Властелин мира, стр. 38

Фран-Карре мрачно взглянул на него, но возражать не осмелился. Он прекрасно сознавал, что узы закона и дисциплины сейчас ослабли, а в подобном положении любой человек, чтобы спасти свою жизнь, способен на все. Моррель и незнакомец тоже промолчали.

Между тем опасения капитана, похоже, подтверждались. За окном подымались клубы дыма, валившего, видимо, из нижнего этажа. Дым не давал ничего разглядеть. Пожарных уже не было видно, слышались только слова команды. Заключенный высунулся из окна.

— Сюда, на помощь! — закричал он громовым голосом. — Здесь находится господин королевский прокурор!

— Мы бросим вам веревку! Ловите! — донеслось снизу. — Приготовились! Бросай!

— Если поймаешь веревку, получишь свободу! — воскликнул Фран-Карре.

— Благодарю! — насмешливо обронил узник. Было слышно, как в стену ударил какой-то предмет; заключенный высунул руки, но напрасно: первая попытка пожарных оказалась неудачной.

Опасность возрастала с каждой минутой. В камере стояла адская жара, за окном царил непроглядный мрак, к тому же все затянуло дымом. Заключенный снова высунул руки и на этот раз, похоже, что-то схватил.

— Поймал, господа! — торжествующе завопил он. — А теперь прощайте!

Он быстро зацепил железный крюк, привязанный к концу спасительной веревки, за подоконник, зажал зубами обломок прута, пролез в окно и скрылся из виду.

— Далеко не уйдет! — заметил Фран-Карре. — Внизу его схватят!

Все трое бросились к окну удостовериться, что узник благополучно достиг земли. Однако из-за дыма ничего разглядеть не удалось. Веревка сначала была натянута, потом вновь ослабла.

— Скорее, скорее! — торопили снизу. — Из окон вырывается пламя! Веревка сгорит!

— Поспешите, господин королевский прокурор! — крикнул незнакомец. — Вам по праву надлежит быть первым! Вперед!

Опасность придала королевскому прокурору, человеку уже не первой молодости, ловкости и силы. Он вскарабкался на подоконник и ухватился за веревку, потом исчез в дыму. Спустя минуту-другую в камере услышали крик и увидели, как задрожала и заходила ходуном веревка.

— Наверное, он выпустил канат и упал! — предположил Моррель. — А теперь ваша очередь, сударь! Поторопитесь! А я буду последним.

— Прощайте! — сказал неизвестный. — Я наведу о вас справки у вашей семьи, назвавшись Дюпоном.

С этими словами он взялся за веревку. Моррель с замиранием сердца следил за его действиями. Но незнакомец, видимо, добрался до земли без всяких неожиданностей. Капитан по крайней мере не заметил ничего необычного.

Наконец настал его черед. Он протиснулся в окно и схватился за веревку. Капитану, издавна привыкшему к физическим упражнениям, не составило труда быстро начать спуск. Опасность подстерегала его дальше — там, гдеиз окон нижнего этажа выбивались языки пламени. Но деваться ему было некуда. Вероятно, именно там Фран-Карре выпустил веревку и сорвался вниз.

Спустившись до этого места, Моррель едва не лишился сознания от невыносимого жара. Веревка готова была выскользнуть у него из рук. Последние двадцать футов он пролетел камнем и, добравшись до земли, упал.

Когда он поднялся, его внимание привлек распростертый на земле королевский прокурор, вокруг которого хлопотали несколько пожарных. Однако он не видел, что творилось всего в нескольких шагах от него, ибо узкое пространство между тюремной стеной и каналом заполняли густые клубы дыма. Он поискал глазами незнакомца. Емупоказалось, что тот совсем недалеко. Моррель поспешил к нему. И сразу же получил сильный удар по голове, рухнул наземь и потерял сознание.

Очнувшись, капитан обнаружил, что находится в окружении солдат, которые стерегли толпу заключенных. Он ощушал сильную боль в затылке. Дотронувшись до него, он увидел на пальцах кровь. Сделал он и еще одно неприятное открытие: на нем была теперь тюремная куртка. Удивленный, он поднялся на ноги и огляделся. В некотором удалении он заметил светлое пятно и толпящихся людей. Это была горящая тюрьма. Он хотел взглянуть на свои часы — часов не оказалось. От изумления Моррель покачал головой. Он видел, что задавать вопросы солдатам бесполезно. Заботило его только одно — чтобы ему как можно скорее сделали перевязку.

— Дружище, — обратился он к одному из солдат, — нет ли здесь лекаря? Я ранен в голову.

— Ишь ты, нашел друга! — огрызнулся солдат. — Нет здесь никаких лекарей. Лекарь тебе будет потом!

Капитан вновь опустился на землю, потому что от боли почти терял сознание и боялся упасть. Так прошло около получаса. Наконец появился офицер и сказал солдатам:

— Огонь потушен. По крайней мере дальше пожар не распространяется. Отведите заключенных на тюремный двор через задние ворота; да следите, чтобы никто не удрал!

Морреля подтолкнули прикладом, и он, с трудом поднявшись на ноги, побрел вперед. Какой-то заключенный из сострадания протянул ему руку. Миновав ворота, узники очутились на тюремном дворе, где их окружили солдаты.

Моррель был не в силах собраться с мыслями: рана на голове не давала ему сосредоточиться. Только время от времени он вспоминал, что бежать ему не удалось, и не мог удержаться от вздоха. Теперь за дело принялись надзиратели. Они осматривали номера на арестантских куртках и каждого опознанного уводили в камеру.

— Номер тридцать шесть! — выкрикнул один из надзирателей, бросив взгляд на куртку Морреля. — Ага, знаю такого! Тот самый негодяй, что доставлял столько хлопот бедняге Валлару, а под конец и вовсе его ухлопал!

— Друг мой, — собрав все силы, сказал Моррель, — вы ошибаетесь: я вовсе не номер тридцать шесть. Я не имею представления, как на мне оказалась эта куртка. Я — капитан Моррель. Господин королевский прокурор может это подтвердить!

— Что такое? В наших списках нет никакого капитана Морреля! — ответил надзиратель. — Ладно, выясним. А что До господина королевского прокурора, он разбился при падении и теперь, может быть, уже отдал Богу душу.

— Ну что ж, меня может опознать и мой надзиратель, — сказал Максимилиан. — Я жил в камере номер Двадцать девять.

— Ты гляди-ка — он жил! — со смехом заметил надзиратель. — Надзиратель, видите ли, может его опознать! Так вот, беднягу Валлара нашли мертвым там, наверху! Кто-то из вас, мерзавцы, его угробил! Уж не ты ли? А ну, марш вперед!

II. БЕГЛЕЦ

Влюблен он или нет? Или Тереза пробудила в нем более глубокий интерес? Этого дон Лотарио еще не знал, все происшедшее представлялось ему слишком необычным. По дороге домой он задавал себе вопрос, кто она и как встретит его, если он осмелится нанести визит.

Завоевать сердце молодого испанца было вовсе не так легко, как могло показаться. Перед многими юношами, вступавшими в свет, у него было преимущество, и немалое: он уже испытал любовь. Если и не все его сердце без остатка, то уж наверняка лучшая его часть принадлежала донне Росальбе, и дон Лотарио не мог вспоминать о ней, не испытывая горечи от предательства, каким она отплатила за его искреннее чувство. Он уже не питал к ней страсти — и во время своего путешествия, и здесь, в Париже, он встречал немало женщин, гораздо более привлекательных и достойных любви, — но ее образ еще не изгладился из его памяти. К тому же он стал недоверчив. Обыкновенно молодые люди судят о светском обществе, сообразуясь со своим первым жизненным опытом. Обманутые одной лживой, корыстной кокеткой, они начинают ненавидеть всех женщин.

И на этот раз наш герой вооружился ничем не оправданным недоверием. Да, он не собирался отказываться от своего амурного приключения, но дал себе обещание оставаться холодным и невозмутимым. Он забыл, что он дитя юга, что он еще очень молод. Вообще говоря, эта интрижка доставляла ему радость. Она вносила разнообразие в его монотонную жизнь в большом городе, и он негромко напевал веселую мелодию из оперы, которую слышал вечером. Он прекратил петь, потому что увидел в ночном небе далекое зарево. Это горела тюрьма. Она находилась на южном берегу Сены, приблизительно там, куда он держал путь, направляясь домой. Теперь он совершенно отчетливо видел это зарево слева от себя и вначале намеревался добраться до пожарища, казавшегося довольно близким. Вот почему он зашагал в сторону Люксембургского дворца.