Т. 03 Гражданин Галактики, стр. 204

Кассета почти кончилась; надо бы поставить новую, а эту от Южных Ворот отослать дяде. Конечно, следовало оставить ему записку, но так даже лучше. Надеюсь.

Глава 13

Ну, теперь я не могу пожаловаться, что так и не видела фей.

Они, оказывается, именно такие, какими должны быть, но я лично ничуточки не пожалею, если больше не увижу ни одной.

Смело бросившись в бой почти без шансов на победу, благодаря безрассудной отваге, я одержала…

Фиг там я чего одержала. Наоборот, влипла по самые уши и теперь сижу бог знает где, в какой-то захолустной дыре, в комнатушке без окон. А от двери толку мало — там на насесте фея сидит и стережет. Маленькая такая, милая, и мех зеленый — ну вылитая балеринка в пачке! Правда, на «человечка с крылышками» смахивает мало, но, говорят, чем дольше на них смотришь, тем больше они становятся похожими на людей. Уголки глаз ее раскосо вздернуты вверх, как у кошки, и «улыбку» она показывает очень мило.

Я ее назвала Титанией, потому что настоящего имени выговорить не могу. Она из орто знает всего несколько слов; мозг-то у нее едва ли вдвое больше кошачьего. По уровню развития — идиотка, которой до обычного слабоумного еще расти и расти.

Почти все время она проводит на своем насесте, маленького нянчит. Малыш у нее — размером с котенка, но куда симпатичнее. Я назвала его Ариэлем, хотя не знаю точно, какого он пола. Я и насчет Титании не уверена, у них, говорят, маленьких выкармливают и самки, и самцы. То есть это даже не такое кормление, как у нас, но служит той же цели — они не млекопитающие. Ариэль пока что не умеет летать, но Титания его учит: швырнет вверх, он крылышками помашет и падает на пол, лежит там, мяучит жалостно, пока мамаша его не подберет и не притащит обратно на насест.

А я почти все время думаю, заношу текущие события в дневник, пытаюсь приучить Титанию, чтобы позволяла брать Ариэля на руки (тут кое-какой прогресс налицо: она уже позволяет мне поднимать его с пола и подавать ей, а малыш не боится), и опять думаю, но пока все без толку.

По комнате я могу бродить сколько угодно и заниматься при этом чем угодно, но только — не приближаться к двери. Угадайте, почему. Сдаетесь? Потому, что зубы и когти у них острые; феи, надо сказать, животные плотоядные. Могу показать приличные укусы и две глубокие царапины на левой руке — красные, болю-чие и заживать, похоже, не намереваются. Как к двери подойду — она на меня пикирует.

А так она держится очень даже дружелюбно. И на содержание тоже грех жаловаться. Достаточно часто является абориген с целым подносом вполне терпимой еды, но я на него стараюсь не смотреть: во-первых, венерианцы слишком напоминают ужасную карикатуру на наших предков, и чем больше на них смотришь, тем противнее становится. Вы наверняка видели их фотографии, но фотокамера не может передать ни вони, ни этого слюнявого рта, да и вообще всего впечатления в целом. Смотришь, и кажется, будто оно уже давным-давно сдохло, а теперь его оживили при помощи какого-то мерзопакостного колдовства.

Я зову его «Дундук», и это для него, пожалуй, слишком ласково. Кстати, насчет его пола — никаких сомнений быть не может; зрелище такое, что любую девушку способно довести до пострижения в монахини.

И есть то, что он приносит, я не боюсь только потому, что твердо уверена: готовкой занимается не он. Я, кажется, знаю, кто тут готовит. И из нее вышел бы неплохой повар.

Но мне следует вернуться немножко назад. Я сказала продавцу газет: «Лучше дайте два. Там, куда я иду, очень темно»; он помедлил, поднял на меня глаза, и я повторила еще раз.

Очень скоро я уже сидела в машине, несущейся над джунглями. Вы когда-нибудь совершали резкий крутой разворот в тумане? Тут их было больше чем достаточно. Скоро я совсем потеряла представление, где мы находимся; Moiy только сказать, что лететь сюда от Венусберга часа два и неподалеку находится небольшое поселение эльфов. Перед посадкой я увидела, как они летают, и это было так интересно, что мне даже в голову не пришло оглядеться, когда машина снизилась. Препоганый просчет с моей стороны.

Я вышла, и машина тут же взлетела; струей от винта мне растрепало волосы. В доме отворилась дверь, и знакомый голос ласково сказал:

— Подди! Входи, милая, входи!

С чувством великого облегчения я бросилась к ней и обняла ее, и она тоже меня обняла. Это была миссис Грю, как всегда толстенькая и дружелюбная.

Оглядевшись, я увидела Кларка. Он спокойно сидел на месте, только мельком глянул на меня и сказал:

— Дура.

И тут я увидела дядю, он сидел в другом кресле. Я уже заорала от радости и бросилась было обнимать его, но руки у миссис Грю стали — точно железные. Она мягко сказала:

— Нет-нет, милочка, не так быстро.

И продолжала меня держать, а кто-то (это был Дундук) подошел сзади и сделал что-то с моей шеей.

А потом я получила в полное свое распоряжение большое, удобное кресло, но оно мне ни капельки не понравилось, потому что у меня ничего не двигалось ниже шеи. Чувствовала я себя прекрасно, только покалывало что-то, но даже пальцем шевельнуть не могла.

А дядя был здорово похож на мистера Линкольна, скорбящего по убитым при Ватерлоо. Он так ни слова и не сказал.

— Что ж, — радостно заговорила миссис Грю, — теперь все семейство в сборе. Ну как, сенатор? Теперь вы готовы трезво оценить ситуацию?

Дядя едва заметно покачал головой.

— Ну как же так? Мы очень хотим, чтобы вы приняли участие в конференции, но попасть туда вы должны с правильной точкой зрения. Если мы не договоримся, вряд ли кто-нибудь из вас выйдет отсюда. Разве это не очевидно? И это будет крайне огорчительно, если коснется детей.

— Кончай фуфло толкать, да я скорее с тобой стопарик яду выпью, — заговорил дядя.

— О, я не думаю, что вы всерьез.

— Еще как всерьез! — взвизгнул Кларк. — А ты — морда уголовная! Да я тебя…

Похоже, Кларк на нее жутко зол — он всегда презирал грубость; говорит, она свидетельствует об умственной неполноценности.

Миссис Грю спокойно, даже с нежностью взглянула в его сторону и позвала Дундука.

— Забери его и не давай спать, пока не помрет.

Дундук взял Кларка и унес, но братец все же оставил последнее слово за собой:

— А еще, — орал он, — ты в картах жульничаешь! Я сам видел.

На секунду миссис Грю, казалось, вправду обиделась, но затем вновь изобразила на лице подобие участливой мины и сказала:

— Теперь у меня оба ваших подопечных, так что одним можно пожертвовать. Особенно принимая во внимание, как сильна ваша привязанность к Подди. Некоторые, например, психиатры, сказали бы, что вы слишком сильно привязаны к ней.

Я прожевала услышанное и решила: если удастся когда-нибудь выбраться из этой ямы, сделаю из ее шкуры половик и подарю дяде Тому.

Дядя не отвечал. Вскоре снаружи раздался противный скрежещущий грохот… будто там кто-то, взяв в руки ржавую железяку, колотит ею по другой такой же. Миссис Грю заулыбалась еще шире.

Это жестоко, зато действенно. Когда здесь было ранчо, этот предмет был водонагревным баком. К несчастью, он слишком мал, чтобы сидеть или стоять в нем, но такой грубый мальчишка не может рассчитывать на то, что здесь станут заботиться об удобствах. Шум же происходит оттого, что обрезком трубы бьют снаружи по стенкам бака, — она моргнула и приняла задумчивый вид. — Видимо, нам будет неудобно продолжать беседу под этот грохот. Вероятно, мне следует распорядиться, чтобы бак отодвинули подальше. Хотя, возможно, наш разговор закончился бы быстрее, если бы бак, наоборот, придвинули поближе, чтобы вы слышали также и звуки, исходящие изнутри. Как вы полагаете, сенатор?

Тут я вмешалась в разговор:

— Миссис Грю!

— Да, дорогая? Подди, извини, я сейчас очень занята. Позже мы с тобой еще славненько почаевничаем, а пока что… Сенатор, вы…

— Миссис Грю, вы совершенно не знаете дядю! Таким способом от него ничего не добиться.

— По-моему, — ответила она, подумав, — ты, моя дорогая, преувеличиваешь. Принимаешь желаемое за действительное.