Т. 04 Дорога доблести, стр. 144

— Маргрета, родная! Я был не прав. Мне ужасно жаль. Извини меня.

Она внезапно остановилась и, обняв меня, заплакала.

— Ох, Алек! Я так тебя люблю, а ты такой жлоб.

— Я тебя тоже люблю, но что такое жлоб?

— Это ты.

— Ну… в таком случае, я твой жлоб, и ты от меня не отделаешься. И в другой раз не уходи от меня.

— Не буду. Никогда.

И мы занялись тем, чем занимались до этого.

Немного погодя я откинул голову, чтобы шепнуть:

— У нас нет постели, которую мы могли бы назвать своей, а я еще никогда в жизни так не нуждался в ней, как сейчас.

— Алек, пошарь в карманах.

— А?

— Когда Стив целовал меня, он шепнул, чтобы ты поискал в карманах, и сказал: «Бог даст».

Я нашел его в левом кармане своего пиджака, золотой «игл» — никогда еще не приходилось держать его в руках. Монета была очень тяжелая и теплая.

16

Человек праведнее ли Бога?

И муж чище ли Творца своего?

Книга Иова 4,17

Научите меня, и я замолчу;

укажите, в чем я погрешил.

Книга Иова 6,24

В аптеке в деловой части Флагстафа я обменял свой «игл» на девять «колес», девяносто пять центов мелочью и кусок мыла «Айвори». Купить мыло предложила Маргрета.

— Алек, аптекарь — не банкир; он может не захотеть менять нам деньги, если обмен не будет частью торговой сделки. А мыло нам пригодится. Я хочу постирать твое белье, да помыться нам обоим не мешает… Сильно подозреваю, что в дешевых ночлежках, о которых говорил Стив, мыло в стоимость ночлега не входит.

Оба ее предположения оказались верными. Аптекарь поднял брови, увидев золотую монету в десять долларов, но промолчал. Он взял ее и бросил на стекло прилавка, чтобы услышать звон, потом пошарил за кассой и, вытащив маленький пузырек, капнул на монету кислотой.

Я ничего не сказал. Продолжая молчать, он отсчитал девять серебряных долларов, полдоллара, четверть доллара и два дайма. Вместо того чтобы тут же положить деньги в карман, я не торопясь проверил каждую монету тем же способом, воспользовавшись стеклянным прилавком. Окончив, я пододвинул ему обратно одно из «колес».

Он опять промолчал — небось, не хуже меня слышал глухой звук, произведенный фальшивой монетой. Аптекарь нажал на клавишу «без продажи» и вручил мне другое «колесо» [219] (его звук был чист, как звон колокольчика), спрятав подделку куда-то в самый дальний конец денежного ящика кассы. Затем повернулся ко мне спиной.

На окраине города, на полпути к Уиноне, мы набрели на ночлежку, достаточно неприглядную, чтобы соответствовать нашим требованиям. Маргрета торговалась на испанском. Наш хозяин запросил пять долларов. Маргрета призвала пресвятую Деву Марию и еще трех святых в свидетели того, как несправедливо с ней поступают. После чего предложила пять песо. Я не понял ее маневра. Ибо знал, что никаких песо у нас нет. Неужели она попытается всучить ему те никуда не годные «королевские» песо, которые я все еще таскаю с собой?

Однако выяснить это не удалось, так как в качестве ответа наш хозяин просто скинул цену до трех долларов и заявил синьоре, что сумма окончательная и Бог ему в том свидетель.

В общем, они сговорились за полтора. После чего Маргрета попросила дать ей чистые простыни и одеяла еще на пятьдесят центов, заплатила за все два доллара и потребовала включить в эту цену подушки и чистые наволочки, сказав, что тогда они будут квиты. Она получила требуемое, но хозяин захотел, чтоб ему дали сколько-нибудь «на счастье». Марга дала ему дайм, он низко поклонился и заверил нас, что его дом — наш дом.

В семь утра мы были уже в пути, отдохнувшие, чистые, счастливые и голодные. Через полчаса, еще более голодными, мы оказались в Уиноне. С голодом мы сквитались чуть позже, зайдя в маленькую забегаловку, открытую в трейлере: стопка пшеничных блинчиков — десять центов, кофе — пять, вторая чашка бесплатно, масло и сироп — без ограничений.

Маргрета не справилась со своими блинчиками: порции были слишком велики, мы поменялись тарелками, и я слопал все, что у нее оставалось. На стене красовалась надпись:

«ЗАПЛАТИ, КОГДА ПОЕШЬ — ЧАЕВЫХ НЕ НАДО.

ПРИГОТОВИЛСЯ ЛИ ТЫ К СУДНОМУ ДНЮ?»

Рядом с поваром — он же официант (думаю, он же и хозяин) — в пределах досягаемости лежал экземпляр «Сторожевой башни» [220].

Я спросил:

— Брат, что слышно о наступлении дня Страшного суда?

— Это не повод для шуток. Вечность — это очень долго, особенно если проводишь ее в бездне огненной.

— Я не шучу, — ответил я. — Если судить по знамениям и чудесам, наступил семилетний период, о котором говорится в одиннадцатой главе Откровения, стих второй или третий; только не знаю, давно ли это случилось.

— Мы уже шагнули во вторую половину, и два свидетеля уже пророчествуют, и антихрист бродит по Земле. А ты сподобился благодати? Если нет, самое время поторопиться.

Я ответил ему:

«И вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, придет Сын Человеческий».

— Ты бы лучше в это поверил.

— А я верю. Спасибо за вкусный завтрак.

— Не за что. Бог да хранит тебя.

— Спасибо. Да благословит он тебя и укрепит.

Мы с Маргретой вышли и снова двинулись на восток.

— Ну, как ты, любимая?

— Наелась и счастлива.

— Я тоже. Кое-что из того, что ты сделала прошлым вечером, особенно содействует моему счастливому расположению духа.

— Моему — тоже. Но с тобой всегда так, дорогой мой мужчина. Всякий раз.

— Хм… Да… Так вот. Мне тоже… Всегда. Но я имел в виду другое — то, что ты сказала до того. Когда Стив спросил, согласна ли ты со мной насчет Судного дня, ты ответила, что согласна. Марга! Не могу даже передать тебе, как меня огорчает то, что ты можешь не захотеть вернуться в объятия Христа. Теперь, когда Страшный суд приближается с такой быстротой и нет никакой возможности узнать точный час его наступления… в общем, я ужасно волновался. Я и теперь волнуюсь. Но кажется, ты начинаешь прозревать, хотя пока мы об этом и не говорили.

Мы прошли шагов двадцать, но Маргрета так ничего и не сказала. Наконец она очень тихо произнесла:

— Любимый, как бы я хотела успокоить тебя! Если бы только могла! Но я ничем не могу помочь.

— Вот как? Тогда я не понимаю. Объясни, пожалуйста.

— Я же не говорила Стиву, что согласна с тобой. Я сказала, что не отрицаю.

— Но это одно и то же!

— Нет, любимый. Я не сказала Стиву, но должна была сказать, если бы говорила совершенно откровенно, я никогда, ни по какому поводу не стану перечить мужу на людях. Наедине с тобой я готова обсудить любой спорный вопрос. Но не в присутствии Стива. Или кого-то другого.

Я проглотил это, оставив при себе множество возможных комментариев… и наконец промолвил:

— Спасибо, Маргрета.

— Любимый, я делаю это как из чувства собственного достоинства, так и ради сохранения твоего. Всю жизнь ненавидела зрелище ссорящихся супругов, спорящих и обвиняющих друг друга при всех. Если ты скажешь, что на Солнце полным-полно маленьких яркозеленых собачек, я не стану тебе возражать… при посторонних.

— Да, но ведь так оно и есть!

— Сэр? — она остановилась как вкопанная.

— Милая моя Марта, какая бы проблема ни возникла, ты всегда находишь мягкий ответ. Если я когда-нибудь увижу на солнце ярко-зеленых собачек, то обязательно вспомню и постараюсь обсудить этот вопрос наедине, чтоб не ставить тебя в трудное положение на людях. Я люблю тебя. Я, видимо, услышал в твоих словах Стиву больше, чем ты хотела сказать, но это потому, что я действительно страшно беспокоюсь.

Она взяла меня под руку, и мы довольно долго шли молча.

— Алек!

— Да, моя любовь?

вернуться

219

Колесо (cartwheel) — точнее, тележное колесо; изначально британская старинная монета в пенс и два пенни, затем серебряный доллар крупного размера и особого дизайна.

вернуться

220

«Сторожевая башня» — журнал, издаваемый сектой иеговистов.