Властелин мира, стр. 119

— Да, господин де Ратур! — несмело ответила Валентина. — Хотя вся эта таинственность и то, как вы со мной обращаетесь, мне не по душе.

— Сейчас речь не об этом! — прервал ее Ратур. — Я знаю, что вы имеете ввиду. В том, что родственники вам не пишут, моей вины нет. Уехать сейчас из Берлина, чтобы вернуть вас в Париж, я не могу. И вообще, в последнее время вы стали очень скрытны, очень сдержанны со мной. Мне остается только заподозрить, что вы против меня что-то замышляете. Пусть, однако, эта неприязнь — для которой я, впрочем, не вижу причин — не вводит вас в соблазн пойти против моей воли. Скажу прямо, вам пришлось бы поплатиться за свое непослушание… вам и вашему ребенку. Запомните это!

Ратур поднялся и, не сказав больше ни слова, покинул испуганную женщину.

Он разбудил слуг и приказал не пускать к госпоже Мор-рель никого, кроме правительственных чиновников. Запретил он и выходить ей одной, без сопровождения.

Распорядившись таким образом, Ратур вышел из дому и направился на Унтер-ден-Линден. Было уже одиннадцать вечера, но гостиница «Норд» была еще открыта. Ратур поинтересовался, у себя ли донна Эухения. Ему сообщили, что она только что вернулась с придворного концерта, и назвали номер занимаемых ею апартаментов. Ратур поднялся наверх.

— Мое имя Ратур! — представился он горничной. — Мне необходимо поговорить с донной Эухенией. Передайте, что речь идет о доне Лотарио!

Горничная удалилась, и спустя немного времени Ратур уже находился в номере певицы.

Вероятно, Эухения ожидала увидеть самого дона Лотарио, но когда вошел незнакомый человек, который собирался говорить с ней о доне Лотарио, она не на шутку встревожилась, полагая, что с молодым человеком произошло несчастье.

— Простите меня за столь поздний визит, мадемуазель! — извинился Ратур. — Я должен кое-что сообщить вам, хотя вполне отдаю себе отчет в опрометчивости моего поступка. Буду краток, мадемуазель! Нас с вами обманули самым бесчестным образом! Вас — дон Лотарио, меня — мадемуазель Тереза!

Певица побледнела, однако сумела сохранить самообладание.

— Сударь, — ответила она, — у меня с доном Лотарио не такие отношения, чтобы он мог меня обмануть!

— Возможно, — согласился Ратур. — Но все же выслушайте меня!

И он начал свой рассказ, ни на миг не отрывая взгляда от собеседницы. Без сомнения, его история произвела на певицу сильное впечатление. Впрочем, Эухения еще вполне владела собой.

— Сударь, — сказала она, — даже не знаю, благодарить ли вас за эту новость. Дон Лотарио никогда не клялся мне в любви и не обязан хранить мне верность. Он вправе поступать так, как считает нужным. Странно, однако, что он скрыл от меня правду, ведь он был со мной весьма откровенен. Он признался, что мадемуазель Тереза отвергла его любовь и сделала его несчастным.

— Очень возможно! — опять согласился Ратур. — Недавно я и сам убедился, что мадемуазель Тереза — холодное и расчетливое создание. Вероятно, она отвергла дона Лотарио только затем, чтобы еще крепче привязать его к себе. Настоящая кокетка. Правда, непонятно, что' заставило дона Лотарио после этого отказа прийти к вам. Впрочем, этот испанец, с вашего позволения, тоже довольно кокетлив. Ему мало, что его любит одна женщина, — он хочет покорить всех женщин, которые встречаются на его пути. Может быть, он и сам не ожидал, что Тереза так быстро пойдет на примирение.

Под внешней сдержанностью донны Эухении таилась натура пламенная и страстная, притом во всех делах, касающихся любви, она была совершенно неискушенной и не умела как следует владеть собой. И на этот раз страсть прорвалась наружу. Ведь в конце концов она действительно поверила, что завоюет сердце дона Лотарио. Она простила ему любовь к Терезе, надеясь, что еще найдет с ним свое счастье. В последнее время эта надежда превратилась почти в уверенность. Мысль о том, что он ответит на ее чувства, уже наполняла ее счастьем, и вдруг кокетство другой женщины вновь отнимает у нее человека, которого она, донна Эухения, так пылко любит.

Однако ненависти к дону Лотарио она не питала. Ведь ревность никогда или почти никогда не обращается против того, кто дал к ней повод. Донна Эухения возненавидела не дона Лотарио, которого считала слепцом и жертвой соблазна, а Терезу. Вероятно, и Ратур не имел иного намерения, как восстановить певицу против Терезы.

— Так или иначе, сударь, — сказала донна Эухения дрожащим голосом, — я должна поблагодарить вас. То, что вы мне рассказали, не позволяет мне более видеть дона Лотарио. Впрочем, мне это и безразлично.

— Как? — вскричал Ратур, который уже убедился, с какой пылкой натурой имеет дело. — Как? Неужели вы способны примириться со страданиями обманутой любви? Что до меня, то я не таков! Я ненавижу Терезу, ненавижу и этого лицемера, дона Лотарио! Я буду мстить! А вы, вы так безразличны к этой коварной кокетке, к той, что отняла у вас человека, на которого вы имели все права?

— Никто не давал вам позволенья копаться в моей душе, сударь! Прощайте! — воскликнула певица. — Какие чувства я испытываю, намерена ли я отомстить — что вам за дело до этого?

— И вы еще спрашиваете? Я ненавижу эту обманщицу Терезу! Я не хочу ее торжества, не хочу, чтобы она взяла верх надо мной, над вами — ведь я так сочувствую вам! Я не уеду из Берлина, пока не увижу ее униженной, осыпаемой насмешками!

— Разве такое возможно? — с горечью спросила певица. — Она не оставит этого безумца Лотарио, пока он ей не надоест, а потом прогонит прочь. Во всей истории он единственный, кого можно пожалеть!

— О, я знаю, как отомстить! — воскликнул Ратур. — Она любит дона Лотарио, вне всякого сомнения. Поэтому нельзя допустить, чтобы он ей наскучил. Нужно, чтобы она потеряла его в тот миг, когда будет считать, что он привязан к ней более всего. Это явится для нее самым чувствительным, самым жестоким ударом!

— Но как этого добиться? — спросила Эухения. — Дон Лотарио всей душой любит эту девицу и по своей воле никогда с ней не расстанется.

— Предоставьте это мне! — сказал Ратур. — Давайте заключим союз для достижения общей цели! Клянусь, мы своего добьемся!

— Только мне не хотелось бы навредить дону Лотарио! — проговорила певица, уступая охватившей ее страсти. — Он никогда не обманывал меня, никогда не объяснялся мне в любви. Мне очень жаль его. Не хотелось бы, чтобы он был несчастлив!

— Для него нет большего счастья, чем расстаться с этой кокеткой, — возразил Ратур. — Сделайте первый шаг, мадемуазель! Пусть Тереза не думает, что Лотарио отдал свое сердце ей одной. Напишите ей, что с удовольствием уступаете ей поклонника, который вам надоел. Это уязвит тщеславие нашей кокетки и еще больше привяжет ее к дону Лотарио, ибо она не будет уверена в нем.

На следующий день Тереза получила письмо такого содержания:

«Мадемуазель! Может быть, Вам кажется, что Вы одержали большую победу, вновь заманив в свои сети дона Лотарио. Между тем Вы оказали мне немалую услугу. Дон Лотарио в меру своих сил лишь помогал мне разгонять скуку и уже успел надоесть. С удовольствием уступаю его Вам.

Эухения Ларганд ».

VII. ТАЙНЫЕ ЗАМЫСЛЫ

Хитрый и изворотливый Ратур надеялся по крайней мере на время посеять в душе графа Аренберга недоверие к тем объяснениям, которые тот получил от дона Лотарио, тем более что отношения, сложившиеся между ним, Ратуром, и Аренбергом, не могли не заставить графа усомниться в обвинениях Лотарио против Ратура.

Так и случилось. Душа графа была так же чиста и добра, как душа ребенка, поэтому он не принимал упреков, какими осыпала француза Тереза. У него было много больше причин подозревать дона Лотарио, нежели Ратура.

Отсюда ясно, что, выслушав на следующий день объяснения Терезы, граф встретил их настороженно, чтобы не сказать — недоверчиво. Чем дон Лотарио мог подтвердить свою правоту? Ведь очень может быть, что он обознался и Ратур совсем не тот человек! К тому же, говоря тогда с Терезой, дон Лотарио находился в таком возбуждении, что она с трудом поняла, о чем идет речь.