Новый Орлеан, стр. 12
— Известно. Меня другое тревожит. Жена моя, например: Ракель сыта политикой по горло. Если узнает, что я собираюсь баллотироваться в президенты, в ладоши хлопать от счастья не станет.
Фейн выпрямился, взгляд его вдруг стал жестким и колючим.
— Ты позволяешь жене командовать собой, Мартин? Она до сих пор меняет тебе пеленки?
— Конечно, нет! — обиженно воскликнул Мартин. — Но человек должен думать о своей семье.. Это же часть моей жизни.
Фейн несколько секунд сверлил его раздраженным взглядом. Затем вдруг ласково улыбнулся и похлопал Мартина по плечу.
— Не заводись, старина. Как только она начнет хозяйничать в Белом доме, сразу придет в норму.
— Далеко в этом не уверен.
— Фейн его возражение оставил без внимания и быстро положил в лузу оставшиеся два шара. Поставил кии в стойку и принялся стряхивать мел с ладоней.
— Может, пойдем на бал? Полночь скоро, время снимать маски. В них, правда, не больше половины гостей, и кто под ними скрывается, мне известно, только я всегда делаю вид, что жду сюрпризов.
Пока они находились в кабинете, шум набиравшего обороты веселья возрос на несколько децибелов. Фейн провел его в бальный зал, просторное помещение в самом центре дома, которое в обычное время оставалось под замком и открывалось лишь по таким, как сегодня, особым случаям. Под потомком слегка покачивались массивные люстры. В движение их явно привело столпотворение в зале. Они излучали праздничное сияние на головы двухсот или около того гостей, заполнивших эти стены до отказа. Мебели здесь не было. Инструментальный квинтет расположился на возвышении у задней стены, чернокожие музыканты исполняли настоящий новоорлеанский джаз. Все стояли, весело болтая, смеясь, перекликаясь, взвизгивая, поглощая напитки с подносов, которые разносили обливающиеся потом официанты. Перед возвышением оставался свободный пятачок, где танцевали — или, скорее, пытались танцевать — несколько пар.
— Боже милостивый, это еще что за мать твою… — возбужденно прошептал на ухо Мартину Фейн. — Ты только посмотри, а! Ну и наглец же этот сукин сын черномазый!
Мартин обернулся к двери, оглядываться начали и другие гости. В зале воцарилась гробовая тишина.
На пороге стоял негр, высоченный, могучий. Негр без маски. Хотя на губах его блуждала легкая ухмылка, общее выражение лица казалось необыкновенно подобострастным и раболепным. На голове у него красовалась пятнистая от пота шляпа с обрезанными полями, штанины выцветшего комбинезона были вкривь и вкось обкромсаны ниже колен, рубашки на нем не было вовсе. Вокруг лодыжки одной из босых ног обвивалась цепь, к которой было приковано черное ядро.
Мартин призвал на помощь всю силу воли, чтобы не расхохотаться. Ни у одного другого чернокожего в Новом Орлеане не хватило бы нахальства прийти на бал к Фейну в костюме еле волочащего ноги пресловутого дяди Тома! Да к тому же с ядром и цепью!
— Ведь понимал же, что совсем спятить надо, чтобы поддаться на твои уговоры пригласить этого ублюдка курчавого, Мартин, — злобно пробормотал Фейн, сейчас от его южного акцента не осталось и следа.
— Среди чернокожих он — сила, его слушаются, Рекс. А чернокожие нынче получили право голоса.
Или ты не слышал? И чернокожих у нас — треть населения штата. — Мартин начал свою тираду довольно спокойно, но под конец не мог сдержать раздражения. — Брось, Рекс! Где твое чувство юмора?
В этот момент в зале начал то тут, то там возникать нервный смешок. Однако многие гости демонстративно поворачивались спиной к вновь прибывшему и как ни в чем не бывало возвращались к прерванной беседе.
Мартин, не говоря ни слова, отошел от Фейна и стал пробираться сквозь толпу к чернокожему гиганту.
— Так и знал, что ты выкинешь какой-нибудь фокус. Линкольн! А что, цепь и ядро настоящие?
— Да, cap, хозяин! А как старая хозяин думает, этот штучка… — Эбон, нарочито коверкая речь, расплылся в довольной улыбке. — Резиновые, сенатор. Можно взять напрокат в любой театральной лавке. По-моему, ядро и цепь добавили костюму последний штрих, как думаете, сенатор? Это в знак моего протеста…
Глава 5
Джеральд Лофтин наслаждался душой и телом.
Последним — в буквальном смысле.
Этим телом в спальне наверху была рыжая девица, с которой он познакомился меньше часа назад в бальном зале.
Экзотическая рыжина, однако, оказалась фальшивкой. Сейчас, когда из одежды на ней осталась одна лишь черная полумаска, это стало совершенно очевидно, поскольку треугольничек волос на лобке был темнее воронова крыла.
Когда Лофтин увидел ее внизу, она щеголяла в одном из тех нарядов, которые полагалось носить южным красоткам в благословенные времена до Гражданской войны — по крайней мере они носят их во всех фильмах. Платье доходило до самого пола, а начиная от талии было посажено на кринолин, что создавало впечатление, будто она разгуливает в бочонке.
После двух коктейлей она приблизила к нему лицо и прошептала:
— Дорогуша, здесь мы, как шпроты в банке. Давай прихватим выпивку — и наверх, там поуютнее, а?
Лофтин в принципе не возражал, но несколько замялся, обуреваемый сомнениями и подозрительностью. С лицом, с той его частью, которую он мог рассмотреть, у нее все в Порядке — но как, к черту, угадать, что у нее за фигура под всеми этими тряпками?
Беспокоился он напрасно. Тряпок оказалось не так уж и много — лишь платье да ободья кринолина.
Как только они были сброшены, что заняло целых три минуты, под ними осталась лишь сама девица, сочащаяся горячей влагой желания, в которую Лофтин тут же и погрузил свой напрягшийся фитиль.
Предложение поступить так исходило от нее: «Чего тянуть, лапочка, макай фитилек по-быстрому».
Не терпелось ей, значит, и времени она даром не теряла. Лофтина это устраивало — можно было обойтись без утомительной процедуры предварительных мероприятий. Если мужик пришел в боеготовность, чего еще надо? Лофтин уже давно заметил, что в этом деле ему свойственна некоторая скоропалительность и что всякие глупости, которые в учебниках по технике любви называются подготовительной стадией, частенько приводили к дурацкой ситуации, когда для него все заканчивалось, не успев по-настоящему начаться.
В данном случае ничего подобного не произошло. Рыжая красотка оказалась тоже не из заторможенных, и оргазма они достигли легко, быстро и одновременно, будто практиковались вместе в течение многих и многих лет, а не каких-то жалких пятнадцати минут.
— Ну-у-у, это была что-то, пупсик! — Лофтин опрокинулся на спину, хрипя, как загнанный жеребец.
В мерцающем свете ночника на тумбочке у кровати Лофтин нащупал второпях брошенную там пачку сигарет. Окинул долгим взглядом свою рыжеволосую партнершу. Она, закрыв глаза, раскинулась в бесстыдной позе словно окаменевшая, единственным признаком жизни оставалось лишь движение ее маленьких грудей в такт с дыханием.
Лофтин закурил, не удосужившись предложить сигарету своей даме. Работал он у Рексфорда Фейна всего-то два месяца, сегодня его впервые пригласили в этот дом не по делу, а в гости. И если нынешнее приключение может служить образчиком потенциальных дополнительных льгот, такую службу нельзя не полюбить!
Вместе с тем ему было немножко не по себе. Он не знал, как Фейн отнесется к тому, что один из его работников трахает какую-то гостью, да еще в его собственном доме!
Лофтин не мог позволить себе потерять это место, ставки были слишком высоки. Фейн обещал взять его на постоянную высокооплачиваемую работу в одной из своих многочисленных компаний, если Лофтин позаботится о том, чтобы предстоящий во вторник парад Рекса прошел без сучка и задоринки, и обеспечит этому действу широкое освещение в прессе. С прессой он никаких трудностей не предвидел, однако возник ряд проблем, в частности эта лежачая демонстрация, которые могли весь парад сорвать к чертовой матери.
К тридцати восьми годам Лофтин успел попробовать свои силы на многих работах — хороших и не очень, а в нескольких случаях и вовсе по ту сторону закона. На некоторых он вроде бы преуспевал, но ему, похоже, был присущ талант так или иначе все пускать прахом. Ухватиться за место у Фейна его заставила раздиравшая душу паника, поскольку он сильно подозревал, что оно станет последним на пути к полному и окончательному провалу. Сорвись он и здесь, заскользит на самое дно как по маслу, и ухватиться будет не за что — ледяной желоб прямо в небытие.