Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены, стр. 104

— Не знаю — так посмотрим. Кровь, моча… слюну тоже взять?

— Конечно. И пот, если наберете.

— И мазок?

— Да.

— Погодите, — возразила я. — Если вы собираетесь копаться внутри, мне надо принять душ и подмыться.

— Фиг тебе, лапочка, — ласково ответила Дагмар. — Нам нужно то, что есть сейчас… а не то, что будет, когда ты смоешь свои грехи. Не спорь, мне неохота ломать тебе руку.

Я умолкла. Мне бы хотелось, чтобы от меня хорошо пахло во время осмотра. Но как докторская дочка и сама терапевт, я знаю, что Дагмар права, раз они ищут наркотики. Вряд ли найдут — но вдруг. У меня и в самом деле выпало несколько часов. Или дней? Все может быть.

Дагмар поставила мне баночку помочиться, взяла у меня кровь и слюну на анализ, потом велела лечь на кресло и поставить ноги в стремена.

— Кому это сделать — мне или боссу? Уйди, Пиксель. Не мешай.

— Все равно.

Дагмар — внимательная сестра. Некоторые женщины не выносят, когда их там трогают другие женщины, некоторые стесняются мужчин. Меня-то отец излечил от подобных глупостей, когда мне и десяти еще не было.

Дагмар отошла за расширителем, и я кое-что подметила. Я уже говорила, что она брюнетка. На ней по-прежнему не было ничего, кроме трусиков — довольно прозрачных. Казалось бы, сквозь них должен просматриваться темный, данный природой фиговый листок, верно?

Так вот — ничего такого. Только тень на коже да самое начало Большого Каньона.

У женщины, которая бреет или как-то по-иному уничтожает волосы на лобке, любимый вид развлечения — секс. Мой любимый первый муж Брайан открыл мне на это глаза еще в эпоху декаданса, где-то в 1905 году по григорианскому календарю [58]. За свои полтораста лет я убедилась в справедливости этого наблюдения на многочисленных примерах. (Подготовка к операции или к родам не в счет.) А те, кто делает это потому, что им так больше нравится — все без исключения веселые, здоровые, раскрепощенные гедонистки.

Дагмар не собиралась оперироваться и явно не собиралась рожать. Она собиралась участвовать в сатурналиях — что и требовалось доказать.

Я испытывала к ней теплое чувство. Брайан, мир его распутной душе, оценил бы ее по достоинству.

Дагмар уже знала, в чем заключаются мои «галлюцинации» — во время процедур мы с ней все время болтали, — и знала, что я в городе чужая. Пока она прилаживала этот чертов расширитель (всегда терпеть их не могла, хотя этот обладал температурой тела и его бережно вставляла женщина, сама знающая, что это за радость), я попросила ее, чтобы отвлечься:

— Расскажите мне о вашем фестивале.

— О фестивале Санта-Каролиты? Эй, лапочка, не зажимайся так, осторожней. Ты сделаешь себе больно.

Я вздохнула и попыталась расслабиться. Санта-Каролита — это моя вторая дочь, рожденная в 1902 году по григорианскому календарю.

2

САД ЭДЕМА

Я помню Землю.

Я знала ее, когда она была еще свежей и зеленой, прекрасная невеста человечества, сладостная, обильная и желанная.

Речь идет, конечно, лишь о моей родной параллели — второй, код «Лесли Ле Круа» [59]. Но все наиболее известные параллели времени, исследованные Корпусом по поручению Ближнего Круга, в год моего рождения — 1882-й по григорианскому календарю, через год после смерти Айры Говарда [60] — представляли собой единую линию. В том году население Земли составляло полтора миллиарда человек. Когда же я, всего век спустя, покидала Землю, ее население возросло до четырех миллиардов, и эта куча народу каждые тридцать лет еще удваивалась.

Помните старую персидскую притчу о том, как удваивали зернышки риса на шахматной доске [61]? Четыре миллиарда человек — это вам не рисовое зернышко: никакой доски не хватит. В одной из параллелей население Земли перед окончательной катастрофой раздулось до тридцати миллиардов, в других конец наступил, когда оно еще не достигло десяти. Но во всех параллелях доктор Мальтус [62] смеялся последним.

Бесполезно скорбеть над хладным телом Земли — это все равно что плакать над пустой куколкой, из которой вылетела бабочка. Но я неисправимо сентиментальна и до сих пор грущу о старой родине человека.

У меня было замечательно счастливое детство.

Я не только жила на тогда еще юной и прекрасной Земле — мне выпало счастье родиться в одном из прелестнейших ее садов, в южном Миссури, чьи зеленые холмы еще не изуродовали люди и бульдозеры.

И мало того, что я родилась в таком месте, мне еще посчастливилось родиться дочерью своего отца.

Когда я была еще совсем юной, отец сказал мне:

— Возлюбленная дочь моя, ты — существо глубоко аморальное. Я это знаю, потому что ты — вся в меня: голова у тебя работает в точности как моя. Так вот, чтобы твоя натура не сгубила тебе жизнь, тебе придется выработать свой собственный свод правил и жить по нему.

Я обдумала его слова, и у меня потеплело внутри. Я — существо глубоко аморальное. До чего же хорошо отец меня знает.

— А какие это правила, отец?

— Придется самой выбирать.

— Десять заповедей?

— А ты подумай. Десять заповедей — это для недоумков. Первые пять предназначены исключительно для священнослужителей и властей всякого рода; остальные пять — полуправда, им недостает полноты и точности.

— Тогда скажите, какими они должны быть, эти пять последних заповедей?

— Так и сказал я тебе, лентяйка. Ты это сделаешь самостоятельно, — и он внезапно встал, стряхнув меня с колен, так что я чуть не шлепнулась задом на пол. Это была наша постоянная игра. Я должна была успеть спрыгнуть и стать на ноги, иначе отцу засчитывалось очко. — Проанализируй тщательно десять заповедей. И скажи мне, как им следовало бы звучать. А пока что, если я услышу еще раз, что ты вышла из себя, и мама пришлет тебя ко мне разбираться, подложи лучше себе в штанишки хрестоматию Мак-Гаффи.

— Да полно вам, отец.

— А вот увидишь, морковка, увидишь. С наслаждением тебя отшлепаю.

Пустая угроза. Он ни разу не шлепал меня с тех пор, как я достаточно подросла, чтобы понимать, за что меня ругают. Да и раньше никогда не шлепал так сильно, чтобы пострадало заднее место — страдали только чувства.

Материнское наказание — другое дело. Отец представлял собой высшую судебную инстанцию, мать — низшую и среднюю, для чего ей служил персиковый прутик. О-ой!

А отец меня только портил.

У меня было четверо братьев и четверо сестер: Эдвард, 1876 года рождения; Одри — семьдесят восьмого; Агнес — восьмидесятого; Том — восемьдесят первого; в восемьдесят втором родилась я, потом Франк в восемьдесят четвертом, Бет в девяносто втором, Люсиль в девяносто четвертом, Джордж в девяносто седьмом. И отец тратил на меня больше времени, чем на трех других детей, вместе взятых, а то и на четверых. Оглядываясь назад, я не нахожу, что он как-то особенно поддерживал наше общение, но получалось так, что я проводила с отцом больше времени, чем мои братья и сестры.

Две комнаты в нижнем этаже нашего дома служили отцу кабинетом и амбулаторией; в свободное время я оттуда не вылезала — меня притягивали отцовские книги. Мать находила, что мне не следует их читать, в медицинских книгах содержится много такого, во что леди просто не должна вникать. Леди не подобает знать таких вещей. Это нескромно.

— Миссис Джонсон, — сказал ей отец, — если в этих книгах есть некоторые неточности, я сам укажу на них Морин. Что касается гораздо более многочисленных и гораздо более важных истин, то я рад, что Морин стремится их познать. «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». Иоанн, глава восьмая, стих тридцать второй.

Мать плотно сжала губы и промолчала. Библия для нее была непререкаемым авторитетом, между тем как отец был атеистом, в чем тогда еще не признавался даже мне. Но Библию он знал лучше матери и все время цитировал из нее подходящий стих — я считаю, что это исключительно нечестный прием, но нужно же отцу было как-то обороняться. Мать была женщина с характером.

вернуться

58

Во многих романах Хайнлайн, говоря о привычном нам летосчислении, ошибочно использует слова «по григорианскому календарю». Слово «григорианский» относится к структуре календаря (показывает, как устроена внутренняя система счисления дней в году и последовательность високосов). Нумерация же годов определяется типом летосчисления (мы используем летосчисление «от Рождества Христова», которое можно также назвать «эрой Дионисия», или «нашей эрой»).

вернуться

59

Вторую параллель можно изучать по произведениям Хайнлайна, она в наибольшей степени соответствует его знаменитой таблице «История будущего», давшей название данному изданию собрания сочинений Хайнлайна. Лесли Ле Круа — имя космонавта, который первым достиг Луны в рассказе «Человек, который продал Луну».

вернуться

60

В романе «Дети Мафусаила» написано следующее: «Айра Говард, чье состояние легло в основу фонда его имени, родился в 1825-м и умер от старости в 1873 году.

вернуться

61

В этой притче правитель, желая вознаградить изобретателя шахмат, предложил ему любое сокровище. Изобретатель попросил очень скромную, на взгляд правителя, награду — отдать ему столько зернышек риса, сколько уместится на шахматной доске, если на первую клетку положить одно зернышко, на вторую — два, на третью четыре и т. д. (то есть каждый раз удваивать количество зернышек). Но эта прогрессия описывается формулой 2п, и на последней клетке должно лежать 264 зернышек (то есть 1 152 921 504 606 846 976), такого количества просто не было в закромах государства.

вернуться

62

По теории английского экономиста Томаса Роберта Мальтуса (1766–1834) одним из законов исторического развития является вечное отставание роста средств существования от роста народонаселения. Его теория в свое время вызвала справедливые нарекания за пропаганду войн и эпидемий как одного из средств сдерживания роста населения.