Т. 08 Ракетный корабль «Галилей», стр. 147

— Билл, я хочу попросить у тебя прощения за то, что наговорил тебе вчера вечером. Ты не сказал и не сделал ничего такого, что оправдало бы мое желание поднять на тебя руку. И я не имею права думать или говорить об этом.

— Да нет, все нормально, — я подумал еще немного и добавил: — Наверно, я не должен был так говорить.

— Ты был прав, что высказался. Мне только очень грустно, Билл, что ты мог так подумать. Никогда я не переставал любить Анну и люблю ее нисколько не меньше.

— Но ведь ты сказал… — Я осекся и закончил: — Я просто ничего не понимаю.

— Наверно, невозможно ждать от тебя, чтобы ты все понял. — Джордж поднялся. — Билл, церемония в пятнадцать часов. Ты успеешь переодеться и приготовиться к этому времени? Даже хорошо бы — за час до начала?

Я помешкал, потом сказал:

— Я не смогу, Джордж. Я так сегодня занят.

На лице его не появилось никакого особенного выражения, да и голос звучал обычно, когда он сказал:

— Понятно.

И вышел из комнаты. Немного спустя за ним захлопнулась дверь квартиры. Еще чуть погодя я попытался позвонить к нему в контору, но автосекретарь затянул старую песню насчет: «Не-хотите-ли-вы записать-что-передать-ему?» Не стал я оставлять никакого поручения. Решив, что до пятнадцати Джордж еще зайдет домой сто раз, я переоделся в свой лучший костюм и даже воспользовался папиным кремом для бритья. Он все не показывался. Я еще раз попытался позвонить в контору — и снова получил: «Не-хотите-ли-вы-записать-что-передать-ему?» Тогда я свивался со справочной и узнал номер миссис Кеньон.

Его там не было. Никого там не было.

Время ползло, и я ничего уже не мог поделать. Вот уже настало пятнадцать, и я понял, что мой папа где-то там женится, а я не знал где. В пятнадцать тридцать я отправился в кино. Когда я вернулся домой, на телефоне горела красная лампочка. Я включил прослушивание записи. Это был папа: «Билл, я пробовал тебе дозвониться, но тебя не было, а ждать я не могу. Мы с Молли едем в небольшое свадебное путешествие. Если захочешь со мной связаться, позвони в компанию «Служба розыска, LTD» в Чикаго, — мы будем где-нибудь в Канаде. Вернемся в четверг вечером. До свидания». На этом запись кончалась.

В четверг вечером! А вылет — в пятницу утром!

3. КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ

«БИВРЕСТ» [84]

Папа позвонил мне из квартиры миссис Кеньон — то есть Молли — в четверг вечером. Мы были друг с другом вежливы, но оба нервничали. Я сказал, что совершенно готов и надеюсь, что они славно провели время. Он сказал, что да и чтобы я приезжал к ним, и мы все вместе отправимся оттуда в три часа утра. Я ответил, что не знал его планов, поэтому тоже купил себе билет в Мохавский порт и заказал комнату в отеле «Ланкастер». Что он хочет от меня теперь? Он подумал и сказал:

— Похоже, что ты уже сам можешь о себе заботиться, Билл.

— Конечно, могу.

— Прекрасно. Увидимся в порту. Хочешь поговорить с Молли?

— Н-нет, пожалуй, только привет ей от меня передай.

— Спасибо, передам.

Он повесил трубку.

Я отправился к себе в комнату и взял вещевой мешок — пятьдесят семь и пятьдесят сотых фунта. Я не мог бы и пушинки туда добавить. Комната моя опустела и стала голой, только скаутская форма болталась на гвозде. Взять ее с собой я не смог, а выбросить — духа не хватало. Я снял ее, собираясь бросить в мусоросжигатель, но вдруг рука моя замерла. Когда записывали на испытаниях мои физические показатели я весил сто тридцать один и две десятых фунта в одежде, в которой буду стартовать. Но последние несколько дней я ел совсем мало. Я встал на весы — сто двадцать девять и восемь десятых. Взял в руки форму и снова встал на весы — сто тридцать два и пять десятых.

«Уильям, — сказал я себе, — ты не будешь обедать, не будешь завтракать и не будешь пить воду завтра утром.» Скатал форму в узел и взял с собой.

Квартира опустела. Я оставил сюрприз для следующего жильца: еду, которая предназначалась мне на ужин. Затем переключил все рубильники на ноль, кроме холодильника, и запер за собой дверь. Странное у меня было чувство: Анна, Джордж и я жили тут с тех самых пор, как я себя помню! Я спустился на мостовую, пошел по улицам, потом отправился прибрежной линией метро до Мохаве. Через двадцать минут я уже был в гостинице «Ланкастер», пустыня Мохаве.

Вскоре выяснилось, что «номер», который я предварительно заказал, — всего-навсего койка в биллиардной. Я помчался вниз, чтобы выяснить, что случилось, показал администратору свое удостоверение и напомнил, что мне полагается комната. Он посмотрел на документ и спросил:

— Молодой человек, вы пробовали когда-нибудь разместить на ночлег шесть тысяч человек одновременно?

Я сказал, что нет, не пробовал.

— Тогда радуйтесь, что у вас есть койка. Комнату, которую вы заказали, занимает семья с девятью детьми.

Я ушел.

В гостинице был какой-то сумасшедший дом. Я никуда не смог бы пристроиться поесть, если бы даже не обещал себе, что есть не буду: невозможно было подойти к столовой ближе, чем на двадцать ярдов. Всюду под ногами в огромном количестве путались ребятишки и вопили младенцы. В танцевальном зале сидели на корточках семьи эмигрантов. Я посмотрел на них и подумал: откуда только их таких взяли? Из мусорного бака что ли?

Наконец, я отправился спать. Есть хотелось все сильней и сильней. И с чего это я ввязался в такую неприятность только ради того, чтобы взять с собой скаутскую форму, которую наверняка никогда больше не надену?

Если б только у меня была с собой продуктовая книжка, я бы поднялся и встал в очередь в столовую, — но мы с папой нашу книжку вернули. У меня еще было немного денег и я подумал: может, попытаться найти какого-нибудь торговца, говорят, их тут можно найти. Но папа рассказывал, что так называемые «торговцы» — это просто торгаши-жулики и ни один джентльмен не станет иметь с ними дела. Кроме того, я не имел ни малейшего представления, как такого торгаша разыскать. Я встал, попил воды, снова улегся в постель и проделал упражнения на расслабление. Наконец, я заснул, и мне снился клубничный торт с натуральными сливками, теми, что от коров.

Проснулся я голодным, но тут же вспомнил, что ведь это мой последний день на Земле! Тогда я так разволновался, что даже о голоде забыл. Встал, надел скаутскую форму, а поверх нее — корабельный костюм.

Я думал, мы прямо на борт пройдем. Но оказалось — нет.

Сначала всем пришлось собраться под тентом, укрепленным перед гостиницей возле посадочных туннелей. Никаких вентиляторов, разумеется, и в помине не было, но в такое раннее время пустыня еще не раскалилась. Я нашел букву «Л» и уселся на свой багаж. Папы и его новой семьи еще не было. Я уже начал думать, не лечу ли на Ганимед сам по себе. А вообще-то мне было на это плевать.

За воротами, милях в пяти, виднелись стоящие на поле корабли «Дедал» и «Икар», их сняли с линии «Земля — Луна» ради этого перелета, и еще «Биврест», который, сколько я себя помню, служил паромом между Землей и космической станцией «Нью-Йорк-Верх». «Дедал» и «Икар» были больше, но я надеялся, что попаду на «Биврест», первый корабль, который я видел взлетающим.

Какая-то семья сдавала багаж в камеру. Мать оглядела поле и спросила:

— Джозеф, который же из них — «Мэйфлауэр»?

Муж пытался ей объяснить, но она все равно ничего не понимала. Я чуть не лопнул, пытаясь сдержать смех. Ничего себе, на Ганимед собралась, а так тупа, что не в состоянии даже понять, что корабль, на котором она полетит, построен в космосе и не может никуда сесть.

Все пространство заполнилось эмигрантами и родственниками, приехавшими их провожать, но папа еще не показывался. Вдруг я услышал, как меня окликают по имени, обернулся — это оказался Дак Миллер.

— Привет, Билл, — сказал он. — Я уже боялся, что прозеваю тебя.

— Привет, Дак. Нет, я еще тут.

— Я пытался дозвониться тебе вчера вечером, но на станции отвечали: «Телефон отключен», так что я решил прогулять школу и смотаться сюда.