Дорога Славы (сборник), стр. 130

Я действительно скоро узнал. Мы снова созвали слет всех трех групп, чтобы выбрать командиров и учредить уд чести. И с этих пор нами стали руководить взрослые, а мы, дети, могли только назначать командиров отрядов — ну да! — несмотря ни на что, это было смешно.

8. ТРЕВОГА

Когда мы пробыли в космосе пятьдесят три дня и у нас оставалась еще неделя полета до Ганимеда, капитан Харкнесс повернул корабль так, что мы наконец смогли увидеть, куда мы направляемся. Для его астрогации это, казалось, не имело никакого значения.

Вы должны знать, что ось вращения “Мейфлауэра” была сравнительно точно направлена на Юпитер, а “горелка” — на Солнце. Иллюминаторы же находились по бокам корабля, повернутые на девяносто градусов по отношению к оси корабля, и мы могли видеть кусок неба, но не Юпитер и не Солнце. Теперь корабль повернулся на девяносто градусов, и мы, так сказать, повернулись на нашей орбите. Таким образом, мы могли видеть попеременно то Юпитер, то Солнце.

Юпитер уже был крохотным красноватым пятнышком. Некоторые из парней утверждали, что они могут видеть Луну. Честно говоря, я этого не мог, по крайней мере, в первые полдня. Хорошо уже, что можно было разглядеть Юпитер.

Марс во время нашего путешествия мы наблюдать не могли, он находился по другую сторону от Солнца, на расстоянии трехсот миллионов миль. Мы не видели ничего, кроме звезд, которые можно било видеть и с Земли. Мы также не видели даже пары самых завалящих астероидов.

Для этого имелось основание. Когда мы покинули орбиту “Супра-Нью-Йорк”, капитан не направил “Мейфлауэр” на Юпитер; вместо этого он отклонился к северу от эклиптики, чтобы по огромной дуге обогнуть Пояс Астероидов. Теперь каждый знает, что метеориты в пространстве встречаются не случайно. Если пилот не глуп и не проложит курс через ядро кометы, попадание метеорита в корабль — большая редкость. Свободные метеориты очень редки.

С другой стороны Пояс Астероидов содержит более чем значительную долю небесных отходов. Старые корабли шли на риск и направлялись к большим планетам прямо через Пояс Астероидов, и я не могу припомнил”, чтобы какой-нибудь из них был тяжело поврежден метеоритом Но капитан Харкнесс, который нес ответственность за сохранение нашего корабля, решил не рисковать. Если мы облетим Пояс Астероидов стороной, попадание метеорита в корабль будет почти исключено. Поскольку…

И все же метеорит попал и наш корабль.

Это случилось вскоре после пробуждения на палубе “А”, когда я стоял возле койки и застилал ее. Я держал в руках форму скаута и уже хотел сложить ее чтобы положить под подушку. Я все еще не носил ее. Ни у кого и других ребят не было с собой формы, так что мне не стоило быть исключением. Но я все еще держал ее при себе.

Внезапно я услышал грохот, какого не слышал никогда в жизни. Это прозвучало так, словно у меня над ухом кто-то выстрелил из ружья; мне показалось, словно нечто пробило толстую стальную дверь; словно какой-то гигант разодрал кусок материи метровой толщины.

Потом грохот остался только в моих ушах, и я почти потерял сознание. Я потряс головой и уставился в пол. Прямо перед кончиком большого пальца моей ноги появилось отверстие с рваными краями. Изоляция на краях была оплавлена, а в центре отверстия я увидел что-то черное. Потом в этом черном мелькнула звезда, и мне стало ясно, что я гляжу в открытый космос.

Потом я услышал шипение.

Я не думаю, будто что-то понял. Я просто машинально скомкал свою форму, нагнулся и сунул ее в отверстие. На мгновение мне показалось, что подсос воздуха протолкнет ее наружу, но она осталась на месте и больше не шевелилась. Но шипение не прекратилось. Мне кажется, что в это мгновение я думал только о том, что мы теряем воздух и, может быть, нам придется задохнуться в вакууме.

Позади меня кто-то закричал и завизжал, что мы должны умереть, и повсюду завыли сирены тревоги. Теперь вообще ни о чем нельзя было хорошенько подумать. Герметическая дверь в наше спальное помещение автоматически закрылась, и мы теперь были отрезаны от остального корабля.

Я почти сошел с ума от страха.

Я знал, что я что-то должен сделать. Я знал также, что было лучше запереть нас здесь, в отсеке, и позволить, людям, находящимся в нем, задохнуться, чем обречь на гибель пассажиров всего корабля. Но, в конце концов, я сам находился в этом отсеке. И я считаю, что я ни в коем случае не был героем.

Я почувствовал, как подсос воздуха снова рванул форму. Где-то в глубине сознания я отметил, что материя моей формы называлась “воздухонепроницаемой”. Я жалел, что вместо формы я не взял с собой старый резиновый плащ. Я боялся, что моя форма еще глубже всосется в отверстие, вылетит наружу и мы наглотаемся вакуума. В это время я отдал бы весь десерт на ближайшие десять лет за пачку жевательной резинки.

Крики смолкли; потом возобновились снова. Это был Олух Эдвардс. Он молотил кулаками по запертой двери и вопил:

— Выпустите меня! Выпустите меня!

Сквозь эти крики я услышал голос капитана Харкнесса.

— Н-12, ответьте! Н-12, вы меня слышите?

Я крикнул во весь голос:

— Тише!

Пиви Брюн, один из моих “волков”, с широко открытыми глазами стоял возле меня.

— Что случилось, Билли? — спросил он.

Я сказал:

— Дай мне подушку с одной из коек! Быстрее!

Он сглотнул и повиновался.

— Сними наволочку!

Он сделал это и поспешно протянул мне подушку, но руки у меня были заняты. Так что я сказал:

— Положи ее на мою руку.

Это была обычная подушка из мягкой пенорезины. Я освободил одну руку и сжатым кулаком прижал подушку к отверстию. В центре ее появилось маленькое углубление, и я испугался, что подушку разорвет. Но она выдержала. Олух снова заорал, а капитан Харкнесс все еще спрашивал, может ли кто-нибудь в отсеке Н-12 сказать, что произошло. Я снова крикнул:

— Тише! — и добавил: — Нельзя ли заставить замолчать этого идиота?

Эта мысль понравилась и остальным. Трое моих товарищей взялись за работу. Олух получил удар ребром ладони по шее и тычок под дых и наконец успокоился.

— Теперь не гомоните, — сказал я, — и если Олух хотя бы пискнет, ударьте его еще раз! — Я глубоко вдохнул воздух и крикнул:

— Говорит Н-12!

Капитан ответил:

— Что там у вас?

— Дыра в борту корабля кэп, но мы ее заткнули.

— Что? И какого же размера эта дыра?

Я объяснил ему, как обстоят дела, больше я ничего не мог сделать. Потребовалось некоторое время, прежде чем к нам пришли, потому что — я обнаружил это позже — они изолировали герметическими дверями также и коридор, и это значило, что они должны эвакуировать всех людей с этой стороны палубы “А”, но в конце концов два человека в космических скафандрах открыли дверь и вывели из отсека всех мальчиков, кроме меня. Потом они вернулись назад. Одним из них был мистер Ортега.

— Теперь ты можешь встать, мальчик, — его слова смешно звучали сквозь шлем и все плыло у меня перед глазами. Другой человек опустился на колени возле меня и прижал подушку еще крепче.

У мистера Ортеги в руке была огромная металлическая заплата. С одной ее стороны была видна клейкая масса. Я хотел оставаться тут и поглядеть, как будут накладывать заплату, но они выставили меня наружу и закрыли дверь. Коридор снаружи был пуст, но я постучал в герметическую дверь, и меня выпустили к другим ребятам. Они хотели знать, что там происходит, но я ничего не мог им сказать, потому что меня самого оттуда выставили.

Через некоторое время мы почувствовали себя очень легкими, и капитан Харкнесс объявил, что вращение корабля на некоторое время должно быть приостановлено. Мистер Ортега и его товарищ вышли из отсека и направились в рубку управления. Сразу же после этого корабль перестал вращаться, и мне стало ужасно плохо. Капитан Харкнесс не отключил корабельную связь, когда разговаривал с людьми, вышедшими наружу, чтобы заделать отверстие. Я не прислушивался. Когда страдаешь космической болезнью, все остальное перестает волновать.