Т. 08 Ракетный корабль «Галилей», стр. 159

— Ну, во-первых, этот метеорит — настоящий гигант, такие редко встречаются. А во-вторых, знаешь ли ты что-нибудь о космических лучах, Билл?

— Да, наверно, не так уж много.

— Ты несомненно знаешь, что первичная космическая радиация свободно проникает сквозь человеческое тело и не вредит ему. Это то, с чем мы сталкиваемся здесь, в космосе. Но металл для этих лучей не совсем прозрачен, и, когда они сквозь металл проходят, то выбивают из него много всякого другого — вторичную, третичную и четвертичную космическую радиацию. Радиация развивается лавинообразно и становится уже совсем не безопасной. Она может вызывать мутацию и причинить тебе и твоим потомкам массу вреда. Словом, человеку в космосе всего безопасней, когда его защищает слой поверхности корабля только-только достаточный, чтобы сохранить для него воздух внутри и обезопасить от наружных ультрафиолетовых лучей.

Ближайшие два дня Крикун в каюте особо не возникал, нечего ему было сказать, и я уже решил, что, наверно, он получил хороший урок. Но я ошибся. Однажды я наткнулся на него в одном из нижних коридоров, когда никого рядом с нами не оказалось.

— Хочу с тобой потолковать, — объявил он.

— О’кей, — согласился я. — Выкладывай, что у тебя на уме.

— Воображаешь, что ты очень умный? — спросил он.

Не понравилось мне ни то, что он сказал, ни то, каким тоном он это сделал. Я ответил:

— Вовсе я не не воображаю себя умным. Я и есть умный.

— Ишь ты, воображала нашелся. Хочешь, небось, чтобы я тебе ручку целовал и благодарил за то, что ты мне спас жизнь, да?

Я сказал:

— Ах, вон оно что? Если это тебя волнует, можешь выбросить из головы: я вовсе не для тебя старался.

— Знаю-знаю, — ответил он, — и я тебе нисколько не благодарен, понял?

— Подходяще, — одобрил я. — Вовсе мне ни к чему, чтобы парень вроде тебя считал себя мне благодарным.

Он тяжело задышал:

— С меня хватит! Терпеть еще от тебя…

Следующее, что я почувствовал, был сильный удар кулаком в челюсть. Я упал. На ноги я поднялся с предосторожностями, пытаясь застичь его врасплох. Но это было бесполезно, он снова сбил меня с ног. Я попытался пнуть его лежа, но он вовремя отскочил. После третьего удара я остался лежать надолго. Когда в глазах у меня перестали кружиться звезды, он уже исчез — а я так и не успел его даже пальцем тронуть. Я никогда не был силен в драках: обычно я все еще работаю языком, когда давным-давно пора пустить в ход кулаки. Я пошел к бачку в водой и умылся. Тут неведомо откуда появился Хэнк и спросил, какого дьявола я тут делаю. Я сказал ему, что наткнулся головой на дверь. Папе я сказал то же самое.

Крикун больше меня не беспокоил, и мы с ним с тех пор не разговаривали. В эту ночь я долго лежал без сна, пытаясь разобраться в том, что произошло. И не мог. Тот парень, который выдумал басню насчет того, что «стал сильнее в десять раз, поскольку чист душой», — определенно никогда не встречался с Эдвардсом Крикуном. На мой взгляд, от Крикуна ничего хорошего не дождешься, и я страшно пожалел, что не заткнул его рожей пробитую метеоритом дыру. Я уже и так думал и этак, как бы мне с ним разделаться, но ничего толкового не придумал. Как говорит папа, есть ситуации, из которых просто не существует выхода.

9. ЛУНЫ ЮПИТЕРА

До нашего приближения к Юпитеру ничего особенного больше не случилось, только вот исчез один четырехлетний мальчик. Его родители все обыскали и объявили по радио из рубки управления, чтобы все внимательно смотрели везде, но его так и не нашли. Итак, у скаутской неотложной службы появилась работа.

Корабельные офицеры не могли организовать поиски, потому что там и были-то только капитан и два вахтенных офицера. Да еще мистер Ортега с его помощником. Капитан Харкнесс предоставил план каждому из скаутских вожатых, и мы обрыскали весь корабль с той тщательностью, с какой мальчишка перетряхивает свою одежду в поисках полукредита. В течение двадцати минут мы нашли малыша. Оказалось, что этот дьяволенок забрался в помещение для гидропоники, когда там еще работали люди, а потом его заперли.

Пока он там находился, ему захотелось пить и, естественно, он попробовал растворы, которые используют для поливки растений. Результат был именно таким, какого можно было ожидать. Все это не причинило ему особого вреда, но как он все заблевал! Посмотрели бы вы, в каком виде было после него помещение!

В тот же вечер за игрой я поговорил об этом с папой. Пегги отправилась на сбор девчонок-скаутов, Молли тоже куда-то ушла, и впервые мы остались одни. Мамаша этого младенца такую истерику закатила, как будто на самом деле случилось что-то ужасное — то есть я хочу сказать, ну что страшного может случиться в космическом корабле? Не выпадет же младенец за борт.

Папа сказал — ее реакция была совершенно естественной.

Я спросил:

— Послушай, Джордж, тебе не кажется, что у некоторых эмигрантов вовсе нет тех качеств, которые требуются, чтобы стать колонистами?

— М-м-м… возможно…

Я вообще-то думал о Крикуне, но упомянул миссис Тарбаттон, которая совсем скисла и даже нигде не показывалась, и ту женщину, миссис Григсби, которую назначили мыть посуду.

И еще одного мужчину по фамилии Сондерс, который то и дело вступал в пререкания с советом, пытаясь жить своей собственной жизнью — бесцеремонно и независимо, не обращая внимания на то, какие неудобства он причиняет остальным.

— Джордж, как же такие люди прошли психологические тесты?

Джордж прекратил игру, потом спросил:

— Билл, ты слыхал когда-нибудь-о политическом влиянии?

— О чем, о чем? — удивился я.

— Это позорное явление, я понимаю, но ты уже достаточно взрослый, чтобы видеть мир таким, каков он есть, вместо того, каким он должен быть. Возьми такой гипотетический пример: я думаю, что племянница государственного советника просто не может не выдержать психологических тестов. О, на самом-то деле она запросто завалит первый же из них, но комиссия примет нужное решение, если только советник действительно хочет, чтобы его племянница прошла.

Сначала до меня не доходило. И это говорит Джордж! Это совсем на него не похоже, ведь он не циник. Я — да, я-то циник, но Джордж обычно бывает наивен в таких вещах.

— Получается, Джордж, психологические тесты вообще бессмысленны, если такая публика все равно может проскочить.

— Совсем наоборот. Обычно тесты проводятся по-честному. А если кто-то их обходит правдами и неправдами, так это неважно. Старая Матушка-Природа в конечном счете о них позаботится. Тот, кто выживет, — выживет. — Он стасовал колоду и сказал: — Подожди, что я с тобой сделаю в этом коне. Ты пропал!

Он всегда так говорит. Я сказал:

— Всякий, кто таким образом использует свое общественное положение, должен быть уволен.

Джордж мягко согласился:

— Да. Но не горячись, сынок, мы ведь имеем дело с людьми, а не с ангелами!

Двадцать четвертого августа капитан Харкнесс снял вращение и начал готовиться к тому, чтобы нас высадить. Больше четырех часов мы сбавляли ход, а потом перешли на свободный полет, примерно в шестистах тысячах миль от Юпитера, с противоположной стороны от той, где тогда находился Ганимед. Невесомость по-прежнему не была развлечением, но на этот раз мы были к ней готовы, и все, кто нуждался в уколах, сделали их. Я тоже не стал дурить и позволил себя уколоть.

Теоретически, «Мэйфлауэр» мог обойтись одним сложным маневром, выйдя после падения скорости на круговую орбиту близко к Ганимеду. Практически гораздо лучше было подобраться поближе, избегая столкновения с метеоритами, то есть с «ложными кольцами».

Разумеется, у Юпитера нет таких колец, как у Сатурна [98], но в той же плоскости, что и его луны, летает множество мелкого небесного мусора. Если бы его накопилось достаточно, он бы выглядел, точно кольца Сатурна. Пока его не так уж много, но пилоту уже приходится вести себя так, будто он преодолевает местность, на которой лежат хрупкие яйца. Так как мы приближались медленно, это дало нам возможность хорошо понаблюдать за Юпитером и его спутниками.