Сердце язычницы, стр. 15
С острым ощущением жизни пришла и физическая усталость, сказалось похмелье и недостаток сна после бурной ночи, но, несмотря на все это, Дэвиду было на редкость хорошо. Им овладела беззаботность, от недавнего уныния не осталось и следа.
Подхлестывая Грома, он думал о том, что сегодня впервые в жизни нашел в себе силы не убить человека. Дэвид знал: никто не посмотрит на это с его точки зрения, все и каждый решат, будто он выказал презрение к Джонни за его неумелый выстрел. Дэвид не хотел объяснять этого даже Дику, который, быть может, уже обдумывал очередную непристойную песенку, на этот раз в его честь, ибо что может быть непристойнее и грязнее, чем игры со смертью.
Улыбаясь, Дэвид пустил жеребца в галоп, торопясь в Тревелайн-манор.
Приехав домой, он увидел, что родители уже сидят за чаем на веранде. Оттуда открывался вид на просторную лужайку, мягким уклоном спускающуюся к речушке, чьи прихотливые изгибы отмечали купы плакучих ив.
Дэвид проголодался, поскольку не держал крошки во рту со вчерашнего вечера. Встретив по пути на веранду горничную, он отправил ее на кухню за холодной телятиной.
На веранде был накрыт чайный столик. Дэвид подошел к матери и коснулся ее щеки легким поцелуем.
– Добрый день, папа.
Лорд Тревелайн сердито нахмурился.
– Неважно выглядишь, сынок, как молодой повеса после бурной ночи. Скажи-ка, Мэри, когда наш отпрыск в последний раз почтил нас визитом? Сдается мне, недели две назад.
«Посмотрим, что он скажет, прослышав про дуэль», – подумал Дэвид. Это, конечно, случится в самом скором времени, ведь даже чума не разносится так быстро, как сплетни и слухи. Однако безмятежное настроение так завладело им, что он благодушно ответил отцу:
– Ну что вы, сэр! Едва ли так давно.
– Все в порядке, милый, – со смехом промолвила мать и потрепала его по щеке.
Лорд Тревелайн вернулся к чаепитию, а она поднялась, чтобы наполнить чашку Дэвида. Мэри Тревелайн, статная и светловолосая, утверждала, что в жилах ее течет скандинавская кровь. Так или иначе, по виду она была настоящая северянка, голубоглазая и белокожая, а ее муж был смуглым брюнетом.
Родители отличались не только внешне, что не переставало удивлять Дэвида. Отец, человек серьезный, даже суровый, рьяно придерживался самых косных дворянских традиций. В палате лордов он пользовался хорошей репутацией, к обязанностям крупного землевладельца относился ответственно. Мэри Тревелайн, открытая и веселая, любила необидно пошутить, хотя ее шутки далеко не всегда доходили до мрачного супруга. Более того, лорд Тревелайн находил излишнюю веселость фривольной.
Вот и на этот раз он заметил:
– Что вы находите смешным, мадам? Такой образ жизни ни к чему хорошему не приводит. А тебе, Дэвид, не мешает прислушаться к словам человека, умудренного жизнью.
– Перестань, Чарльз! – воскликнула мать. – Мальчик еще очень молод, у него горячая кровь и живое воображение. Рано или поздно он остепенится.
– Ах вот как, он молод! Насколько мне помнится, ему двадцать три! В эти годы я управлял поместьем!
– Ты уже не раз упоминал об этом, дорогой, – вздохнула леди Тревелайн.
– Вы еще вспомните мои слова, мадам. Чем раньше остепенишься, тем лучше. Если наш сын будет продолжать в том же духе, к тридцати годам он окончательно погубит все наши надежды. Повеса и картежник в достойной семье, подумать только!
– Одной ходячей добродетели вполне довольно для семьи, – отозвалась леди Тревелайн так тихо, чтобы не расслышал муж, но достаточно громко для Дэвида.
Тот откашлялся в ладонь, чтобы скрыть улыбку. Он обожал пикировку между родителями, если можно назвать пикировкой диалог с человеком, лишенным чувства юмора. Дэвид постоянно вспоминал, какую характеристику дал его отцу Дики Берд.
– Твой отец, друг Дэвид, напоминает один из тех надутых свиных пузырей, которые есть на каждой ярмарке. За полпенни каждый может получить удовольствие, бросая в них заостренные палочки. Если повезет проколоть пузырь, полагается приз. Так вот, твоя мать, бедняжка, раз за разом попадает в цель, но увы! Лорд Тревелайн не в состоянии осмыслить попадание, он попросту надувается спесью, как новой порцией воздуха, и тем самым лишает ее заслуженного приза.
Именно это случилось и теперь.
– Насколько спокойнее я бы себя чувствовал, будь у нас еще один сын, с врожденным чувством ответственности!
– И кто же, позвольте спросить, сэр, виноват в том, что у нас нет других детей?
С минуту лорд Тревелайн молча смотрел на жену. Казалось, он лишился дара речи. Даже Дэвида поразил неожиданный и резкий выпад матери.
– Ну а поскольку других детей нет и не предвидится, – невозмутимо продолжала леди Тревелайн, – вам, сэр, следует проявлять больше терпения к вашему единственному сыну. Кто, как не он, подарит вам внука... возможно, внука с врожденным чувством ответственности.
Лицо ее мужа, и без того красное от полнокровия, побагровело. Он вскочил из-за стола, опрокинув чашку, и бросил салфетку на белоснежную скатерть.
– Мадам, вы забываетесь!
Ничего больше не добавив, лорд Тревелайн пошел прочь, едва не сбив с ног горничную, входившую с завтраком для Дэвида. Тот принялся за холодную телятину, избегая смотреть на мать.
Вскоре, однако, непринужденная беседа возобновилась. Со свойственной ей безмятежностью Мэри Тревелайн начала пересказывать сыну местные сплетни и слухи. Для обоих это был своего рода ритуал. Проводя в Лондоне почти все время, Дэвид никак не мог быть в курсе событий и с удовольствием узнавал о них от матери, а та наслаждалась возможностью выговориться. Мэри Тревелайн вкладывала в свои рассказы изрядную долю сарказма, тем большую, чем пикантнее были похождения соседей.
С аппетитом поглощая мясо, Дэвид слушал мать очень внимательно, порой вставляя замечание или вопрос. Утолив голод, он уселся поудобнее. Внезапно его внимание привлекла одна из новостей.
– Что? – переспросил он. – Ты что-то сказала про леди Анну?
– Я упомянула ее сына, Уильяма Монроя. Помнишь его?
– Еще бы мне не помнить, если отец чуть не каждый день приводит его в качестве плохого примера! Мол, если я немедленно не возьмусь за ум, то кончу так же, как Уильям Монрой, то есть в изгнании.
– Не тревожься об этом, милый. – Улыбнувшись, мать снова ласково потрепала его по щеке. – Пока я жива, этого не случится.
– Так что насчет семейства Монрой?
– Говорят, леди Анна решила разыскать сына и наняла для этого какую-то сомнительную личность. Человек этот отбыл на острова, чтобы привезти Уильяма или его детей. Несколько дней назад он вернулся, но не с самим изгнанником, который, если слухи не лгут, умер от тропической лихорадки, а с его дочерью по имени... по имени... Лилиа!
– Какое странное имя. Странное, но красивое.
– Эта девушка – плод союза Уильяма Монроя и какой-то островитянки.
– Неужели? – оживился Дэвид. – Значит, этот человек привез в Англию дикарку? Забавно! Представляю, как была потрясена леди Анна, да и все местное дворянство.
– О да! Но в одном ты ошибаешься, Дэвид. Лилиа вовсе не дикарка. Говорят, она довольно образованна и к тому же очень красива.
Это окончательно заинтриговало Дэвида. Дик Берд, неутомимый путешественник, жадный до красот и диковинок, бывал на Сандвичевых островах. Судя по его рассказам, женщины там поразительно красивы. До сих пор Дэвид считал это преувеличением, но кто знает...
– Хм... я не прочь познакомиться с этой островитянкой.
Глава 5
Миновало четыре дня с тех пор, как Эйза Радд привез Лилиа в Монрой-Холл. То были странные дни для девушки. Поначалу она не желала оставаться под кровом леди Анны и требовала, чтобы ее немедленно вернули на Мауи. В этом Лилиа категорически отказали. Девушка перешла к уговорам, а затем к слезам, но и это не поколебало решимость бабушки оставить ее при себе. Уверенностью в себе и сильной волей леди Анна напомнила девушке мать. Приняв решение, Акаки неуклонно придерживалась его. Плакать и умолять было так же бесполезно, как и бесноваться, топая ногами. Вот и теперь Лилиа скоро поняла, что все усилия тщетны и ей придется провести в Англии хотя бы какое-то время.