Дорога Славы (сборник), стр. 114

— Я не думаю, что смогу прояснить это, — признался Мак-Рэй, — зато могу выдвинуть теорию. Вы знаете марсианское имя Виллиса? Вы знаете, что оно означает?

— Я даже не знал, что у него есть…

— Оно означает. “В ком соединяются надежды мира”. Это наводит вас на какую-нибудь мысль?

— Боже мой, нет!

— Я мог перевести это не совсем точно. Возможно, оно означает: “Многообещающая молодежь” или просто “Надежда”. Может быть, марсиане, как и мы, не задумываясь, вкладывают в имя поэтический смысл. Например, возьмите мое имя — Дональд. Оно означает “правитель мира”. Мои родители наверняка не знали этого. А может, марсиане получают удовольствие, давая прыгунам экстравагантные имена. Я знал одного китайского мопса, которого, поверите или нет, называли “Великий Маньчжурский Принц Победитель Бельведера”, — Мак-Рэй вдруг удивленно посмотрел на Мэрлоу. — Вы знаете, я вспомнил, что в кругу семьи собаку называли — Виллис!

— Вы не договорили!

— Я скажу, — доктор почесал щетину на своем подбородке и попытался вспомнить когда он брился в последний раз. — Но это не совпадение Полагаю, для Джима на первом месте стоит имя Виллис. Я подумал о китайском мопсе; это был маленький симпатичный дьявол с моргающими глазками; он смотрел на вас так, словно Виллис, — наш Виллис. Кто сказал, что ни одно из имен Виллиса ничего не значит?

Он сидел и ничего не говорил так долго, что Мэрлоу не выдержал.

— Вы почти ничего не прояснили. Как вы думаете, настоящее имя Виллиса означает что-нибудь или нет? Вы так и не сказали этого.

Мак-Рэй внезапно поднялся.

— Я скажу. Я действительно скажу. Я думаю, имя Виллиса имеет буквальное значение. Теперь подождите минутку — не отвлекайте меня. Кажется, до меня дошел настоящий смысл. Как ВЫ думаете, что такое Виллис?

— Я? — спросил Мэрлоу. — Я думаю, он является представителем экзотической марсианской ФАУНЫ, в какой-то степени смышленым и приспособившимся к окружающей обстановке.

— Высокомерное мнение, — посетовал доктор. — Я думаю, он — то, кем были все марсиане, прежде чем стали взрослыми.

Мэрлоу скривился, как от зубной боли.

— Нет совершенно никакого сходства структур. Они так же различны, как мел и сыр.

— Допустим. Но какое сходство между гусеницей и бабочкой? — Мэрлоу открыл рот и снова закрыл. — Я не виню вас, — продолжал Мак-Рэй. — Мы никогда не связывали такие метаморфозы с высшими существами, какими бы эти высшие существа ни были. Но я именно так думаю о Виллисе, и это объясняет, почему Виллис возвращается к своему народу. Сейчас он находится в стадии нимфы; скоро он перейдет в стадию куколки — некий вид долгой зимней спячки. Когда он выйдет из этой стадии, то станет марсианином.

Мэрлоу пожевал губу.

— В этом нет ничего нелогичного — но это поразительно.

— Все, что касается Марса, — поразительно. Но если моя теория правильна — имейте в виду, что я не утверждаю это, — то она может объяснить, ПОЧЕМУ Виллис является таким важным персонажем в нашей истории. Да?

— Вы сказали мне слишком много, чтобы все усвоить за один раз, — устало сказал Мэрлоу.

— Постарайтесь превзойти себя. Я не закончил. Я думаю, марсиане имеют еще одну стадию, стадию “старика”, с которым я говорил, — и, по-моему, это самое странное. Джеймс, можете вы представить себе человека, который имеет ежедневную устойчивую связь с Небом — ИХ небом — как, скажем, связь между Соединенными Штатами и Канадой?

— Док, теперь я уже могу вообразить все, что вы мне скажете.

— Мы говорили о марсианском “другом мире”; эти слова что-нибудь значат для вас?

— Ничего. Это что-то наподобие транса, в какой впадают индусы.

— Я спросил вас потому, что они говорили о нем как о представителе “другого мира” — я имею в виду старого марсианина. Джеймс, я думаю, что я вел переговоры и заключил новый договор о колонизации с ДУХОМ. А теперь не упадите со с гула, — продолжал Мак-Рэй. — Я скажу вам, почему так думаю. Он совсем не понял меня, когда я переменил тему. Мы все время говорили на английском, но его умственное развитие было на уровне умственного развития Джима. Он знал каждое слово, которое должен знать Джим, и ни одного из тех, что Джим не может знать. Ради интереса, я попросил его предположить, что нам разрешено остаться, и спросил — позволят ли марсиане в этом случае воспользоваться нам их системой подземки. На это совещание я сам ехал в подземке; талантливо сделана — постоянное ускорение, словно комната установлена на ролики и катится вниз. Старый марсианин затруднялся понять, что я хочу. Затем он показал мне глобус Марса — он был выполнен очень натурально, за исключением того, что на нем не было каналов. Точно так же, как и с Джимом, со мной был Гекко. Между стариком и Гекко возник спор, суть которого сводилась к выяснению, В КАКОМ ГОДУ Я НАХОЖУСЬ. Потом на моих глазах глобус постепенно изменился. Я видел, как каналы ползут по поверхности Марса. Джеймс, Я ВИДЕЛ, КАК ОНИ СТРОИЛИСЬ. — Теперь я спрошу вас, — закончил он, — какое существо станет вспоминать, в каком тысячелетии оно живет? Будете вы возражать, если я стану называть его духом?

— У меня вообще нет никаких возражений, — заверил его Мэрлоу. — Возможно, мы все — духи.

— Я выдвину еще одну теорию, Джеймс; прыгуны, марсиане и старики — совершенно разные расы. Прыгуны относятся к третьему классу, горожан, марсиане — ко второму классу горожан, а настоящих хозяев мы никогда не видели, потому что они живут глубоко под землей. Их не волнует, что и как мы делаем с поверхностью. Мы можем пользоваться парком, можем даже ходить по газонам и мять траву, но мы не должны пугать птиц. Или, может, старый марсианин появился в результате гипноза, который оказал на меня Гекко, и, возможно, на Марсе живут только прыгуны и марсиане. Ответьте мне.

— Я не могу вам ничего ответить, — сказал Мэрлоу. — Я вполне удовлетворен тем, что вы справились со своей задачей и пришли к соглашению, которое позволяет нам остаться на Марсе. Я полагаю, пройдут годы, прежде чем мы поймем марсиан.

— Вы выразились слишком мягко, Джеймс. Прошло пятьсот лет после открытия Колумбом Америки, и человек все еще пытается понять американских индейцев, а индеец и европеец — оба ЛЮДИ, похожие, как две горошины. А здесь — МАРСИАНЕ. Мы никогда не поймем их; мы даже не представляем себе, в каком направлении нам двигаться, чтобы их понять, — Мак-Рэй поднялся. — Я хочу принять ванну и немного поспать… а потом я встречусь с Джимом и поговорю о Виллисе.

— Минутку, док. Вы думаете, у нас действительно могут воз-, никнуть неприятности с провозглашением автономии?

— Я добьюсь провозглашения. Отношения с марсианами в Десять раз щекотливее, чем мы думали раньше. Попытайтесь вообразить, что решение, от которого зависит ваша жизнь, будет приниматься на Земле, среди членов правления, никогда в жизни даже НЕ ВИДЕВШИХ марсиан.

— Я не это имел в виду. Какое сопротивление нам придется преодолеть?

Мак-Рэй снова почесал свой подбородок.

— Человеку и раньше приходилось драться за свою свободу, Джеймс. Я не знаю. Мы должны убедить население, что автономия необходима. С существующей на Земле проблемой питания и перенаселения они сделают все необходимое, чтобы сохранить нас здесь и продолжить миграцию. Когда-нибудь они осознают, из-за чего мы поднялись против. Они не захотят провалить Проект.

— Надеюсь, вы правы.

— Я слишком долго был прав. Мы поставим марсиан в свою упряжку. Ладно, я пойду передам новости Джиму.

— Ему они не понравятся, — сказал отец Джима.

— Ему придется через это пройти. Вероятно, он найдет другого прыгуна, научит его английскому языку и тоже назовет его Виллисом. Затем он вырастет и больше не станет держать прыгунов для своей забавы. Осталось недолго, — он задумчиво повернулся и добавил: — Но кем станет Виллис? Хотел бы я знать.

ФЕРМЕР В НЕБЕ