Т. 12 Фрайди, стр. 68

— Да, сэр.

— Повторить еще раз?

— Нет, сэр.

— Ты хорошо запомнила?

— Ну если хотите, можно повторить, сэр.

— М-м-м… Фрайди, будь так добра, пока ты еще не ушла, налей-ка мне чашечку чаю. Что-то у меня руки сегодня плоховато слушаются.

— С удовольствием, сэр.

ГЛАВА 24

Завтракала я в гордом одиночестве (Анна и Голди почему-то не появились) и, как следствие, быстро. Когда у меня нет компании, я не сижу за едой подолгу. Только я успела дожевать последний кусочек и встать из-за стола, как из системы внутреннего радиовещания донесся голос Анны:

«Внимание! Пожалуйста, внимание! Мне выпала печальная обязанность с прискорбием сообщить вам, что ночью скончался наш директор. Согласно его завещанию, гражданской панихиды не будет. Тело было кремировано. В девять ноль-ноль в конференц-зале состоится собрание, посвященное решению дел компании. Присутствие всех обязательно. Просьба не опаздывать».

Все оставшееся до начала собрания время я проревела у себя в номере. Почему? Наверное, мне было жалко себя. Босс бы это определил именно так. Он себя никогда не жалел, и меня никогда не жалел, и много раз ругал меня за жалость к себе. «Жалость к себе, — говорил он, — самый деморализующий из пороков».

И все равно мне было так жалко себя, так жалко! И его было жалко… А я все время грубила ему — с тех самых пор, когда он взял меня к себе на работу, сделал свободной гражданкой, а я от него убежала… Теперь мне было так стыдно, что я все время дерзила ему, грубила, обзывала по-всякому: вслух и про себя…

Я плакала и вспоминала разное. Например, Боссу всегда не нравилось, когда я расслаблялась, не могла выразить собственного мнения. Он должен был быть таким, каким был, и я должна была быть такой, какой была, и мы прожили годы бок о бок и никогда даже рукой не коснулись друг друга. Для Фрайди это рекорд.

Я думала, знал ли он, как мне хотелось много лет назад, когда я только начала у него работать, порой подойти к нему, обнять, приласкать. Наверное, он не знал. Наверное, хотя я его и за руку никогда не держала, все эти годы он был моим единственным отцом.

Большой конференц-зал был наполнен до отказа. Даже половины этих людей я не встречала в столовой — некоторые лица были мне совсем незнакомы. По-видимому, некоторые сотрудники были срочно вызваны из самых разных мест, с заданий, а может быть, даже не все успели прибыть. За столом на возвышении сидела Анна, а рядом с ней — совершенно незнакомая женщина. На столе перед Анной были сложены папки с бумагами, стоял небольшой переносной терминал, лежали прочие секретарские принадлежности. Незнакомка была примерно одного возраста с Анной, но рядом с ней, такой родной и теплой, выглядела как противная, строгая классная дама.

В две секунды десятого дама постучала ладонью по столу.

— Тише, пожалуйста! Меня зовут Рода Вейнрайт, я исполнительный вице-директор этой компании и главный советник покойного доктора Болдуина. Следовательно, теперь на меня возложены обязанности директора, и я ответственна за решение вопросов, связанных с роспуском компании. Все вы знаете, что каждый из вас работал в компании по личному контракту, заключенному с покойным доктором Болдуином…

Разве я когда-нибудь подписывала какой-нибудь контракт? Но еще больше меня поразило «покойный доктор Болдуин». Неужели так звали Босса на самом деле? Как могло случиться, что именно его фамилия вошла в мой самый частый псевдоним? Он выбрал ее для меня? Это было так давно…

— …следовательно, теперь все вы — свободные агенты. Наша организация — элитарная, и доктор Болдуин не без оснований считал, что любая свободная компания в Северной Америке будет рада принять на работу каждого из вас после его смерти. Агенты по найму будут работать в каждом из малых залов и в вестибюле. Сейчас мы будем вызывать вас по одному — вы должны получить свои конверты и расписаться. Потом вам следует немедленно открыть их и ознакомиться с содержанием, но не стойте — повторяю — не стойте у этого стола и не отвлекайте меня никакими разговорами. Если возникнут какие-то вопросы, вам следует подождать, пока все получат свои конверты. Пожалуйста, не забывайте, я не спала всю ночь.

Что, вот так сразу взять и пойти на работу в какую-то другую компанию? Нужно ли это было мне? Как у меня с деньгами? Я совсем без денег? Наверное. У меня было только то, что осталось от суммы, выигранной в идиотской лотерее, но большую часть этих денег я, скорее всего, задолжала Жанет. Я погрузилась в подсчеты.

Кто-то позвал меня по имени.

Это была Рода Вейнрайт, усталая и раздраженная.

— Поторопитесь, мисс Фрайди. Вот ваш конверт, и распишитесь вот здесь в получении. Потом отойдите в сторонку и ознакомьтесь с содержимым.

Я заглянула в ведомость.

— Вот проверю — и распишусь.

— Мисс Фрайди! Вы задерживаете всех остальных!

— Я отойду в сторонку. Но расписываться не стану, пока не удостоверюсь, что содержимое конверта соответствует тому, что указано в ведомости.

— Все в порядке, Фрайди, — устало и укоризненно проговорила Анна. — Я сама проверяла.

— Спасибо, — ответила я. — Только я предпочитаю к подобным вещам относиться так, как ты относишься к секретной документации: люблю все видеть своими глазами.

Эта сучка Вейнрайт была, похоже, готова сжечь меня заживо в кипящем масле, но я все-таки сделала, как решила: отошла на пару метров в сторону и просмотрела содержимое конверта: три паспорта на три разные фамилии, набор удостоверений личности, прочие бумаги, каждая из которых соответствовала каждому из удостоверений, и чек на имя Марджори Фрайди Болдуин, зарегистрированный в Церерско-Южноафриканском акцептном банке на сумму, приравненную к 297,3 грамма золота 999-й пробы. Еще больше, чем чек, меня удивил еще один документ, лежавший в конверте. Это было свидетельство об удочерении ребенка женского пола Фрайди Джонс, получившей при удочерении имя Марджори Фрайди Болдуин. Удочерение произвели Харли М. Болдуин и Эмма Болдуин. Свидетельство было выдано в г. Балтиморе, штат Мэриленд Атлантического Союза. Ни слова о приюте Ландштайнера или институте Джона Хопкинса, но дата была та самая — день, когда я покинула приют.

Еще там было два свидетельства о рождении. Первое — дубликат на имя Марджори Болдуин, уроженки Сиэтла, а второе — на имя Фрайди Болдуин, рожденной от матери Эммы Болдуин в Бостоне Атлантического Союза.

Оба документа были фальшивые, но вместе с тем совершенно надежные: Босс никогда и ничего не делал наполовину. Я подошла к столу и сказала:

— Все правильно, Анна, — и расписалась в ведомости.

Анна приняла у меня ведомость и прошептала:

— Увидимся позже.

— Договорились. Где?

— Найди Голди.

— Мисс Фрайди! Будьте добры, отдайте вашу кредитную карточку.

Это, конечно, Вейнрайт уняться никак не могла.

— ???

Хотя, конечно, все было правильно: после смерти Босса я больше не имела права пользоваться своей сент-луисской кредитной карточкой.

— Вот, возьмите.

Она протянула руку за карточкой. Но я отдернула руку.

— Нет, вы уж, будьте добры, проштампуйте ее, или чем вы там пользуетесь.

— Да прекратите вы, наконец! Я уничтожу вашу кредитную карточку вместе со всеми остальными, как только сверю номера.

— Госпожа Вейнрайт, если уж я должна сдать кредитную карточку, выданную на мое имя, то я требую, чтобы она была уничтожена у меня на глазах.

— Как вы упрямы! Вы что, никому не доверяете?

— Никому.

— Тогда вам придется подождать здесь, пока я закончу с остальными.

— О, вы ошибаетесь!

Полагаю, сент-луисский «Мастер Чардж» пользуется для изготовления карточек фенолово-стеклянным ламинатом. Карточки, во всяком случае, прочные, как и полагается кредиткам. Здесь, в штаб-квартире, я старалась не демонстрировать своих возможностей, но не потому, что это могло быть как-то не так воспринято, а чисто из вежливости. Но тут были особые обстоятельства. Я порвала карточку на четыре части и вручила ей кусочки.