Месть из прошлого, стр. 11
Кстати, почему в гостинице? И каким образом, вернее, методом? Тоже отравили? Я не догадалась спросить Мура об этом, а сам он ничего не сказал. Специально или забыл?
Мне совсем не нравилось в сложившейся ситуации то, что буквально за неделю до смерти старушки завещание было переписано на мое имя – и это при наличии огромного числа родственников, алчно желавших получить наследство.
Так зачем дама изменила завещание? Из-за старинного письма, которое спас Алексей и которое Елизавета Ксаверьевна собиралась показать мне? Или чтобы элементарно насолить ждущим ее смерти родственникам?
К несчастью, я имела удовольствие несколько раз видеть наследников моей подопечной. Честно скажу, впечатление они оставили отвратное. Так что можно понять, почему Елизавета Ксаверьевна включила меня в свое завещание. Мы крепко подружились, несмотря на огромную разницу в возрасте. Мне очень нравилась пожилая дама, которая в свои почтенные годы не утратила острой памяти и язвительного нрава, хотя могла с трудом передвигаться только в инвалидном кресле.
Но вот что заставило бабушку Мура оставить в наследство мне дорогущего коня? С ней я близко знакома не была…
Все это выходило за рамки обычного – тут нельзя не согласиться с Муром, и я тревожилась все сильнее.
Опять присев на диван, я закуталась в плед и аккуратно листала желтоватые от старости страницы тонкой книжицы, которую вложила мне в руку Елизавета Ксаверьевна в ту последнюю в ее жизни ночь.
Текст на неизвестном языке украшал витиеватый орнамент из диковинных цветов и растений. На одной из страниц я увидела портрет Марины идентичный тому, который когда-то украшал стену спальни Елизаветы Ксаверьевны и перед которым сейчас задумчиво сидела я.
5. Царь-царевич, настоящий королевич
Прошло несколько дней.
Из унаследованных конюшен, точнее, от совета их директоров, пришло вежливое приглашение приехать и лично познакомиться с Ассуаром Арахистом, а также письменное напоминание их юриста о незамедлительной встрече. Одним словом, тоска смертная: опять придется тратить время на подписание тонны легально-официальных бумаг.
Я засунула письма подальше – еще неизвестно как отнесется к подобной новости Сергей. Лошади не входили в круг его интересов. Честно, вообще в голову не приходило, что делать с полумилионным конем?
Со всеми событиями, новостями и волнениями у меня напрочь вылетело из головы обещание, торжественно данное детям много недель тому назад, посмотреть какие-то там лошадиные соревнования. Очень важные, как объявили мне ребята и о которых я благополучно забыла.
Рано утром мальчишки ворвались ко мне в спальню ни свет ни заря.
– Ты встаешь? – завопили они и с разбега прыгнули на кровать. – Нам через сорок минут выезжать!
– Куда? – сонно пробормотала я из-под одеяла.
– Забыла, – обиженно ахнул мой сын, а племянник грозно и по слогам произнес: – Со-рев-но-ва-ни-я, мадам Забудь-ка.
Признаваться и огорчать детей своей беспамятностью мне не хотелось, и поэтому я мгновенно вылезла из теплой постели и бодро соврала, что все помню и буду готова через полчаса.
Времени на завтрак не оставалось, и я быстренько откусила пару раз от гигантского бутерброда, который в меланхолической задумчивости поедал Сергей, сидя в окружении нетерпеливых мальчишек. Отхлебнув из его чашки переслащенной крепчайшей бурды, именуемой чаем, я поставила брата в известность, куда мы едем и упомянула о полученной в наследство конюшне.
Сергей поперхнулся и отставил тарелку с едой.
– Я давал тебе обещание содержать двух лошадей, а не табун, – вкрадчиво напомнил он.
Дети же встретили новость с криками громкой радости. Как и Лера, с которой они моментально поделились информацией, как только добрались до конюшен.
– Вы получили в наследство Ассуара Арахиста? – с придыханием спросила она меня, забыв поздороваться.
Я подтвердила.
– Самого Ассуара Арахиста? – не успокаивалась Лера.
Кажется, так, если только правильно в памяти отложилось лошадиное имя.
– Когда мы сможем туда поехать и посмотреть его? – три пары умоляющих, готовых к великой радости или ужасному горю, глаз уставились на меня.
Наступило время почувствовать себя восточным падишахом.
– Сегодня после соревнований, если останется время, – пришлось обещать мне.
– О-о-о-о-о-о! – в экстазе выдохнула троица и потащила меня к зеленеющему невдалеке полю, где уже клубилась пестрая толпа, и слышалось веселое ржание лошадей.
Мы с максимальным комфортом устроились на трибунах под полотняными навесами.
Соревнования шли своим чередом. Лошади резво прыгали через барьеры, нарядных строгих наездников сдержанно приветствовали не менее нарядные и строгие гости.
Лера и мальчишки обсуждали выступающих на непонятном мне профессиональном сленге, а я все думала о своем. И чем дольше прокручивала бурные события минувших дней, тем меньше мне нравился статус богатой наследницы.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я просмотрела оставленные на сотовом сообщения. Одно, быстрое и напористое, было от Мура. «Бетси, буду ждать тебя сегодня вечером на колоннаде у обсерватории ровно в десять. До встречи».
Вот так. Ни «здрасте», ни «до свидания». В десять на колоннаде и точка! А где же всемирно известная супер-пупер американская вежливость? Бесцеремонность беверли-хиллзского полицейского раздражила меня до гусиных мурашек и, клокоча как вскипевший чайник, я тут же набрала его номер.
– Джон Мур, слушаю, – вежливо пропела трубка.
– Джон, добрый день, – сердито начала я. – Это Бетси, по поводу нашей встречи…
– Да. Все как договорились. В десять. У меня будет полчаса, не опаздывай, – быстро оттарабанила трубка. – И захвати с собой дневник Марины. ОК?
– ОК, – ошалело ответила я, и мой невидимый собеседник мгновенно отключился.
Мысленно продумывая язвительные замечания наглецу Муру, я плохо следила за происходящим на плаце.
К моей великой радости, соревнования прошли очень быстро, а вот торжественная церемония награждения победителей-наездников и их откормленных лошадей сильно затянулась. Поглядывая на часы, я торопила Леру и возбужденных мальчишек, но к тому времени, когда все наконец-то загрузились в машину, поняла, что на обратном пути в дурацком трафике куковать нам до утра.
Хитрые дети тут же начали канючить и упрашивать проведать Ассуара Арахиста. Скрепя сердце, пришлось согласиться по одной-единственной разумной причине: лучше уж заехать в конюшни, чем на хайвэе стоять бампер к бамперу каменно, на протяжении часов трех.
В скаковых конюшнях нас встретили как особ августейшей фамилии. Выхоленный, подтянутый управляющий лет под пятьдесят неустанно приседал, улыбался, расточал медовые улыбки, сыпал комплементами.
– Пойдемте, мадам, покажу вам Ассуара Арахиста.
Из недр вкусно пахнущей опилками и овсом конюшни тщедушный конюх неторопливо вывел надменного гривастого коня.
Я страшно далека от мира лошадей, поэтому ничего особенного в явленном мне рысаке не увидела. Конь был темно-гнедой, здоровенный, упитанный, стальные мышцы переливались под тонкой шкурой. Но ведь так и должен выглядеть здоровый рысак?
Лера и мальчишки замерли в немом восхищении.
– Какой красавец, – прошептала троица едва слышно.
Огромное животное затанцевало, подняло острые треугольники ушей и издало предупреждающее фырканье.
Я поспешила отойти на безопасное расстояние страшась, что конюх, едва доходивший Ассуару Арахисту до грудной клетки и напоминающий ожившую стрекозу, не удержит коня. Наверное, он – бывший жокей. А из одной ноги коня можно было запросто вылепить парочку-троечку таких человечков.
– Йозеф Скшеч. Мадам Бетси, – представил нас друг другу радостный управляющий, и конюх с отвращением посмотрел на меня.
Ассуар сердито скосил в мою сторону круглый глаз и грозно раздул ноздри. Помните сказку Ершова? «Кони ржали и храпели, очи яхонтом горели» – вот точный портрет доставшегося мне наследства.