Прыжок через пропасть, стр. 68

— Я взял кошелек, как доказательство… — попытался оправдаться Сигурд.

— И я, Ваше Величество, — внезапно подъехал сзади новый всадник, — эделинг Аббио, требую для герцога Трафальбрасса того же наказания, хотя, если судить по справедливости, он достоин виселицы. Этот человек подослал ко мне своих людей, одетых под франкских солдат, с тем, чтобы убийцы повесили меня. А мои раненые телохранители должны были свидетельствовать, что на меня напали франки. В случае удачи предприятия, это вызвало бы новую войну между франками и саксами, чего и добивался герцог.

— Это ложь… Это невозможно доказать… — герцог уже возмущенно кричал.

— Это доказано Божьим судом, — сурово и без тени сомнения сказал Оливье.

— Есть и другие свидетельства, — продолжил рассказ Аббио. — После происшествия мои люди повесили убийц Сигурда в наказание за преступления. Но один из них, получивший удар камнем по голове из пращи славянского воина, что спас меня, остался в живых.

— Этот человек упал с лошади и ударился головой о дорогу! — Сигурд не говорил, а уже рычал.

— Два часа назад мои люди выкрали этого дана и передали палачу эделинга Видукинда, который проводил допрос. Я прошу вызвать сюда мессира Видукинда. Он передаст вам новые доказательства.

Кнесслер, он же Видукинд, уже подъезжал у королевской ложе.

— Кнесслер? — спросил король.

— Я — эделинг Видукинд, по материнской линии, как вы заметили верно, Ваше Величество, эделинг Кнесслер, — сказал тот, — присутствовал при допросе человека, переданного моему палачу людьми эделинга Аббио. Пленный дан сознался, что по приказанию герцога Трафальбрасса участвовал в попытке повешения эделинга Аббио.

— Я подданный датской короны! Я член королевской семьи Дании! — избрал Сигурд совсем другую тактику, и голос его звучал громко и гордо. — Вы хотите унизить Данию? Попробуйте! Но это не сойдет с рук никому.

Его не слушали. Король обменялся несколькими словам ми с окружающими. И опять слово взял Оливье.

— Конунг Трафальбрасс, — громко объявил граф Оливье, умышленно не называя Сигурда герцогом, — как маршал турнира и к тому же королевский судья, я приговариваю вас к суточному пребыванию на бревне «рекомендации». Вы будете прикованы к бревну, чтобы не смогли сбежать. И возле вас будет выставлена стража. При этом я признаю, что наказание слишком мягко для преступлений, вами совершенных. И потому от себя лично добавлю, что прошу судьбу дать мне возможность встретиться с вами на поле боя, где я вас просто убью, как врага, поскольку человек я слишком брезгливый, чтобы вызывать вас на поединок.

Сигурд осмотрелся. Его уже окружили стражники с выставленными алебардами. И не было возможности прорваться сквозь их плотный строй.

— Трюгвассен! — крикнул герцог, ища соломинку, за которую хватается всякий утопающий. — И ты равнодушно смотришь, как унижают члена королевской фамилии Дании?…

Райнульд промолчал.

Сигурда ссадили с коня и силой, упирающегося, но не имеющего возможности оказать сопротивление подавляющему числом противнику, увели или почти унесли прямо к бревну, расположенному возле ресе. Герцог и там пытался вырваться, но стражников было слишком много, и никто из них не отличался слабыми руками. На бревне было плотно закреплено ослиное седло с короткими стременами. Именно на этом седле скованному цепями герцогу предстояло провести сутки.

Берфруа в восторге ревели. Завершение турнира превзошло все ожидания толпы. Унижение вчерашнего любимца радовало чернь гораздо больше его победы.

Оливье между тем снова поднял руку, требуя тишины. Герольд взмахнул жезлом, и затрубили рожки. Берфруа постепенно смолкли, желая выслушать королевскую волю.

— Князь Годослав, я, назначенный его величеством королем Карлом Каролингом маршалом турнира и облеченный королевской властью на решение вопроса о победителе турнира, объявляю победителем вас. Примите искренние поздравления. Введите приз! — скомандовал граф и взмахнул жезлом.

Два герольда под звуки сигнальных рожков ввели через боковые ворота великолепного снежно-белого коня с черной звездой во лбу. Под торжественные сигналы боевых рожков герольды вручили повод князю Годославу, который сразу же пересел в новое седло.

— Вот и рыцарь на белом коне… — сказал Карл тихо усмехаясь.

Как-то забылось, что только позавчера сам приказал выдать деньги главному герольду на покупку приза для победителя. И этот «приз» королю приснился. Что же тут странного…

На новом коне, сияющий счастливой улыбкой, князь Годослав в сопровождении бегущих рядом герольдов совершил по ристалищу круг почета. Берфруа радостно ревели. Простой народ любит, чтобы герои были красивыми. Князь Годослав именно таким и был. Он берфруа вполне устраивал. Точно так же, и король Карл, подаривший людям такой прекрасный праздник.

Завершив круг почета, Годослав снова остановился против королевской ложи.

— И еще позвольте, князь Годослав, от имени его величества короля Карла пригласить вас в королевскую ставку на торжественный обед. А сейчас вам слово, князь… — Маршал, в соответствии с традицией, поклонился победителю. Годослав поднял руку, требуя у берфруа тишины.

— Ваше Королевское Величество, я безмерно счастлив, что сумел получить такую высокую оценку своему ратному труду. И велика моя благодарность за великолепный приз, врученный мне вашими герольдами. А теперь позвольте и мне сделать несколько маленьких подарков. Только начну я с вашего соседа.

Граф Оливье непонимающе поднялся.

— Нет-нет, граф… У его величества два соседа. Я обращаюсь к представителю королевского дома Трюгвассенов ярлу Райнульду. Мое княжество и вашу страну разделяет только несколько часов морского пути. И не всегда наши взаимоотношения бывают добрыми. Но я хотел бы, чтобы впредь они именно такими и стали. И потому хочу вернуть королевству Норвегии драгоценную потерю… Ставр! — взмахнул рукой Годослав.

В проход между берфруа вошел высокий волхв, неся на руках светловолосого пятилетнего мальчика с сердитым взглядом. Следом, семеня, шел воспитатель.

— Простите, Ваше Величество… — торопливо прошептал Трюгвассен, заспешил по лестнице в ристалище и принял мальчика с рук на руки. — Олаф… А где?…

— Ваш сын болен и еще несколько дней вынужден будет оставаться в постели, — сказал Годослав. — Еще ночью он умирал, а уже утром, благодаря стараниям волхва Став-ра, свободно разговаривает и просится домой. Вы сейчас отправитесь к нему, но попросите у короля охрану. Люди в городе разные, и среди них затесалось немало данов и тех, кто рад им услужить…

В ложе встал со своего места и король.

— Князь, я растроган вашей любовью к сюрпризам. Если ваш подарок мне окажется такой же приятной неожиданностью, я буду в вас просто влюблен.

— Ваше Величество, я могу подарить только то, что имею. И потому прошу принять мой подарок с пониманием того, что дается он от чистого сердца.

Годослав выпрямился в седле и даже на стременах слегка приподнялся.

— Ваше Величество, я, князь бодричей Годослав, прошу вас принять меня и мое княжество в число своих верных союзников и друзей. При этом я отдаю себе отчет, что союз таких разных по силе государств не может быть равноправным. В связи с этим у нас могут возникнуть взаимные вопросы о вассальной зависимости, которые я хотел бы обсудить с вами в более спокойной обстановке.

— Вот уж подарок, так подарок… — воскликнул король и широко улыбнулся.

Не ушедшие с ристалища эделинги переглянулись с откровенной печалью. Новый союз не оставлял им выбора в предстоящих переговорах с Карлом. Они тоже должны были признать себя его вассалами [54].

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Дражко торопил боярские дружины со скорым сбором не напрасно. Пусть и немного времени ушло у самих дружинников на подготовку, но много потребовалось на формирование новых полков, чтобы смешать одних ратников с другими, поставить новых воевод и хотя бы таким образом пресечь возможность любого сговора. С ненадежным войском идти в бой не с руки, а для княжества — опасно. Впрочем, с этими же дружинами, выставляемыми, по традиции боярами, князь-воевода не однажды хаживал в походы, когда походы эти нужны были боярской думе. Тогда на это воинство положиться можно было вполне. И привычку слушаться Дражко вои еще не совсем потеряли. Не должны подвести. Но оберечься все же надо.