Диггер по прозвищу Жгут (Нечто), стр. 58

Возвращался Рост в приподнятом настроении. У него было ощущение, словно уголок той мрачной, темной завесы, которая тяжелым саваном лежала на нем, неожиданно приоткрылся, пропустив внутрь теплый, ласковый солнечный лучик. Лучик надежды. Переходя шоссе, он обратил внимание на огромный бензовоз. Он уже перешел на другую сторону, как вдруг остановился, провожая взглядом удаляющуюся машину. Точно, как это он раньше не додумался!

Почти бегом он вернулся обратно и зашагал к Кольцевой дороге. Когда он впервые заезжал в Дзержинский, то память его четко зафиксировала ряд фур на обочине, выстроенных одна за другой, как перед парадом. Туда он и направлялся.

Длиннющие грузовики были на месте, их было штук семь. На пяти из них за стеклами виднелись картонки с обнадеживающими, неровно накорябанными буквами: «ПУСТОЙ».

Рост осмотрел себя. Выглядит, как бродяга, хорошо, хоть рожа не опухшая, как у его новых дружбанов. Плевать, у него уже нет времени на сантименты. Он по очереди стал подходить к водителям фур, некоторые из которых дремали прямо в кабинах. Однако его попытки разговорить дальнобойщиков не увенчались успехом – лишь услышав слово «Украина», они категорически отказывались даже вести дальнейший разговор. Рост с тоской подумал, что немаловажную роль в подобной реакции сыграла его одежда – только слепой не мог не заметить, как косились на него водители, хотя сами они одеты были, по мнению Роста, не многим лучше: в задрипанных комбинезонах и сальных майках с дырками под мышками. Однако, вероятно, с их точки зрения, это было неважно – все недостатки во внешности с лихвой компенсировались теми огромными машинами, из которых они вели снисходительный разговор с Ростом. В этом-то и было их коренное отличие от Роста. И хотя они были такими же потными, чумазыми от масла и пыли, Росту они казались пришельцами из другого мира, не сравнимого с тем, в котором живет он сейчас.

Он уже совсем отчаялся, как вдруг один из водил, будто бы прочитав мысли Роста, сжалился и сообщил, что иногда здесь появляется некий Сашок, который часто мотается в Незалежнюю. Только его дня три уже не видать.

«Забухал, видать», – предположил водитель и смачно высморкался в пыль. Рост еще минуту постоял и поплелся на свалку.

Пора бы подумать, как отсюда выбираться. Жить на природе оно, конечно, хорошо, но всему есть предел, и Рост понимал, что долго так продолжаться не может. Конечно, идеальный вариант был бы договориться с каким-нибудь водилой, но вдруг не выгорит? Поездом? А если в дороге проверка? Тогда что? Документов-то у него все равно нет. Привлечь к этому Лелика? Нет уж, Рост и так создал ему офигенные проблемы. Справится сам.

Пока он размышлял, появились два кислых друга – Кеша и Джеки Чан. Фингал, полученный Кешей от бродяг пару дней назад, сиял и переливался всеми цветами радуги, сиреневые треники весело трепал летний ветерок, обозначая контуры длинных костлявых ног. Джеки Чан шел рядом, усы развевались в такт ходьбе. Он сосредоточенно смотрел перед собой, резиновые сапоги равномерно месили грязь. Подойдя ближе, Джеки Чан поставил у ног Витька пакет с оторванными ручками.

– Однако, один путулка, рыба, два брюква и три помидора сладкая, – отчитался он.

– Откуда ты знаешь, что сладкая? – с подозрением спросил Витек. – Жрал, што ли, пипка помидорная?

Кеша осуждающе посмотрел на Джеки Чана, словно тот выдал военную тайну.

– Моя не пипка, однако, – с достоинством ответил Джеки Чан.

Витек заглянул в пакет.

– Конечно, жрали! Вон, один надкусан. Ептыть, и бутылка опять открытая!

После этих слов лицо Кеши приняло отсутствующее выражение, он повернулся боком и принялся насвистывать, словно все происходящее его не касалось.

– Доверь козлу капусту, – ворчал Витек, разбирая между тем принесенную провизию. – Какая ж это брюква? – спросил он, указывая корявым пальцем на свеклу, покрытую коркой грязи. – Ты что, свеклы никогда не видел, чучело?

– Однако, брюква, – с равнодушным видом ответил Джеки Чан, почесывая свою сальную гриву.

– Сам ты брюква, – сказал Витек с видом человека, который в силу обстоятельств вынужден общаться с непроходимым тупицей.

– Э-э… Господа, – подал голос Кеша, сняв с головы панамку. Под ней обнажился не слишком чистый голый череп, обрамленный редким белым пушком волос. – Пока мы шли сюда, кхе-кхе… на нашем пути повстречался в некотором роде… э-э… канализационный коллектор, откуда доносились подозрительные звуки. Джеки Чан спустился вниз и увидел представителя, как бы это сказать… э-э… в общем, там человек нуждается в помощи.

– Какой коллектор, где? – насторожился Витек, и Рост заметил, как он напрягся.

Джеки Чан неопределенно махнул рукой, жестом охватывая полсвалки.

– Однако, тама.

Витек неохотно проследил взглядом за его жестом.

– «Тама», – буркнул он. – Где тама? Свалка большая, едрить тебя за ногу. И ваще. Что за коллектор, еще раз спрашиваю?! Тот самый?

– Моя показать, – не моргнув глазом, сказал Джеки Чан. Витек сплюнул.

– Нужно посмотреть, может, там действительно кому-то надо помочь, – сказал Рост.

– Геныч, да тут всем кому-то да нужна помощь, – с неохотой произнес Витек. Было видно, что ему не просто не хочется куда-то идти. Тревожные огоньки в его глазах красноречиво говорили сами за себя – Витек трусил.

– Тогда я схожу сам, – сказал Рост. – Покажешь дорогу? – спросил он у Джеки Чана, и тот согласно кивнул.

– И я с вами, – хитро улыбнулся Жгут. – Давно хотел проверить, а то столько баек ходит про эти дырки!

– Ладно уж, – сдался Витек. – Пошли за нашим Сусаниным. Кеша, собирай на стол.

– Хорошо. Только Иннокентий.

41

Только переступив порог кабинета, он сразу понял: сегодня будет ночевать на нарах. Достаточно взглянуть на рожу следователя – самодовольную, как у жирного кота, слопавшего банку сметаны. Значит, все-таки что-то накопал. Плевать. Сейчас ему все равно. Единственное, Кляксича жаль, голодный останется.

– Вы себя нормально чувствуете, Юрий? – следователь поглядел на него поверх очков.

– Нормально, – ответил Юра. Он сидел прямо, положив руки на колени, ни дать ни взять примерный ученик, только и ждущий, чтобы его вызвали к доске.

Вадим Викторович начал задавать ему вопросы, большинство из которых были на предыдущем допросе, и с каждой секундой Юра ненавидел его все больше и больше. Дураку ясно, что это обычная репетиция, и главные козыри этот лысеющий тип приготовил напоследок.

– Скажите, Юрий, что, на ваш взляд, Черкасский мог делать в этом доме? Да еще в таком обществе? Я разговаривал с его матерью, и она уверяет, что он никогда не водил подобных знакомств.

Юра пожал плечами.

– Понятия не имею, – сказал он.

– Вы же были ему другом? Так? – следователь стал вертеть в руках ручку.

– Знакомым – да. Другом – вряд ли, – отозвался Юра, гадая про себя, правда это или очередная ложь. Наверное, все же ложь.

– Видите ли… – Вадим Викторович вылез из-за стола и принялся расхаживать по кабинету, продолжая крутить ручку между пальцев. Юра обратил внимание, что пальцы у следователя были толстые и неуклюжие, но ручка, казавшаяся совсем маленькой в его руке, с необычайной легкостью скользила между этими необычно подвижными суставами, будто покрытая невидимой маслянистой пленкой.

– Очень интересная ситуация получается. По словам бомжей, которые обитают в этом доме, Черкасского они видят впервые. Зато знают всех остальных погибших. Вы не находите это странным? Черкасский явно выделялся на фоне остальных бродяг, вы понимаете, что я хочу сказать?

Да, Юра понимал. Черт возьми, он очень хорошо это понимал. Несмотря на то что приобретенные ими заранее шмотки в «секонд-хендах» были откровенным ширпотребом, это не шло ни в какое сравнение с вонючей рваниной, которая была на бомжах. Конечно, Алекс выделялся, еще как выделялся.

– Более того, свидетели, которые знали потерпевших бродяг, в один голос утверждают, что Черкасский дрался не на их стороне. Вы слышите меня, Юрий? Они почему-то уверены, что ТЕ, которые убивали бомжей, просто оставили Черкасского, когда поняли, что ему не выжить. Что вы на это скажете?