Блаженство страсти, стр. 40

– Американцы? А разве вы не американец, Рамон? Знаете, я никогда не думала о себе именно в таком смысле – что я американка. Получается, что мы принадлежим к совершенно разным народам.

– Это потому, что так оно и есть, мисс Мэннинг.

Улыбка его исчезла, и опять Рамон казался далеким и даже немного враждебным. Джессике отчаянно хотелось, чтобы он чувствовал себя свободно. Он так красив, и вчера он был таким добрым. Что же случилось сегодня? Почему он так натянуто держится в ее присутствии? Почему так скован? Он очень привлекал девушку, и ей очень хотелось ему понравиться.

– Все мы люди, Рамон, – сказала она мягко. – И американцы, и кубинцы. А если так, то разве можем мы столь уж сильно отличаться друг от друга?

Он проговорил упрямо:

– Многие из вас думают иначе, мисс Мэннинг. Многие люди ненавидят и боятся всех, кто не похож на них.

– Просто-напросто эти люди ошибаются, – возразила Джессика убежденно.

Рамон улыбнулся, и, как и вчера, девушка удивилась, как засияло при этом его лицо.

– Конечно, это вполне вероятно, но от этого они не прекращают преследовать тех, кто, по их мнению, от них отличается. Но я рад, что вы думаете иначе, мисс Мэннинг. Может быть, когда-нибудь больше людей станут думать так, как вы, и мы все будем мирно жить вместе.

– Я очень на это надеюсь. И прошу вас, зовите меня по имени, Джессикой. Когда вы обращаетесь ко мне «мисс Мэннинг», это звучит так официально.

Лицо Рамона опять стало замкнутым и серьезным, почти мрачным.

– Это не принято. И хотя я не хочу вас обидеть, но вынужден отказаться.

Джессика была поражена. Какой же он странный, сложный человек! Как он не похож на юношей и мужчин, которых она знает. И дело не только в его смуглой красоте – ибо он по-настоящему красив, – просто его характер и его личность сформировались совсем в других условиях. Возможно, он в чем-то и прав. Его народ на самом деле другой, по крайней мере в том, что касается обычаев и языка. Но Джессика по-прежнему считала – то, что объединяет людей, гораздо важнее того, что их отличает.

– Мне нужно идти, – сказал он, внезапно вставая и слегка кланяясь. – Моя семья и я желаем вам полного и быстрого выздоровления.

– Спасибо, Рамон, – тихо сказала Джессика, а потом дерзко протянула ему руку.

Это был смелый жест, и, учитывая разговор, который они только что вели, Джессика решила, что Рамон не примет ее руку. Но, немного поколебавшись, он пожал ее.

Когда ее маленькие белые пальчики утонули в его сильных смуглых ладонях, Джессика почувствовала, как ее охватывает дрожь. Рука у молодого человека была теплая и крепкая, и на мгновение его пальцы прижались к ее ладони; а потом он торопливо разжал руки, и его лицо вспыхнуло темным румянцем.

Видя, что Рамон собирается уходить, Джессика поспешила воспользоваться благоприятным моментом: – Я вас еще увижу, Рамон?

Эта фраза тоже была дерзка, но девушка понимала, что иначе она никогда его больше не увидит. Он бросил на нее быстрый горящий взгляд, кивнул один раз и тут же вышел из комнаты.

После его ухода Джессика опять улеглась в постель: чувства ее представляли странную смесь дурных предчувствий и восторга. Если вспомнить все, чему ее учили, она вела себя чрезвычайно плохо, и все же Джессике казалось, что она поступила правильно. Рамон – человек, которого ей хочется видеть, с которым ей хочется подружиться. К тому же она была уверена, что он испытывает точно такие же чувства по отношению к ней, но по какой-то причине то ли боится, то ли не решается завязать с ней дружбу. И эта нерешительность, соединенная с какой-то таинственностью, делала Рамона еще обаятельнее в глазах Джессики.

Джессика пришла к выводу, что Рамон – необычайно привлекательный молодой человек.

Когда Анна Мэннинг внесла цветы в комнату дочери, она увидела, что та спит, и на губах ее играет легкая улыбка.

Анна Мэннинг задумчиво смотрела на дочь. Хорошо, что Джессика опять улыбается, и все же одна из возможных причин этой улыбки беспокоит ее. Этот молодой человек, Рамон Мендес, очень хорош собой, держится он превосходно, манеры у него безупречные, но ведь он кубинец; и хотя Анна Мэннинг – женщина разумная и терпимая, она знает о трудностях, которые могут возникнуть, когда завязываются отношения между людьми разных культур. Она очень надеется, ради самой Джессики, что та не собирается заводить роман с этим молодым человеком.

Анна вышла из комнаты, качая головой. Два романа у дочери за такое короткое время – Анна Мэннинг чувствовала, что не готова к этому. Спускаясь вниз, чтобы помочь Руби готовить обед, она не могла не думать, что эта война и эти люди, тысячи людей, которых она привела в их город, чреваты множеством осложнений.

И тут Анна Мэннинг вспомнила, что Джессика ни разу не спросила о лейтенанте Дансере с тех пор, как с ней случилось это несчастье. Очевидно, Нейл Дансер тоже временно исчез из ее памяти. Она задумалась – не напомнить ли дочери имя лейтенанта, но в конце концов приняла решение: предоставить Джессике самой его вспомнить. Нейл Дансер находится на пути к Кубе, и уже одна мысль об этом может вызвать у дочери душевные страдания.

Глава 13

Судорожно ловя ртом воздух, Брилл Крогер оперся на стену, прижав руку к животу.

Тележка ударила его ниже пояса и по голени, и теперь оба ушибленных места сильно болели; однако физическая боль не шла ни в какое сравнение с тем ударом, который был нанесен его гордости и тщеславию.

Вот сучонка! Дрянная сучонка! Что она о себе думает?! Как посмела она сотворить с ним такое?!

Он действительно не ожидал никаких осложнений с Марией, несмотря на ее холодное отношение к нему. У него никогда не возникало никаких трудностей с женщинами, разве в самом начале они немного сопротивлялись. Ему всегда удавалось соблазнить женщину без особых усилий; он им нравился, он привлекал их – по крайней мере об этом Крогеру говорил его жизненный опыт. И вот случилось такое!

В Брилле Крогере кипели яростные чувства; он ощущал их всем своим нутром, и он знал, тоже исходя из своего жизненного опыта, что этой ярости необходимо дать какой-то выход, иначе он не уснет ночью.

Проходя мимо стола, накрытого Марией, Крогер злобно пнул его ногой; тарелки с едой полетели на пол, раздался звук бьющейся фаянсовой посуды; а потом, распахнув дверь своего номера, Крогер вытолкнул в коридор тележку.

Захлопнув дверь, он подошел к стенному шкафу, надел пиджак, пригладил, стоя перед зеркалом, волосы. Коль скоро буря, которая бушует в нем, требует выхода, он позвонит Дульси. Хотя Брилл Крогер и не признавался себе в том, но в глубине души знал, что Дульси с ее всегдашней готовностью по крайней мере немного остудит его злобу и снимет напряжение. Что же касается этой кубинской шлюхи, он еще расплатится с ней за то, что она сделала... но всему свое время.

Дульси, как того и ожидал Крогер, с радостью откликнулась на приглашение прийти к нему в отель.

Она всегда была готова испробовать что-нибудь новенькое и рискованное, и идея Крогера показалась ей восхитительной. Прийти в отель, незаметно проскользнуть в номер Крогера прямо, так сказать, под носом у родителей и друзей, – это представлялось девушке вызывающим поступком и увлекательным приключением.

Крогер быстро вернулся к себе в номер и вызвал коридорного, чтобы тот сделал уборку. Объяснение, придуманное Крогером, было весьма неуклюжим – он, дескать, случайно перевернул стол, – но поскольку это объяснение сопровождалось крупными чаевыми, коридорный охотно закрыл на все глаза.

Потом Крогер опять заказал ужин в номер, и на этот раз его принес официант – это было перед самым приходом Дульси.

Та явилась, благоухая ароматами и сияя от восторга. Крогер открыл ей дверь; она вошла и засмеялась:

– Ой, Брилл, если бы ты видел миссис Переел! Я встретила ее внизу, в вестибюле, и, конечно же, эта старая курица спросила меня, что я здесь делаю. Я сказал ей, что пришла смотреть диапозитивы. Сначала я, конечно, выяснила, что сама она туда не собирается. Ой, как это замечательно! – И она всплеснула руками, как обрадованный ребенок. – А в постели будет еще лучше. Я тебе обещаю!