Властелин мира, стр. 102
Лотарио де Толедо ».
Кто же такой этот дон Лотарио? — воскликнул Эмманюель, закончив чтение.
— Дон Лотарио — мой протеже, человек чести. Я считаю большой удачей, что Валентина выбрала именно его. Теперь мне будет спокойнее за нее. Что касается личности господина де Ратура, скоро я это выясню. Никаких оснований для волнений, дорогой Эмманюель, у вас нет!
На этот раз Монте-Кристо без помех добрался до садовой калитки и на прощание пожал руку Эмманюелю.
В некотором отдалении графа ожидал фиакр. Монте-Кристо велел кучеру ехать на улицу Гран-Шантье.
Как помнит читатель, там жил аббат Лагиде, и граф торопился именно к нему. Али уже успел известить аббата о часе приезда графа. Аббат воспользовался оставшимся временем, чтобы уведомить герцога***, и теперь оба с нетерпением ожидали появления человека, дружбу которого ценили превыше всего на свете.
Встреча получилась сердечной, лишенной даже намека на какие бы то ни было церемонии. Все трое искренне радовались возможности увидеться, как радуются друзья юности, не встречавшиеся много лет. Они долго трясли друг другу руки, не скрывая своих чувств. Как обычно бывает в подобных случаях, разговор зашел вначале о всякого рода пустяках.
Граф первым завел речь о более серьезных делах.
— Дорогой аббат, — поинтересовался он, — письма для меня уже пришли?
Аббат принес целую пачку корреспонденции. Большая часть писем была из разных городов и касалась религиозных устремлений графа. Сначала Монте-Кристо прочитал только подписи, а затем отложил весь пакет для себя. Лишь одно послание он прочел от первой до последней строчки — письмо из Нового Орлеана от мистера Натана.
Банкир сообщал — спустя два дня после отъезда графа, — что состояние Вольфрама ничуть не изменилось и врач, который, впрочем, проявляет всяческую заботу о раненом, пока ничего не обещает. Амелии же Натан сказал, что Вольфрам в отъезде, а поскольку ее хозяйка ведет жизнь весьма уединенную, он надеется, правды она не узнает. В городе стали теперь питать к Вольфраму некоторую симпатию, и, если он поправится, о нем, несомненно, позаботятся, так что непосредственная помощь со стороны графа или его — Натана — ему вряд ли потребуется. Граф прочел это письмо друзьям.
— Сознаюсь, — добавил он, опустив глаза, — что смерть этого человека сделала бы меня несчастным на всю жизнь, она тяжким бременем легла бы на мою совесть. Бог избавил меня от подобного испытания. Он прочитал в моей душе, он знает, что я желаю Вольфраму добра.
— Но в то же время, — заметил герцог, — в то же самое время, дорогой граф, Бог предостерег вас. Ему угодно было напомнить вам, чтобы вы не заходили слишком далеко.
— Я чувствую это! — сказал граф Монте-Кристо. — Еще одно, более очевидное предостережение — это судьба Морреля. Поэтому я и спешил сюда, спешил помочь, если удастся. Надеюсь, так оно и будет. Только скажите мне, что вы узнали о Морреле?
И теперь от герцога, которому удалось выяснить обстоятельства этого странного дела, Монте-Кристо со всеми подробностями узнал о том, что Морреля приняли за Рабласи, обвинили и осудили, узнал о помешательстве капитана.
— Но почему же Морреля спутали с тем убийцей? — недоумевал граф. — Ведь вы были у него той ночью, герцог. Вы говорите, на нем был обыкновенной черный костюм, а между тем решающую роль на суде сыграло то обстоятельство, что Макса нашли одетым в куртку негодяя Рабласи.
Герцог — а он-то и был тем таинственным незнакомцем — еще раз подробно поведал об обстоятельствах злополучной ночи, и все трое, взвесив и обсудив известные им факты, пришли наконец к заключению, что узник, покинувший горящую тюрьму вместе с Моррелем, герцогом и королевским прокурором, и был тем самым Рабласи. Они предположили также, что преступник воспользовался бумагами, обнаруженными в карманах Макса, чтобы обмануть Валентину и выманить ее из Франции.
— Теперь мне ясно, что господин де Ратур, о котором дон Лотарио написал Эмманюелю Эрбо, не кто иной, как убийца Рабласи. Вряд ли, однако, он познакомился с графом Аренбергом уже в Берлине. Вы не помните, Лагиде, здесь, в Париже, не встречали человека с таким именем?
— Позвольте! — воскликнул аббат. — Некий де Ратур был однажды представлен мне у графа Аренберга! Он слыл бонапартистом, тайно проживающим в Париже, и выдавал себя, если не ошибаюсь, за медика.
— Все совпадает! — сказал Монте-Кристо. — Хорошо! Из письма дона Лотарио следует, что этот негодяй пока не осмеливался всерьез докучать госпоже Моррель. В самое ближайшее время мы разузнаем все подробности этой истории, и, думаю, вырвать Валентину из лап мерзавца не составит особого труда. А мне предстоит поразмыслить о более важном деле. Особого внимания заслуживает сейчас сам Моррель. И, наконец, о доне Лотарио. Что вам о нем известно?
— Ничего, кроме того, что он влюблен в Терезу и из-за ее холодности к нему чувствует себя несчастным! — ответил Лагиде. — Могу вам повторить, граф, только то, о чем уже писал. Я бы не хотел, чтобы вы подвергали этого молодого человека слишком суровому испытанию! В этом нет необходимости!
— Мне нужно основательно все обдумать, — задумчиво ответил граф. — Я не намерен идти дальше, чем следует. Надеюсь, небо, которое до сих пор благоволило мне, будет покровительствовать и впредь и оградит от опасностей тех, кого бы мне хотелось сделать опорой нашего союза.
XV. ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЛЕЧЕБНИЦА
В одной из живописнейших провинций к югу от Парижа вдалеке от дорог возвышался большой приветливый, хотя и сильно укрепленный, дом, окруженный обширным парком. Раньше это был замок, но по распоряжению властей он был расширен и превращен в психиатрическую лечебницу, в которой, впрочем, содержались только те, кто и так уже находился под строгим надзором государства. Иными словами, это была лечебница для заключенных.
Спустя несколько дней после описанных выше событий к заведующему лечебницей явился незнакомый пожилой господин с рекомендательным письмом некоего высокопоставленного чиновника министерства, ведавшего подобными заведениями. В письме содержалась просьба рассказать его подателю — доктору Коннару — все, что тому угодно будет узнать о лечебнице и ее пациентах.
Заведующий, которому поневоле приходилось вести довольно уединенную жизнь, ведь больных насчитывалось немного, с готовностью согласился познакомить любезного доктора Коннара с особенностями проводимого лечения.
Доктор, казалось, остался весьма доволен разумными порядками, установленными в лечебнице. У каждого пациента он проводил немало времени, с большим вниманием изучая характерные симптомы расстройства его психики.
— А здесь у нас еще один тихий, безобидный больной, — заметил заведующий, открывая дверь очередной палаты. — Он кроток, словно дитя. Тем не менее мне охарактеризовали его как весьма опасного преступника, способного даже симулировать сумасшествие. Это убийца. Его зовут Этьен Рабласи.
— По-моему, я уже что-то слышал об этом человеке, — сказал доктор Коннар. — Теперь давайте посмотрим на него.
Они вошли в просторное помещение, довольно светлое, ибо там было несколько окон, расположенных, правда, очень высоко, почти под потолком, и забранных крепкими решетками. Больной сидел на табурете у стола, подперев голову рукой. Выглядел он в общем неплохо и производил впечатление вполне разумного человека.
Он с удивлением взглянул на вошедших. Убедившись, что это не санитары, к которым он успел привыкнуть, больной поднялся со своего места, поклонился и пододвинул им свой табурет, как бы приглашая присесть.
— Ну, как вы чувствуете себя сегодня, господин Рабласи? — спросил заведующий.
Больной ничего не ответил, а лицо его приняло угрюмое выражение.
— Он никак не реагирует, если его называют Рабласи! — шепнул заведующий Коннару. — Он выдает себя за небезызвестного капитана Морреля. Впрочем, сейчас вы сами услышите! Я вижу, вы здоровы и бодры, капитан Моррель! — громко сказал он.