Властелин мира, стр. 63

— Господин де Морсер! — произнес он на сносном французском языке со слезами на глазах. — Аллаху было угодно свести нас там, где я никак не ожидал встретить вас!

Если бы среди ясного неба внезапно сверкнула молния или свершилось какое-нибудь чудо, это не так бы поразило и напугало молодого француза, как обращение к нему на языке его родины, как произнесение его подлинного имени! Он уставился на негра — ему казалось, он грезит! Должно быть, он и в самом деле грезил — ничего другого быть не могло.

— Господин Альбер, — заметил негр с грустью, — неужели вы не узнаете старого Ахмета?

Он опустился на колени и, схватив руку Альбера, покрывал ее поцелуями, заливаясь слезами.

— Ахмет! Ахмет! Боже мой, что со мной! Что я слышу? — вскричал Альбер, не помня себя от изумления. — Ахмет? Наш старый слуга? Лакей моего отца?

— Да, молодой господин, это я, я Ахмет, лакей господина генерала!

Француз был потрясен. По его телу пробежал трепет. Здесь, в Центральной Африке, в стране, где все было ему чуждо и враждебно, он встретил любящее сердце, встретил верного друга! Слезы навернулись ему на глаза. Он поднял негра, крепко прижал его к груди и расцеловал.

Вряд ли можно было представить себе более неожиданную встречу! Когда отец Альбера, генерал де Морсер, находился в Турции, когда он, совершив предательство, помог свергнуть пашу Янины, — предательство, разоблачив которое граф Монте-Кристо впоследствии вынудил генерала покончить жизнь самоубийством, — он получил в награду от турецкого правительства вместе с прочими дарами несколько негров-невольников. Он оставил себе лишь одного из них — Ахмета и взял его с собой в Париж, определив лакеем в своем доме. Генерал не особенно беспокоился об Ахмете, но Мерседес была к нему очень добра, и ребенком Альбер любил с ним играть. Тем не менее негр не переставал тосковать по родине. В доме генерала без него было нетрудно обойтись, поэтому он без труда получил разрешение покинуть Париж, и вскоре о нем забыли.

— Я благополучно добрался до родных мест, — рассказывал негр. — Багирми — моя родина. Здесь я вновь принял прежнее имя — Мулей. Султан, который в то время только что пришел к власти — а для этого он убил своего брата, — призвал меня к себе, прослышав, что я необычайно умен. Но, мой молодой господин, когда тебе доведется увидеть Париж, нетрудно прослыть мудрецом в своей стране. Султан говорил со мной и, видимо убедившись, что я могу оказывать ему добрые услуги, оставил во дворце. Со временем я сделался его правой рукой. Но я ненавижу его, потому что он жесток со своими подданными. Впрочем, скоро час его пробьет! Но довольно об этом! Еще в первый день, когда мы встретили вас и спасли от преследования фульбе, я заподозрил, что с вами что-то не так. Хотя вы были одеты и вели себя как правоверный, но однажды неосторожно сказали своей спутнице несколько слов по-французски. Я случайно это услышал. Конечно, я вспомнил язык, вспомнил Францию и почувствовал к вам некоторое расположение. Правда, если бы я мог предположить, кто вы — ведь вы очень изменились, — я доставил бы вас до границы с Борну, снабдил всем необходимым и указал, как добраться до вашей родины! Да и кто мог предположить, что вас изберут для свершения прорицания? Впрочем, может быть, такова воля Аллаха! Увидим! Расскажите мне, что за обстоятельства привели вас в Багирми?

Удовлетворить любопытство бывшего слуги оказалось не так легко, однако молодому французу удалось возможно более кратко поведать ему достаточно о событиях последнего времени. Мулей только покачивал головой от удивления.

— А теперь, разумеется, ты поможешь мне бежать и избавишь от этой непосильной задачи — искать сына султана! — закончил Альбер.

— Мой дорогой господин, — печально возразил Мулей, — это невозможно. Моя власть не столь велика. Впрочем, и ваша задача не так уж сложна.

— Не так сложна? — недоверчиво воскликнул Альбер.

— Да, я не оговорился! Эти буддама не так уж плохи, как вы, наверное, решили, — ободряюще заметил Мулей. — То, что они похитили сына нашего султана, ни о чем не говорит. Их натравил султан Борну, а они ненавидят нашего повелителя за его жестокость. В остальном же они миролюбивый народ и редко покидают свои острова, но, разумеется, не потерпят, чтобы кто-то проник туда с враждебными намерениями. Прежде всего они очень любопытны, и все, что им незнакомо, удивляет их. Если вы возьметесь за дело правильно, вас примут вполне дружелюбно. Конечно, не проговоритесь, что вы из Массенья!

— Но если они узнают, я пропал!

— Они не узнают, положитесь на меня! — заверил его Мулей. — Будьте совершенно спокойны и не теряйте присутствия духа. Завтра с утра мы отправимся к озеру Чад. Уже решено, я буду сопровождать вас. Во всем остальном положитесь на меня! Не знаю, спасете ли вы сына султана. Но это и не столь важно. Вам придется пробыть на островах не более восьми дней. Потом вы вернетесь назад — с принцем или без него.

— Могу я взять с собой свою спутницу? — поинтересовался Альбер.

— Можете, но только до озера, не дальше. Это было бы чересчур рискованно. Впрочем, не тревожьтесь о ней! Я буду беречь ее как зеницу ока. Ничего дурного с ней не случится, а я захвачу с собой моих жен, чтобы они прислуживали ей.

XII. ВОССТАНИЕ

Путешественники направились к озеру Чад по реке Шари. Мулей, Альбер и Юдифь находились в одной лодке и могли без помех обмениваться мыслями и строить планы на будущее. Мулей все еще не оставлял попыток убедить молодого француза в безопасности всего предприятия. Неф утверждал, что вовсе не важно, удастся ли Альберу привезти сына султана, главное — чтобы он вообще отправился к буддама и пробыл у них несколько дней, проявив тем самым добрую волю.

В общих чертах его план состоял в следующем. Альберу надлежало появиться во владениях буддама в как можно более причудливом наряде, чтобы привлечь их внимание. Он должен был захватить с собой только ружье и необходимые припасы, но ничего, что представляло бы хоть малейшую ценность, ибо можно ожидать, что островитяне примутся выпрашивать у него все, по их мнению, мало-мальски ценное. Лодка, на которой он поплывет к островам, должна быть также снабжена парусом — устройством, которое обитателям островов совершенно незнакомо. Если ему удастся объясниться с буддама, ему необходимо скрыть, что он прибыл из Массенья, намекнув, что его послал султан Борну. Кроме того, ему не следует справляться о сыне султана Багирми — вполне вероятно, что буддама сами начнут хвалиться своим недавним успехом.

Примерно в десяти милях от устья Шари путешественники сделали остановку, и Мулей принялся наряжать своего подопечного. Он по-новому повязал ему тюрбан, причудливо задрапировал бурнус и превратил Альбера в столь фантастическое существо, что даже Юдифь при виде его не смогла, несмотря на все свои опасения, удержаться от улыбки. На лодке, которой предстояло воспользоваться Альберу, установили парус. Вечером все было готово к отплытию. Чтобы не привлекать внимания племен, населявших берега реки, ему надо было миновать нижнее течение Шари ночью. К рассвету лодка должна уже выйти в озеро. Все деньги, часы и медальон Альбер передал Юдифи. Пока он будет отсутствовать, Юдифь останется под защитой Мулея и его жен, дожидаясь Альбера на том самом месте, откуда он отправится в путь.

Альбер стремился скрасить Юдифи минуты расставания. Он напустил на себя уверенный вид, хотя почти не питал надежды на успех. С улыбкой он пожал ее руку, распрощался с Мулеем и султаном, также сопровождавшим маленькую флотилию в собственной лодке. Затем, с заходом солнца, он сел в свое суденышко и отдался во власть бурного течения Шари. Вскоре он скрылся из глаз провожавших, на прощание помахав им рукой.

Несколько часов он плыл, лежа в лодке, а когда наконец выпрямился и сел, то заметил вдали, на севере, как ему показалось, какую-то светлую полосу. Вероятно, это и было озеро Чад. Он не ошибся. Потом река стала шире, течение замедлилось, и в наступающих предрассветных сумерках Альбер увидел бесконечную водную гладь, напоминавшую своей необозримостью океан. Перед ним лежало озеро Чад.