Корабль мертвых, стр. 21

Но когда-то люди бывали в каморке ужасов. Правда, на «Йорике» этих людей давно не было. Их выкинули на берег сразу, как только стало известно об их проступке. Сохранились лишь устные рассказы. Такие рассказы сохраняются, даже если увольняют весь экипаж. Люди оставляют корабль, а истории остаются. Они пропитывают железо, дерево, койки, трюмы, бункеры для угля, котельные помещения, и в глухие ночные часы корабль пересказывает новому экипажу все свои истории слово за словом, и гораздо точнее, чем если бы эти истории были записаны специалистами.

По одной из таких историй два смельчака, открыв замок, нашли в тесной каморке ужасов множество человеческих скелетов. Страх не позволил им пересчитать черепа. Их было очень много, а некоторые уже распались. Скорее всего, скелеты и черепа принадлежали членам предыдущих экипажей «Йорики». Этих людей съели крысы. Бедняги стали жертвами компании, которая таким образом экономила деньги. Если какой-то моряк начинал требовать срочный расчет и выплату сверхурочных, его быстренько хватали и заталкивали в каморку ужасов. Да и какой выход оставался у шкипера? В гавани человека просто так в каморку ужасов не запихнешь, это могут заметить портовые власти. Властям абсолютно все равно, что делает шкипер с подчиненными ему моряками в открытом море, но на берегу наказанный моряк мог сбежать и явиться в полицию или к консулу, а это грозило всякими неприятностями. Вот шкипер и догадался прятать концы в тайном помещении. Когда «Йорика» выходила в море, шкипер с облегчением спускался в каморку ужасов, чтобы выпустить несчастного на свободу. Но, как, правило, опаздывал. Крысы вовсю трудились, они не желали возвращать свою еду шкиперу. Конечно, он пытался разогнать мерзких тварей, но что сделаешь один? Звать на помощь он не решался. Тогда всем стало бы ясно, куда это подевался моряк, требовавший расчета.

После «Йорики» истории о рабах и о кораблях, перевозящих невольников, меня уже никак не впечатляют. Никаким рабам не приходилось так тяжело, как нам. Никогда рабы не были такими голодными, такими усталыми, как мы. Рабы были товаром, а товар нужно продать по подходящей цене, поэтому о рабах как-то заботились. За истощенных, никому не нужных невольников не выручишь хороших денег. Надо оправдать риск дальних перевозок. А вот палубные работники – это просто твари, которых никто и страховать не хочет. Они свободные люди, но желание заработать гонит их на любой, даже самый подозрительный корабль. А там их будут гонять до смертного истощения. А если ты умрешь, тебя выбросят за борт. А если понадобится, ты отстоишь две вахты подряд, а потом и третью. Все подряд. И при этом ты будешь есть только то, что тебе дают, и пить только ту воду, которая уже протухла. Потому что шкипер хочет сэкономить на тебе, у него есть семья и уж она-то никак не должна голодать. Ну да, моряки редко бывают сытыми, но так распорядилась жизнь. Морские истории много говорят о кораблях и матросах. Но если внимательно присмотреться, сразу увидишь, что все эти романтичные истории посвящены кораблям, вывозящим богатых туристов на прогулку. Моряки там что-то вроде оперных певцов, которые делают маникюр и обожают тоску по оставленным где-то девушкам.

С моряками, валявшимися на соседних койках, я успел обменяться едва ли тремя-четырьмя словами. Узнав, что мне не полагается ни матраса, ни одеяла, ни подушки, я тоже потерял интерес к соседям. Где-то над нами слышался грохот и лязг цепей, вытягивающих якорь из воды, шум машин, суета, брань, беготня – все, что обычно и происходит при выводе корабля в море. Эта суматоха всегда меня раздражает. Я чувствую себя хорошо только в открытом море. Неважно – идет корабль в порт или уходит из него. Корабль в порту это не корабль, а сундук с товарами. Его или нагружают или разгружают. В порту нет моряков, есть только поденщики. Там мучаешься, как на обыкновенной фабрике. Делаешь грязную работу. В любой момент тебя могут окликнуть: «Эй, лодырь, займись-ка вон тем делом!» – и ты не можешь отказаться. Так что, бросившись на койку, я вовсе не торопился подниматься на палубу. Это на фабриках можно развешивать плакаты: «Domore» («Работай больше»),потому что там есть шанс получить сверхурочные. А на корабле – нет. Сколько шкипер даст, столько и получишь. А он никогда много не даст, он не любит платить. Вот я и стараюсь не попадать в ловушку, то есть попадать шкиперу на глаза. Потому, наверное, я пока и не стал генеральным директором PacificRailwayandSteamshipC° Inc. В воскресных выпусках или в журнальчиках часто пишут, что, благодаря усердию, желаниям и амбициям, каждый самый простой моряк может дойти до места генерального директора Компании Тихоокеанских железных дорог и пароходов Союза Американских Соединенных штатов, но почему-то в Америке не так уж много миллионеров. К тому же, если я буду битые тридцать лет непрестанно трудиться и, утомленный, спрошу наконец: «Ну как там с местом генерального директора?» – мне явно ответят: «К сожалению, оно пока занято. Но вы работайте, шансы на успех у вас большие. Главное – проявить настоящее усердие. Мы вас не забудем!» Прежде говорили о солдатах, которые якобы носят в ранцах маршальские жезлы, сейчас говорят о том, что любой палубный работник, усердно работая, может стать генеральным директором огромной пароходной компании. Но ко мне это не относится. Я с детства чистил сапоги чужим людям, всякими способами зарабатывал на жизнь, был упорен и трудолюбив, но место генерального директора нисколько не стало ближе.

Когда стоишь на ночной вахте и все спокойно, тебя одолевают всякие чудные мысли. Например, отчетливо видишь, что произойдет, если все наполеоновские солдаты одновременно вынут из ранцев свои маршальские жезлы. Кто тогда станет таскать тяжелые мортиры, маршировать, бросаться на бастионы? Прекрасно быть генеральным директором, но если все станут генеральными директорами, то кто будет поддерживать давление в котлах? Если не останется обыкновенных работников, котлы прогорят, а мировые битвы будут проиграны, и отпадет сама собой нужда и в маршалах, и в генеральных директорах. Вера наполняет карманы нищих, убогих превращает в богов, но…

Когда возня наверху стихла, я вылез на палубу. Тут же рядом оказался второй инженер. Он сказал на своем смешном английском:

– Скипер хочет говорить с вас, да, да. Давайте ходить за мной.

Шкипер оказался еще молодым человеком. Он был упитан, розов, хорошо выбрит. У него были голубые водянистые глаза, а каштановые волосы кое-где слегка бронзовели. Он был превосходно одет, галстук подобран с хорошим вкусом. Пожалуй, такой шкипер мог бы украсить собой большой пассажирский лайнер. По крайней мере, выглядел он так, будто легко может провести корабль от одного порта к другому, не попав при этом на другую сторону земного шара. И говорил он на английском, который преподают в хороших училищах в англоговорящих странах. Он заботливо подбирал каждое слово, иногда задумываясь, что придавало ему вид мыслителя. Контраст между ним и вторым инженером был столь велик, что настроение мое упало еще больше.

– Итак, вы наш новый угольщик? – поздравил он меня.

– Я? Угольщик? Подносчик угля? – возмутился я. – No, Sir, я кочегар.

– Я ничего не говорить о кочегар, – вмешался второй инженер. – Я говорить, что нам нужен человек к топкам. Так я говорил или нет?

– Ну да. Так вы и говорили, и я согласился. Но никто мне не говорил, что я буду подносить уголь.

Шкипер усмехнулся и с некоторым одобрением посмотрел на второго инженера:

– Ваше дело, мистер Дилс, внятно объяснить работнику его обязанности.

Но я не хотел слышать никаких объяснений.

– Я сейчас же сойду на берег! Я вовсе не думал подписывать договор на работу подносчика угля. Я протестую! Вам придется дать отчет о своих действиях перед управлением порта. Меня завлекли на борт обманом.

– Как так обманом? – теперь возмутился второй инженер. – Я есть говорить правду, и все сказать.