Реквием каравану PQ-17 (др. изд.), стр. 11
На подходе каравана к Кольскому заливу волны окончательно взбесились. Кстати, эти же волны и помогли сейчас «Гремящему». В глубокой распадине между высоких волн море вдруг обнажило рубку гитлеровской подлодки, словно показывая: «Вот она, смотрите скорей, сейчас опять я захлестну ее волной!»
– Бомбы – товсь! – И Гурин приказал «полный» в машины.
Васильев потянул рукоять – над океаном завыла сирена.
«Гремящий» пошел на таран…
Шторм не вовремя подбросил эсминец на гребень: «Гремящий» пронесло над подлодкой. Таран не удался! Но котельные машинисты и все те, кто нес вахту в низах, слышали, как днище корабля все же скрежетнуло килем по субмарине… Левая машина – вперед, правая машина – назад: разворот! – теперь глубинная атака…
Гурин мельком глянул на корму: по низкому юту свободно ходили волны, обмывая стеллажи бомб, заранее обколотых ото льда. Минеры уже сбрасывали цепи креплений. За этих людей было страшно сейчас: их могло смыть при атаке в любую секунду.
– Первая серия – пошла!
На крутом развороте полубак принял на себя лавину воды. И волна, взметнувшись, хлобыстнула по мостику, выбила в рубке ветровые стекла. Люди были сброшены с ног. Гурин заметил, что усатый рулевой Игорь Пчелин манипуляторов все же не выпустил.
– Молодец! – сказал командир, снова глянув на корму…
Нет, кажется, из минной команды никого не смыло, и теперь там, в бешенстве шторма, колотили глубину взрывы. На двадцать первой бомбе Гурин приказал «дробь атаке» – и стало тихо. Сигнальщики и комендоры выливали воду из карманов полушубков.
– Один взрыв, двадцать второй, был лишний, – доложил командиру его помощник Васильев.
– Лишний – не наш! – ответил Гурин. – Видать, на лодке разнесло к черту батареи, а это значит… Смотри!
На поверхности океана, глухо урча, лопались гигантские пузыри. Океан отвоевывал лодку для себя, вышибая напором воды остатки воздуха из ее душных отсеков. Сейчас там – на глубине – растворились во мраке жизни тех, кто пришел сюда, чтобы нести смерть другим. Вместе с воздухом море выбросило и какую-то сумку из парусины. Подцепить ее с борта «Гремящего» не удалось – она тут же опять затонула…
Телеграф на мостике отработал движение вперед. Пошли дальше. Напор волн при атаке был столь велик, что сорвало крышки клюзов, в кают-компании согнуло пиллерсы. Это обычная история – на «Гремящем» даже не удивлялись. Последний транспорт каравана уже втянулся в теснину Кольского залива. Два советских эсминца довели РQ-13 без потерь. Кажется, мы и дома, и не так страшен черт, как его малюют…
Корабли каравана разгружались в Мурманске. Раненые английские матросы поступили на излечение в госпиталь Северного флота. «Тринидад» дотащили до судоверфи, и мурманские корабелы теперь зашивали его пробоину. Это были настоящие добрые отношения, и тогда нам казалось, что такие отношения будут продолжаться всегда, как и положено среди друзей-союзников…
Волки бегут на север
Вожак всех «волчьих стай» с завидной роскошью проживал то в Париже, то в Лориане. Забота Деница о своих «волках» простиралась до того, что он лично встречал свои лодки, идущие с океана на базы. Он украшал подводников лаврами и крестами. В голодающей Европе подводники как сыр в масле катались. Дениц устраивал для них лукулловы пиры. Особо отличившиеся экипажи проводили свои отпуска в Ницце и в Монте-Карло. Дениц фамильярничал с подводниками, позволяя матросам называть себя «папой», командиров лодок Дениц знал по именам. Подводные лодки «встречали огромные толпы людей на пирсах с оркестрами, венками, микрофонами… Торжественная встреча записывалась на пленку и передавалась широковещательными радиостанциями в такой же шумной и выразительной форме, которую используют в наше время телевизионные комментаторы».
Порядок на базах Лориана был такой: если вернулись живы, адмирал давал 27 дней, из которых 9 – для работы, 9 – для разгула, 9 – для поездки домой. Лориан был не только базой подводников Гитлера – здесь фешенебельные бордели пропускали всех прибывающих с моря, чтобы в диком распутстве они стряхнули с себя все ужасы и кошмары похода. Англичане не раз бомбили Лориан, надеясь накрыть «волков» поближе к ночи, когда они разбредаются по притонам. Но предусмотрительный «папа» Дениц заранее вынес публичные дома из Лориана за черту города, а железобетонные навесы, под которыми стояли подводные лодки, как лошади в стойлах, фугаски не могли пробить…
Однако команде Ральфа Зеггерса пришлось распрощаться с веселым Лорианом – по вине самого Деница. Как всегда, отметив возвращение лодки пиршеством, адмирал сказал потом:
– Ральф, время родовых схваток на верфях кончилось, Германия скоро завалит океан своими лодками. А тебе предстоит прогуляться к берегам России. Сейчас я произвожу перестановку боевых сил, чтобы вмешаться в борьбу с конвоями в Арктике…
Зеггерсу очень не хотелось плавать у берегов СССР.
– У меня, – возразил он, – ослабел корпус. Появилась фильтрация, и при погружениях внутри лодки течет, как в душе.
– В каком отсеке? – спросил Дениц с улыбкой.
– Даже в центральном, – приврал Зеггерс.
– Ерунда, – утешил его Дениц. – На Тромсе у нас отличная база по ремонту – заклепки тебе подтянут на пневматике, и я верю: ты вернешься оттуда с рыцарским крестом.
Было ясно – не увильнуть, и тогда Зеггерс спросил:
– Мне подсадят гувернантку? Или пойду самостоятельно?
– Без гувернанток! – отрезал Дениц. – Стажироваться на район плавания уже некогда. Знакомиться с условиями будешь сразу на месте. И… не огорчайся: ты уходишь сегодня же!
По ступеням веранды они спустились в сад. Где-то вдалеке сонно ворчала Атлантика. Со стороны Лориана доносился гул: это множество компрессоров заряжали лодки воздухом высокого давления. Пышная акация белела в ночи… «Что сказать?»
– Мой адмирал, я согласен прыгнуть хоть в пропасть!
Дениц дружески отпихнул его от себя:
– Молодчага, Ральф! Вопросы у тебя есть?
– Есть. Скажите, там ли находится лодка Фрица Пройсса, с которым мы большие друзья?
– Пройсса уже нет, – поморщился Дениц.
– Он погиб за великую Германию?
– Пройсс – большая свинья. Ты никому не говори, Ральф, что дружил с этой скотиной… Пройсс сделал лишь один выход к берегам Новой Земли, а потом что-то стряслось у них на лодке с гирокомпасом. «Аншютц» все время замыкало на корпус, гиросфера крутилась в глицерине, как яйцо в кипятке. Долго не могли понять, пока не дознались, что виноват твой приятель.
– Не может быть! – удивился Зеггерс. – Я знаю Пройсса…
– Ничего ты не знаешь, – отмахнулся Дениц. – На допросах в гестапо он сознался, что портил гирокомпас умышленно, чтобы не выходить в море… Ну! – И Дениц протянул руку. – Заклепки вам подожмут. Рыцарский крест за мной! Можешь заранее поднять над перископами грязную вонючую метлу – в знак того, что твоя лодка выметет русских из Баренцева моря…
На рассвете полярный океан покатил им волны навстречу. Комбинезоны, вязанные из белой шерсти, уже не спасали от холода. Давно ли, кажется, изнывали от жары, несли вахту в трусиках, словно дачники. А сколько было свежих яиц и апельсинов! Теперь же лодку покрывало инеем изнутри, голые скалы на берегу наводили уныние. Постели мокрые от конденсационной влаги, а одеяла на койках – хоть выжми… Ужасно, ужасно! В плохом настроении Зеггерс дал в Киль шифровку, что они дошли до Нарвика.
Здесь команде выдали особое полярное обмундирование и талоны розового цвета на посещение скромного дома терпимости. Дефицитные проститутки вблизи Арктики тоже выдавались по карточкам – вроде мармелада или маргарина. А перед выходом на позицию к пирсу подъехал грузовик снабжения:
– Эй, на лодке! Принимайте «пакеты спасения»…
«Пакеты спасения» выбрасывались, как торпеды, через аппараты. Это были мешки, заряженные воздухом, мазутом, щепками, обрывками берлинских газет и обыкновенным человеческим калом (самым свежайшим, отлично законсервированным). В случае, если русские начнут слишком нажимать, Зеггерс должен выстрелить таким пакетом, который, всплыв на поверхность, имитирует гибель подлодки. После чего – так подразумевалось – русские отстанут…