Сказочная фантастика, стр. 67
Его блюдцеобразные глаза чуть не выкатились из орбит, когда, повернувшись, он увидел Мэри.
— И если я не ошибаюсь, — сказал он, — это и есть та самая непослушная девчонка. Насколько я вижу, она подросла, но осталась такой же самой.
Ведьма подняла помело.
— Шаг назад! — завопила она. — И не думай прикасаться к ней своими грязными лапами! Она была маленьким шустрым ребенком и никому не причиняла вреда. Просто здоровье в ней било через край, и она любила играть, а в наших землях уже забыли, что такое детские игры.
— Я очень прошу вас извинить меня, — сказала Мэри. — Я не представляла, что доставляю вам такие неприятности. Видите ли, нам казалось, что мы очень боимся вас, и мы кидали в вас камни и палки — насколько я помню, веточки и маленькие камешки — и потом стремглав убегали.
— Это были ты, и этот неуклюжий домовой, и Бромли, тот сумасшедший тролль — хотя все тролли слегка тронутые. Ты думала, что я ничего не знаю, а я все видел и частенько посмеивался над вами. Думаю, вы просто не могли себе представить, что я способен смеяться.
— Я не знала этого, — ответила Мэри. — Знай я, что вы можете смеяться, я бы нанесла вам визит и представилась.
— Ну что ж, — сказал великан, присаживаясь на землю, — теперь вы все знаете, и время у нас есть. Так что давай, наноси мне визит.
Он хлопнул по земле рядом с собой.
— Иди сюда, садись, и мы будем в гостях друг у друга.
Ведьма даже подпрыгнула от удовольствия.
— Слушайся его, — сказала она Мэри. — А я побегу ставить чайник и напою вас чаем.
Повернувшись, она заспешила в дом. Корнуэлл видел, что Хэл и Джиб не отходят от Беккета, который безучастно лежал на земле.
— А что мы с ним будем делать? — спросил Хэл.
— Правильнее всего, — сказал Корнуэлл, — было бы отрубить ему голову. В противном случае придется отдавать его Адским Псам, но это я считаю отвратительным.
— Молю о милосердии, — взывал Беккет. — Обращаюсь к вам как христианин к христианину. На коленях молю вас о милосердии. Вы не можете бросить единоверца на растерзание этой орде язычников.
— Говоря откровенно, — сказал Корнуэлл, — вы очень плохой христианин. Я бы предпочел одного язычника десяти таким, как вы. Вы пытались меня убить, и я не буду испытывать угрызений совести, что бы с вами ни случилось.
— Но я никогда, — завопил Беккет, пытаясь принять сидячее положение, — я никогда не пытался вас убить. Каким образом? Я даже никогда не видел вас. Ради Господа Бога, мессир…
— Меня зовут Марк Корнуэлл, и вы наняли людей, которые должны были убить меня.
Оливер, подскочивший к Марку, завопил на Беккета.
— Ты хотел убить его, потому что он нашел рукопись в библиотеке Вайалусинга. Ты бы и меня убил, если бы тебе удалось до меня добраться. Был такой монах по имени Освальд, который отыскал тебя и стал нашептывать разные басни. Но утром его нашли в аллее с перерезанным горлом.
— Но это было давным-давно, — прокаркал Беккет. — И я глубоко раскаиваюсь…
— Раскаяния теперь мало, — сказал Корнуэлл. — Теперь осталось только выбирать. Адские Псы или меч. Такие подонки, как ты, не имеют права на жизнь.
— Разреши мне, — сказал Джиб. — Негоже, если грязная кровь таких, как он, будет пятнать благородную сталь твоего меча. Один взмах моего доброго топора и…
Когтистая лапа ухватила Корнуэлла за рукав.
— Прекратите эти разговоры об убийстве, — проскрежетала ведьма. — Я сама о нем позабочусь. Нельзя так обращаться с хорошим куском человеческого мяса. Он мне нужен. Много холодных ночей миновало с тех пор, когда мужчина в последний раз согревал мне постель.
Она проковыляла мимо Корнуэлла и склонилась к Беккету, изучая его. Когтистым ногтем она почесала ему за ухом. При виде нее глаза у Беккета остекленели…
— Не стоит тратить на него время, — сказал Оли вер. — Как только ему представится возможность, он тут же сбежит. А Адские Псы…
— Ха! — с отвращением сказала ведьма. — Эти маленькие щенята знают, что такое иметь дело со мной. Я прогоню их метлой. Что же касается возможности бегства, я наложу на него заклятье и ручаюсь, что он отсюда никуда не денется. Ах ты, мой дорогой, — расплылась она в улыбке, — я уж о тебе позабочусь. Как только он окажется под моим кровом, ему никуда не захочется бежать, я так буду любить его, что ему и не снилось…
— Сдается мне, — сказал Корнуэлл Беккету, — что у тебя теперь есть три возможности на выбор. Или Адские Псы, или меч, или…
— Полная чушь! — завопила ведьма. — Никакого выбора у него нет. Вы же слышали, что я сказала: я позабочусь о нем. — Она стала делать пассы руками и приплясывать на месте, щелкая зубами; изо рта ее посыпалась невнятная скороговорка. — Теперь можешь его развязать, — сказала она.
Хэл и Джиб сняли с Беккета ошейник из тетивы, и Корнуэлл сделал шаг назад. Беккет на четвереньках подполз к ведьме и потерся о ее колени.
— Черт возьми, как настоящая собака, — с изумлением сказал Корнуэлл. — Будь я на его месте…
— Вы только посмотрите, как он мил, — с удовольствием воскликнула ведьма. — Он уже меня любит. — Протянув руку, она потрепала его по голове. Беккет взвизгнул в экстазе. — Идем, мой дорогой, — сказала она.
Повернувшись, она направилась в дом, сопровождаемая Беккетом, который по-прежнему передвигался на четвереньках.
Пока решалась судьба Беккета, остальные, рассевшись за столом в ожидании чая, не обращали внимания на все происходившее. Ведьма, окруженная добровольными помощниками, вынесла чай и печенье, поставила все на стол рядом с валунами, как раз неподалеку от пещеры людоеда.
Корнуэлл огляделся. Нигде не было видно ни следов неуклюжего великана, ни Адских Псов. Теплые лучи полуденного осеннего солнца заливали верхушки холмика, на котором они расположились, а издалека доносилось бормотание ручейка, текущего под мостом.
— Где наши лошади? — спросил Корнуэлл.
— Внизу у ручья, на небольшом лужке, где трава по колено. С ними Снивли, он сторожит их.
На трех ногах подковылял Енот, держа в лапе к печенье. Нагнувшись, Хэл поднял его к себе на колени. Енот устроился поудобнее и, урча, принялся есть.
— Ну, вроде бы все в порядке, — заметил Корнуэлл. — Нам надо собраться всем вместе.
— Я все думаю, — сказал Джиб, — что будут де дать Адские Псы, когда узнают, что до Беккета им не дотянуться.
Корнуэлл пожал плечами.
— Займемся этим позже. Когда придет пора.
23
Набив полный рот печенье, людоед уставился на Корнуэлла.
— А это что за юнец, который ходит за тобой по пятам? — спросил он у Мэри.
— Он не юнец, — ответила Мэри. — И если вы будете продолжать насмехаться над ним, вы почувствуете всю тяжесть его руки. — Она обратилась к Корнуэллу. — На самом деле он не хотел тебя обидеть. Просто он пытается быть вежливым. Иначе он не умеет.
— Если это считается у него вежливостью, — сказал Корнуэлл, — мне просто страшно представить его во гневе.
— Ладно, кончай торчать там, как столб, — пробурчал людоед, обращаясь к Корнуэллу. — Садись по другую сторону от меня и бери чай. Я бы предложил тебе и печенье, но, боюсь, с ним уже покончено. Никогда в жизни не видел такой прожорливой компании Набросились на угощение, словно умирали от голода.
— Ничего подобного, — возразила Мэри. — Прошлым вечером у нас было большое празднество.
— Они просто ненасытны, — сказал людоед. — Такая уж у них натура. Несмотря на их симпатичные рожи и веселый характер, они всего лишь ненасытные утробы, на которые сверху насажена башка.
Когда Корнуэлл расположился рядом с людоедом эльф предложил ему чашку чая. Чашечка была крохотная, и его пальцы очень осторожно держали ее Чая в ней было лишь наполовину, потому что напиток тоже подходил к концу.
— Людоед, — сказала Мэри, — поведал мне о моих родителях. Похоже, он хорошо знал их.
— Особенно твоего отца, — подтвердил людоед. — Мы с ним выяснили, что у нас много общих интересов. Много вечеров просидели мы вот тут бок о бок, как сидим сейчас втроем. Долгие вечера провели мы за разговорами. Он был умный и чуткий человек, и разговаривать с ним было сущим удовольствием. Он был и ученым и подлинным джентльменом. Он глубоко уважал наши земли и их население и не чувствовал страха перед ним — качество, довольно редкое для людей. С его любимой женщиной я виделся куда реже. Но испытывал искреннюю симпатию к ним обоим, а их обаятельного ребенка я любил, словно она была моей дочкой — хотя смешно и подумать, что у меня могла быть дочка. Лежа в своем убежище, пока она кидала в меня камни и палки, я представлял себе, как она, изображая ужас, сейчас умчится отсюда, и трясся от смеха.