порту, Пипип! Нас правда занесло в порт! Видишь, стоит голландец… На нем мы перехватим сигарет… Нет, лучше попросим ледяной воды! – Станислав рассмеялся и кулаком указал куда-то в пространство.