Гладиаторы, стр. 71

Оставалось только дождаться, когда же жирная муха (вроде тех, что так любят падаль) запутается в ней…

Глава третья. Смутность

В девятый день до февральских календ [58] в доме Секста Ацилия было шумно: то здесь, то там хлопали двери; рабы носились, как угорелые; собаки лаяли, кони ржали. Подошло время — купец отправлял большой караван в Египет, шли последние приготовления. С этим-то караваном и должен был выбраться из Рима Марк, переодетый рабом.

Ацилия по-прежнему сторонилась молодого римлянина, а если он все же ненароком оказывался поблизости, то она тут же надувала губы. Впрочем, ее холодность не очень-то огорчала юношу.

Когда наконец все товары были связаны в тюки, Секст Ацилий подозвал к себе Марка.

— Вот тебе письмо, — сказал он, протягивая юноше свиток. — Когда будешь в Александрии, найди контору менялы Политария. По этому письму он передаст тебе сто тысяч сестерциев — это твои деньги… Нет, нет, не возражай! — торопливо продолжал купец, заметив, что Марк хочет перебить его. — Это, воистину, ничтожная плата за то, что сделал для меня Гней Фабий, твой покровитель — ведь он спас мне жизнь. Кроме того, Политарий, мой давний приятель, поможет тебе купить какой-нибудь маленький домик, в котором ты смог бы пережить это опасное время. А вот тебе на дорожные расходы.

Купец протянул Марку увесистый мешочек. В этот момент какой-то гул, уже давно доносившийся с улицы, резко усилился, превратившись в рев.

— Что там еще стряслось? — недоуменно спросил Секст Ацилий и вышел из комнаты. Марк, взяв сестерции, поспешил за ним.

Только они вошли в атрий, как из вестибула выскочил запыхавшийся управляющий, который сразу же кинулся навстречу хозяину.

— Радуйтесь! — крикнул он. — Калигула убит! Нет больше тирана!

Секст Ацилий и Марк вылетели из дома.

Вся улица была запружена толпой, толпа неслась к форуму. Одни радовались, другие в горе взламывали руки, большинство же составляли просто любопытные, спешащие получить удовольствие от представления, называемого переменой власти, — оно вызывало у них такой же неподдельный интерес, какой испытывают зрители в театре при перемене декораций.

Марк и Ацилий присоединились к бегущим. Из криков, которые обрушились на них сразу со всех сторон, они смогли понять только то, что на Калигулу совершено покушение, но имело ли оно успех или нет, разобрать было невозможно. Одни кричали, что на форуме заговорщики показывают его отрубленную голову, другие же уверяли, что заговорщики схвачены, а легко раненый Калигула то ли говорит, то ли собирается говорить на форуме с народом.

А вот наконец и форум, старый римский форум, повидавший многое и многих. Вот и ростральная трибуна, но на ней никого.

Противники Калигулы приуныли, сторонники же воспрянули духом — вместе со зрителями, которых всегда большинство, они стали громко прославлять Калигулу и проклинать заговорщиков, требуя их головы. А вскоре противники Калигулы словно куда-то исчезли, кругом были видны лишь орущие рты:

— Калигула!.. Калигула!.. Да здравствует император!.. Смерть предателями!..

Одни вспоминали о великолепных зрелищах, которые устраивал принцепс, другие — о бесплатных раздачах хлеба и подарках. Ну а если Калигула иногда маленько пощипывал богатеев, то разве не для того, чтобы порадовать народ римский роскошными празднествами?..

Вдруг взревели трубы, и на площади тотчас же установилась тишина. Все поняли, что сейчас объявят то самое…

На рострах появился Валерий Азиатик.

— Народ римский! Тиран убит — я сам убил его! Да здравствует свобода! Да здравствует республика!

Какое-то мгновение все молчали. Вдруг люди кинулись в объятия друг друга, потоками хлынули слезы радости (можно было подумать, что их специально запасли к этому случаю). Они свободны!.. Нет больше тирана!.. Слава сенату! Слава Валерию Азиатику!..

А когда на трибуну взошел консул Гней Сентий Сатурнин и зачитал свой эдикт, в котором он пообещал снижение налогов, радость превратилась в неистовство. Все вдруг стали ярыми республиканцами: одни кинулись крушить статуи Калигулы, другие — громить его храм, третьи предлагали уничтожить самую память о цезарях.

Глядя на всеобщую радость, Марк тоже радовался. Теперь ему не придется скрываться, словно сбежавшему рабу. Опасности отступили от него — дорога в будущее свободна!..

В это время в лагере преторианцев тоже хватало шума: солдаты присягали Клавдию.

Когда Калигула был убит, один из центурионов случайно заметил Клавдия, невесть как оказавшегося во дворце. Преторианец вытащил его из какого-то угла, в который Клавдий, услышав об убийстве Калигулы, забился, и приветствовал его императором. Затем преторианцы, не растерявшись, потащили Клавдия в свой лагерь, и вот теперь он, стоя на возвышении, принимал от них клятву верности…

Люди, раздираемые жизнью, безумствовали — вселенная же безмолвствовала, молчало небо — ипостась вечности, молчала земля — исход всего сущего, молчала природа, дыхание вселенной, и собираясь в тучи, и рассыпаясь ливнями; и расцветая, и увядая; и рождаясь, и умирая, и воскрешаясь вновь…

КНИГА ВТОРАЯ

Часть первая. Пауки

Глава первая. Смена власти

Неземным сиянием отражалось солнце в мраморе храмов, портиков и арок Вечного Города, окаменевшими фонтанами взметнувшихся вверх, а внизу чернела толпа. Толпа бурлила: тысячи римлян, вольноотпущенников‚ рабов принял к этому времени римский Форум, и тысячи их все прибывали, и тысячи эти были тысячами глоток — и негодующих, и ликующих, а больше — разъедаемых ядовитой грязью праздности.

Итак, Калигула убит. И что же? Имелось немало ртов, исходивших слюной в желании плюнуть на его погребальный костер: римские граждане, ничего, кроме римского гражданства да плаща не имевшие и весьма внушительно представительствовавшие в этой толпе, могли припомнить ему многое, и главное — он был слишком упрям, этот Калигула, слишком упрям и высокомерен. Калигула не раз утолял их голод ядреной руганью, а их жажду зрелищ палками. И даже когда игры удавались и когда там, в амфитеатре, решалось, жить ли побежденному, он не раз шел наперекор им только для того, чтобы лишний раз доказать им свое право сильного — право идти наперекор. Пожалуй, распроклятые богачи и в самом деле правы: уж слишком он возгордился, этот Калигула, по гордости и плата — та, которую не спрашивают…

Что-то раскатисто громыхнуло: то рухнула мраморная статуя Калигулы, в три человеческих роста, стоявшая на Форуме. Веревочными петлями ее ухватили за мраморную шею и опрокинули с десяток дюжих молодцов. Этому громыханию вторили другие, рангом помельче: и на Форуме, и вдоль Священной дороги, и у храмов мраморных изваяний Калигулы было предостаточно.

В гвалте толпы и в раскатах рушащихся каменных глыб Марк не услышал, как его позвали, донеслось до него лишь последнее:

— Эй, долговязый! Ущипни-ка своего соседа — вон того, что забыл уши дома!

Марка слегка тронули за плечо, окончательно выведя тем самым из задумчивости. Оказалось: рядом с ним стоял высокого роста худощавый субъект. Субъект показывал пальцем в толпу, виновато улыбаясь (ему, по всему видать, совершенно не хотелось тревожить Марка, а не то что щипаться).

Марк всмотрелся: ему и в самом деле махали руками. Преторианцы. Преторианцы!

Что же теперь предпринять? Бежать? Бежать теперь, когда Калигула убит?

Раздумьям Марка не суждено было закончиться определенностью: преторианцы, видя, что он не торопится присоединиться к ним (а именно это они хотели, судя по их жестам), сами, расталкивая толпу, поспешили протиснуться к нему.

Преторианцев было немного, человек двадцать, все они служили в когорте Кассия Хереи (в той, в которую был принят Марк), поэтому все они знали Марка. Был среди них и Децим Помпонин, тот самый пожилой воин, теперь — центурион, который некогда конвоировал Марка из императорского дворца в Мамертинскую тюрьму (после неудавшегося покушения на Калигулу).