Безумное обещание, стр. 27

— Я хочу… — Она запнулась. — Я сама не знаю чего…

Шон тихо рассмеялся и осторожно раздвинул ей ноги.

Сара застонала и стала беспокойно метаться в его объятиях.

В следующий момент он перестал ласкать ее и, сжав в ладонях ее ягодицы, дугой изогнулся над ней. Сара испугалась и вскрикнула.

— Успокойся, моя радость. Расслабься, я не сделаю тебе больно.

Она почувствовала его в себе, но это было не грубое, а осторожное проникновение. Никакой боли, только всепоглощающее радостное чувство, которое затрагивало каждую клетку тела. Движения Шона были ритмичными и медленными.

— Так хорошо? — спросил он, когда Сара начала отвечать на его толчки.

— Да! Да, прекрасно! — срывающимся голосом ответила она.

Его движения становились все более резкими и сильными. Сара готова была потерять сознание от напряжения и восторга одновременно.

Напряжение росло и достигло высочайшей точки, когда Сара перестала ощущать свое тело. Она балансировала на грани сладкого безумия, чувствуя, что, если эта божественная мука продлится еще хоть мгновение, она не выдержит и сорвется в пропасть небытия. Спасение пришло внезапно. Сара рывком притянула к себе Шона, . словно утопающий, хватающийся за соломинку в надежде удержаться на плаву и не дать стихии увлечь себя в бушующий водоворот. Ее крик далеко разнесся по долине, ему вторил радостный возглас Шона.

Сару колотила мелкая дрожь, которая постепенно уступила место блаженной истоме. Наконец она разжала руки, крепко обнимавшие шею Шона, и откинулась на спину.

Звездное небо плыло у нее перед глазами, повлажневшими от счастливых слез.

— Ну что, кто делает это лучше — я или твой капитан? — самодовольно улыбнулся Шон, кладя руку ей на живот.

— Джентльмен не должен задавать таких вопросов!

Сара попыталась отодвинуться от него, но Шон схватил ее за плечо и удержал на месте.

— Не припомню, чтобы я когда-нибудь говорил, что считаю себя джентльменом. — Он с усмешкой отпустил ее. — Но все же я готов просить у тебя прощения, детка. Твои чувства к капитану меня не касаются, тем более что он погиб.

— Нет у меня никаких чувств к нему, — резко возразила Сара. — Ни единого.

— Ну конечно! — примирительно отозвался Шон.

Сара прижалась к Шону, впитывая жар его разгоряченного тела, и постаралась осмыслить ощущения, которые испытала за последние несколько минут. Ее поразило, что близость с мужчиной может оказаться источником величайшего наслаждения. Вскоре усталость взяла свое, и Сара незаметно провалилась в глубокий сон.

Спустя некоторое время она проснулась и поняла, что Шон ушел. Приподнявшись на своем ложе, она увидела, что он уже оделся и теперь разжигает успевший потухнуть костер, чтобы прикурить трубку. Его профиль в свете занимающегося пламени напоминал мужественный лик победившего в битве полководца. Вместе с тем на лбу У него залегла глубокая печальная морщина.

— Шон, — тихо позвала его Сара. — С тобой все в порядке?

— Да, все хорошо, — не оборачиваясь, ответил он. — Ложись и спи. Скоро рассвет, а у нас впереди трудный день.

Глава 11

Сара не переставала удивляться быстрой смене расстилавшихся перед ними пейзажей. Шон уверенно вел свой караван сквозь горную гряду, которую называл Озарки, отыскивая укромные тропы, позволяющие продвигаться вперед, не поднимаясь высоко на крутые склоны, так что их путь преимущественно пролегал через долины и заливные луга. Сара не могла оставаться равнодушной к красотам дикой природы. Теперь им все чаще попадалась дичь, и Сара знала, что, как только у них закончится запас провизии, Шон без труда убьет еще одного оленя. Сара преодолела свое отвращение и теперь с удовольствием ела свежее мясо, не испытывая мук совести.

— Разве у себя дома, в Англии, ты никогда не ела мяса?

Говядину, телятину, свинину. Но ведь это тоже мясо животных. Единственная разница в том, что корову или свинью специально выращивают, чтобы убить, а олень — существо дикое. Но ведь и мы находимся в диких условиях, где действуют другие законы, не такие, как в цивилизованном мире, — убеждал ее Шон.

Сара вынуждена была признать, что он прав. Теперь готовила в основном она, и Шон хвалил ее кулинарное мастерство. Вот уже несколько вечеров подряд Сара занималась тем, что очищала шкуру от меха и разминала ее руками.

— Если ты хочешь ходить в нормальной одежде, а не в моих штанах, пора тебе начинать жевать, — сказал Шон, ехидно улыбаясь. — Шкуру надо жевать до тех пор, пока она не станет достаточно мягкой, чтобы ее можно было проткнуть шилом. Конечно, есть и другие способы достичь того же результата, но это требует много времени и специальных приспособлений, которых у меня с собой нет. Зато у меня есть шило и узкие полоски сыромятной кожи, с помощью которых ты сможешь сшить себе красивый наряд. Надеюсь, шить ты умеешь?

— Умею.

Следуя инструкциям Шона, Сара стала жевать шкуру и вскоре добилась того, что она стала мягкой и приятной на ощупь. Затем под его руководством она раскроила и сшила себе наряд наподобие тех, которые носили индейские скво.

Наконец Сара с облегчением выбросила изношенные туфли, в которых ходила еще в Лондоне, и переобулась в мокасины из той же оленьей шкуры.

Шон почти каждую ночь спал с ней, и Сара радостно ждала их близости. Возможно, именно первозданная природа, окружавшая их, способствовала сближению душ двух людей, вынужденных держаться вместе, чтобы выжить. Кроме того, кочевой образ жизни помогал Саре освободиться от бремени условностей, довлеющих над человеком цивилизованным и закрепощающих его. Она отдалась своей страсти со всем жаром сердца и радостно принимала Шона в свои объятия.

— Как я оказался прав, крошка, когда решился взять тебя с собой, — однажды признался Шон. — Это будет лучшая зимовка из тех, которые мне пришлось пережить.

Мы с тобой заползем под шкуру бизона, как два жука, и плевать нам на мороз и снежные бури.

Шон отличался веселым, добродушным нравом. Энергия била из него ключом, и Сара невольно заражалась его жизнерадостностью. Часто они предавались невинным детским забавам, таким, как игра в прятки или салки, либо возились, валяя друг друга в опавшей листве. Сара находила такое времяпрепровождение забавным, тем более что оно позволяло отвлечься от сурового быта и тягот бесконечного пути. Свежий воздух и здоровая пища пошли ей на пользу, она окрепла и чувствовала себя превосходно. Индейская одежда и мокасины оказались чрезвычайно удобными, Сара чувствовала себя в них быстрой и ловкой, как серна, поэтому Шону не всегда легко удавалось одержать над ней верх в игре.

Однажды они играли в салки во время привала. Шон догнал ее и повалил на мягкую землю. Вдруг взгляд его затуманился, дыхание стало сбивчивым. Раззадоренный игрой, он внезапно возбудился и, одним движением задрав Саре юбку, овладел ею.

— Знаешь, когда ты не в штанах, все гораздо проще! — признался он потом с улыбкой.

Шон ни разу не говорил Саре о своих чувствах, хотя и не скрывал, что нежно привязан к ней. Она не слышала от него ни слова о любви или о том, как он представляет себе их будущее после зимовки. Сара же была так счастлива, что не понуждала его к серьезному разговору. Шон очень нравился ей, она искренне восхищалась его силой и находила его красивым, но это чувство не имело ничего общего с любовью. Она не видела для себя возможности прожить жизнь рядом с этим человеком.

Достаточно хорошо узнав Шона за это время, Сара понимала, что он не из тех людей, которые могут хранить верность семейному очагу. Он создан для свободной кочевой жизни, поэтому дом и жена всегда будут ему в тягость.

Если бы ей каким-то чудом и удалось склонить Шона к браку, они очень скоро возненавидели бы друг друга и не были бы счастливы ни одной минуты.

Чем дальше они продвигались на север, тем суровее становился климат. Ночью случались заморозки, днем дули ледяные ветры, хотя небо по-прежнему оставалось прозрачно-голубым, словно хрустальным. Когда они вошли в полосу проливных дождей, Сара по достоинству оценила преимущества одежды из оленьей кожи, которая совсем не промокала. Если бы она оставалась в рубашке и штанах Шона, то простуда была бы ей обеспечена, тем более что Шон не считал дождь препятствием для продолжения пути и отказывался пережидать его в укрытии.