Блаженство страсти, стр. 2

Марии Мендес было жарко за тяжелыми драпировками, но, повернув голову налево, она могла видеть превосходную панораму вестибюля и прибывающих гостей.

Прямо перед драпировкой стояла высокая пальма, скрывавшая ее присутствие, и Мария с восторгом наблюдала сквозь зеленые, тихо колышущиеся листья, как в вестибюль входят самые богатые и известные люди в стране.

Как красиво и элегантно выглядели они в своих шелках, атласах и драгоценностях! Женщины с осиными талиями, в длинных платьях, с тщательно продуманными прическами; мужчины, казавшиеся высокими, стройными и очень элегантными в черных фраках. Сам вестибюль с его статуями, зеркалами, пальмами и цветами представлялся чем-то вроде видения из другой жизни, той жизни, которую Мария еще не совсем себе представляла.

Она знала, что существовала огромная пропасть между ее народом и этими людьми, североамериканцами, разодетыми в дорогие туалеты и увешанными драгоценностями, но она никогда не задавалась вопросом – почему это так. Просто таково было положение вещей. Зависти Мария не испытывала – она только наблюдала, восторженно и изумленно, как они проходили мимо нее, смеясь и болтая, кивая и улыбаясь, словно боги из старинных сказаний.

Ее черные глаза блестели от волнения. Мария подалась еще левее, чтобы лучше видеть трех человек, только что вошедших в вестибюль, – высокого привлекательного мужчину, гибкую красивую женщину в розовом платье и хорошенькую светловолосую совсем молоденькую девушку, примерно одного возраста с ней, Марией.

Присутствие девушки пробудило любопытство Марии. Среди прибывших на бал это, кажется, был первый человек одного возраста с Марией, а Марии было четырнадцать лет. Девушка была очень мила, в белом платье, длинную присборенную юбку которого украшали розочки из белого шелка, – при виде их Марию кольнула зависть. Длинные белые перчатки и маленькие бальные туфельки из лайковой кожи дополняли ее туалет. Интересно, кто это. Наверное, дочка какого-то важного лица, раз ее пригласили на бал.

Когда трое гостей исчезли из виду, Мария опустилась на свой стул. Ей уже захотелось есть, но жалко было оставлять такой удобный наблюдательный пункт. А посмотреть было на что!

Она знала, что далеко внизу, в кухне, ее отец и другие повара снуют взад-вперед, помешивая в горшках, приготовляя салаты и соусы. Будучи дочерью повара – специалиста по соусам, Мария могла входить в эту святая святых совершенно беспрепятственно – если отец разрешал ей, – зная, что ее как следует накормят. По крайней мере, в этом отношении она была в лучшем положении, чем многие кубинцы, жившие в этих краях; большинству из них приходилось вести суровую борьбу за существование.

Мимо Марии прошла еще одна группа, и двое мужчин остановились прямо перед ее укромным местечком и, закурив сигары, завели разговор. Мария знала, что подслушивать чужие разговоры невежливо, но она не могла уйти так, чтобы ее не заметили. Девушка только отодвинулась от драпировок, в щель между которыми она наблюдала за происходящим.

– Ну что же, старина Генри может собой гордиться, не так ли? – проговорил низкий голос.

– Согласен с вами, – ответил другой, – одна меблировка обошлась, наверное, в небольшое состояние, и сегодня сюда съехались знаменитости со всего света. Я слышал, что было разослано не меньше пятнадцати тысяч приглашений.

– И по-видимому, все гости прибыли. Кстати, вы не слышали историю о Генри Флеглере?

Второй собеседник засмеялся.

– Какую именно? О нем рассказывают десятки историй.

– Ну, я слышал, будто Плант послал Флеглеру приглашение на этот бал, а Флеглер ответил телеграммой: «Где находится эта Тампа?»

Мужчины засмеялись.

– Но это еще не конец. Плант в ответ послал телеграмму: «Поезжайте туда, куда едут все, Генри».

Мужчины опять засмеялись и двинулись дальше, а Мария с облегчением вздохнула. Она не знала, кто такой мистер Флеглер, и ее это не интересовало, хотя она поняла, что это, наверное, человек богатый и известный. Ее охватила гордость: никто из этих прекрасных людей, богатых и известных, не знает отель так, как она.

Мария наблюдала за тем, как его возводили, видела, как серебряные башни возносились к небу. Когда отель был готов и отец получил место главного специалиста по соусам, она уговорила его взять ее в отель, а оказавшись здесь, изучила величественное здание вдоль и поперек – его бесконечные коридоры, огромный вестибюль с удивительной бронзовой статуей дамы с козочкой, красивую-красивую мебель, подземные помещения под вестибюлем, где находились бильярдные и комнаты для игры в шафл-борд [3], а также ванны с минеральной водой, комнаты для массажа, кафе и даже гостиничное казино.

Больше всего девушке поправился Большой зал, где находились бесценные произведения искусства и старинная мебель. Отец рассказал ей, что шкафчик, которым она так восхищается, некогда принадлежал королеве Изабелле и королю Фердинанду Испанскому, а также Марии, королеве Шотландии. Мария подумала, что эта комната похожа на большой музей.

И еще ей очень понравились статуи, стоявшие на главной лестнице отеля, – две африканские девушки с красивой блестящей кожей, сверкающей в электрическом свете.

Мария самодовольно считала, что личное знакомство с отелем делает ее привилегированной особой. Ей нравилось это огромное здание, она чувствовала себя здесь как дома в гораздо большей степени, чем в маленьком коттедже на окраине Айбор-Сити, где жила ее семья. Отец знал, как она любит отель, и поскольку Мария была его единственной дочерью, часто позволял ей приходить вместе с ним на работу. Именно он устроил так, что Мария смогла побывать на этом удивительном празднике, несмотря на упорные возражения матери, и девушка была очень благодарна отцу.

Она пригладила юбку своего синего хлопчатобумажного платьица и отбросила на спину прядь длинных блестящих черных волос, упавшую ей на плечо. Пусть у нее нет чудесных туалетов, как у этих прекрасных дам, зато у нее есть нечто большее – она очень хорошо знает отель. А они – нет.

Мария едва заметно улыбнулась и пообещала самой себе, что навсегда запомнит этот самый необычный в ее жизни вечер.

Глава 1

ТАМПА, 1898

Джессика Мэннинг сидела в диване-качалке на передней веранде родительского дома и обмахивалась японским веером, пытаясь привести в движение воздух и хоть немного передохнуть от влажной апрельской жары.

В доме воздух был напоен запахом абрикосов и сахара: мать Джессики вместе с Руби, их служанкой, консервировала на кухне абрикосы, – один из деловых знакомых мистера Мэннинга подарил им целую корзину этих фруктов.

Джессика представить себе не могла, как в такой день можно стоять у горячей плиты, и была очень рада, что получила отказ на свое предложение помочь. Она взмокла и умучилась так, словно с раннего утра занималась тяжелой работой; и ей было скучно, просто безумно скучно. Стоило огромных усилий даже легко отталкиваться от пола и тихонько раскачивать качалку.

Хотя было всего десять часов утра, белое батистовое платье Джессики, бывшее свежим и хрустящим, когда она надевала его, уже смялось, а под мышками и на спине стало влажным. Девушка опять подумала о матери, работавшей на кухне с Руби, и виновато вздохнула. Ну что же, мать ведь не должна помогать Руби. Руби – настоящее чудо, она способна одна, без посторонней помощи законсервировать десятки корзин с фруктами. Просто матери нравится работать на кухне, нравится стряпать, хотя это совершенно не обязательно. Анна Мэннинг всегда умудрялась выглядеть свежей и привлекательной. Если бы мать прямо сейчас вышла из душной кухни, подумала Джессика, она, конечно же, выглядела бы более красивой и аккуратной, чем ее дочь. А ведь та палец о палец не ударила с тех пор, как встала, разве что просмотрела модели платьев и еще немного поиграла на фортепиано.

Джессика еще раз вздохнула. Иногда бывает очень трудно, если у тебя такая безупречная и красивая мать. Конечно, она очень любит маму, восхищается ею, это само собой разумеется, но она не может не сравнивать себя с нею.