Т. 09 Свободное владение Фарнхэма, стр. 116
— И вы всерьез предлагаете это исследовать?
— Да. Это ключевой вопрос в общей проблеме личности. Между ним и поднятой братом Морданом проблемой существует взаимосвязь. Подумайте: если человек «живет» после того, как тело его умерло, или же до того, как оно было зачато, значит, человек представляет собой нечто большее, чем его гены и влияние окружающей среды. Доктрина внеличностной ответственности за персональные поступки стала популярной на основе прямо противоположных представлений. Не стану углубляться в этические, политические и иные следствия, вытекающие из этого тезиса, — они достаточно очевидны. Отметьте, однако, аналогию между географической картой и территорией — с одной стороны, и генетической картой и человеком — с другой. Все эти основополагающие проблемы взаимосвязаны, и решение одной из них может послужить ключом к решению другой — или даже всех остальных.
— Вы не упомянули о возможности прямого общения, минуя системы символов.
— Это подразумевалось. Такое общение служит прекрасным примером того класса явлений, о котором мы договорились забыть, принимая негативные семантические утверждения в качестве последнего слова гносеологии. Однако такую точку зрения необходимо пересмотреть. В телепатии есть нечто — даже если мы не в состоянии ни измерить его, ни управлять им. Это прекрасно известно всем, кто счастлив в браке — даже если они не рискуют признаваться в этом вслух. В какой-то мере телепатией пользовались первобытные люди, а сейчас — животные и дети. В свое время избыток самоуверенности заставил нас поторопиться с выводами, но теперь вопрос пора снова открыть.
— Если говорить обо всем комплексе философских проблем, — вставил член Совета от Нью-Боливара, — то исследование одной из них мы уже согласились финансировать — я имею в виду баллистический стеллариум доктора Торгсена. Происхождение и будущее Вселенной несомненно являются классической проблемой метафизики.
— Вы правы, — заметил спикер, — и если мы согласимся с предложением Ричарда, то проект доктора Торгсена будет рассматриваться в качестве составной части программы.
— Полагаю, мы недостаточно субсидировали работу доктора Торгсена.
— Пока что он не так много истратил, хотя субсидии, разумеется, могут быть увеличены в любой момент. Похоже, он лишен таланта тратить деньги.
— Возможно, ему недостает толковых ассистентов. Я порекомендовал бы Харгрейва Калеба и, конечно, Монро-Альфу Клиффорда. В департаменте финансов Монро-Альфа только зря тратит время.
— Торгсен знаком с Монро-Альфой. Возможно, Монро-Альфа сам не хочет работать над этой проблемой.
— Ерунда! Всякому человеку нравится та работа, которая заставляет его напрягать мускулы.
— Тогда, может быть, Торгсен не решается пригласить его в свой проект? Торгсен так же скромен, как и Монро-Альфа.
— Это больше похоже на правду.
— В любом случае, — подытожил спикер дня, — эти детали решать организатору проекта, а не всему Совету. Готовы ли вы приступить к голосованию? Ставится вопрос о предложении брата Ричарда в самом широком его смысле. Я предлагаю отложить конкретное рассмотрение подробностей проектов и методик на завтра и последующие дни. А сейчас — имеет ли кто-нибудь из членов Совета возражения?
Возражений не было — в Совете царило полное единодушие.
— Быть по сему, — заключил спикер и улыбнулся. — Кажется, мы пытаемся пройти там, где споткнулся Сократ.
— Проползти, а не пройти, — поправил Иоганн, — Мы ограничили себя методами экспериментальной науки.
— Что правда, то правда. Однако — «ползущий не может споткнуться». А теперь перейдем к другим делам: у нас все еще есть государство, которым необходимо управлять.
Глава XII
«Камо грядеши…»
— Хотели бы вы иметь половинную долю в гладиаторе? — спросил Гамильтон.
— О чем вы говорите? — не поняла Филлис.
— О предприятии Смита Дарлингтона — футболе. Мы собираемся зарегистрировать контракты всех игроков и продавать их. Наш агент считает это хорошим капиталовложением — и я, признаться, думаю, что он прав.
— Футбол, — задумчиво повторила Филлис, — вы как-то говорили о нем, только я ничего не поняла.
— Занятие это в лучшем случае глупое. Двадцать два человека выходят на поле и сражаются голыми руками.
— Зачем?
— Предлог для борьбы — маленький пластиковый сфероид, который мечется из одного конца игрового пространства в другой.
— А какая разница, в каком конце он находится?
— На самом деле — никакой, но в этом нисколько не меньше смысла, чем в любой другой игре.
— Не понимаю, — заявила Филлис. — С какой стати кто-то сражается, если он не собирается убить другого?
— Это надо увидеть, чтобы понять. Возбуждающее зрелище. Я даже поймал себя на том, что как-то закричал.
— Вы?
— Да. Я — старый, спокойный, как кот, Феликс. Говорю вам — эта игра будет жить. Она станет популярной. Мы начнем продавать лицензии на личный просмотр, а потом и на все виды менее значительных прав — прямую трансляцию, запись и так далее. У Смита куча идей. Он хочет, чтобы различные группы игроков представляли города и организации, о присвоении им цветных символов, песен и еще всякой всячины. Для варвара Смит — прямо-таки удивительный молодой человек.
— Должно быть.
— Так разрешаете купить вам долю? Это чистейшей воды спекуляция — сейчас ее можно приобрести довольно дешево, а потом она принесет вам богатство.
— А зачем мне деньги?
— Не знаю… Можете истратить их на меня.
— Звучит очень глупо — вы и так распухли от денег.
— Это, кстати, напомнило мн? совсем о другом. Когда мы поженимся, вам придется серьезно подумать над тем, каким образом нам их тратить.
— Опять вы об этом?
— Почему бы и нет? Времена изменились. Препятствий больше нет. А Мордан обратил меня в свою веру.
— Он мне так и сказал.
— Он сказал? Боже всемогущий, все происходит у меня за спиной! Ну да ладно. Так когда мы заключим контракт?
— А что позволяет вам думать, что мы это сделаем?
— Ну, мне казалось, что нас разделяло лишь мнение относительно детей?
— Вы ничего не поняли. Я сказала, что никогда не выйду за человека, который не хочет иметь детей.
— Но я думал, что вы… — он встал и принялся нервно расхаживать по комнате. — Скажите, Фил, я вам ни капельки не нравлюсь?
— Вы довольно милы — на совершенно неповторимый, прямо скажем, ужасный манер.
— Тогда в чем же дело?
Она молчала. Наконец Гамильтон не выдержал:
— Не знаю, стоит ли мне это делать, раз вы так настроены, но все равно я хочу сказать — я люблю вас. Вы ведь и сами это знаете?
— Иди-ка сюда.
Гамильтон послушно выполнил приказ; Филлис взяла его за уши и потянула вниз.
— Филти, дубина, — с этого и надо было начинать!
Завершив затяжной поцелуй, она проговорила мечтательно:
— Филти…
— Да, дорогая?
— После Теобальда у нас будет маленькая девочка, потом другой мальчик, а потом, может быть, еще девочка.
— Хм-м-м…
— В чем дело? — выпрямилась она. — Такая перспектива тебя не радует?
Филлис вперила в Гамильтона испытующий взгляд.
— Разумеется, радует…
— Откуда же тогда такая мрачность?
— Я подумал о Клиффе. Бедный болван!..
— Он до сих пор не напал на ее след?
— Ни намека.
— Бедняга! — вздохнула Филлис и снова обняла его.
Вернувшись на то же место в Лесу Гигантов, Монро-Альфа попытался разыскать девушку — но тщетно. В списке посетителей Парка не значилось ни одной Марион; не отмечено было и появление зарегистрированной на это имя авиетки. Никто из сотрудников заповедника не узнал ее по сбивчивому описанию Клиффорда. Владельцы побывавших здесь в последнее время транспортных средств — как воздушных, так и наземных — тоже не знали ее. То есть знали они даже нескольких женщин с таким именем, однако ни одна из них не была Марион; впрочем, трижды их словесные портреты почти совпадали с образом, запечатлевшимся в памяти Монро-Альфы, и это заставляло Клиффорда с отчаянной надеждой метаться по стране — и каждый раз испытывать в конце концов жестокое разочарование.