Дорога Славы (сборник), стр. 10

— Я давала объявление. Оно предназначалось для вас, и только для вас. Да, предстоит тяжелая работа… в качестве моего защитника. Нас ждет много приключений… большое богатство… и еще больше опасностей — и я очень боюсь, что ни один из нас не переживет всего этого. — Она посмотрела мне в глаза. — Ну как?

Я мысленно поинтересовался, долго ли меня держали в обитой войлоком палате. Но ей я так не сказал, потому что если я очутился, в этом месте, она-то уж вовсе не была там. А я хотел, чтобы она была тут, больше, чем я когда-нибудь чего-нибудь хотел. Я сказал:

— Принцесса… вы наняли себе слугу.

У нее прервалось дыхание.

— Идемте скорее, время не ждет.

Она провела меня в дверь за шведской модерновой кушеткой, расстегивая на ходу пуговицы на халате и молнию на юбке, не глядя, куда падает одежда. Почти мгновенно она оказалась в том виде, в котором я впервые увидел ее на пляже.

В этой комнате окон не было, стены были темные и неизвестно откуда падал матовый свет. Рядком стояли две низкие кушетки, они были черного цвета и походили на посмертные ложа, другой же мебели не было. Как только дверь позади нас закрылась, я внезапно осознал, что комната была мучительно, неестественно заглушена; голые стены не отражали ни звука.

Кушетки стояли в центре круга, который был частью большого чертежа, выполненного мелом или белой краской на голом полу. Мы вступили в этот узор; она повернулась, присела на корточки и закончила одну линию, закрыв узор. И в самом деле, она не могла быть неуклюжей, даже сидя на корточках, даже с грудями, отвисавшими, когда она наклонялась.

— Что это? — спросил я.

— Программа, чтобы отправить нас, куда мы собираемся.

— Больше похоже на пентаграмму.

Она пожала плечами.

— Ладно, это пятиугольник могущества. План-схема поездки было бы ярлыком получше. Но, герой мой, я не могу задерживаться для объяснений. Ложитесь, пожалуйста, скорее.

Я опустился на правую кушетку, как указала мне она, но угомониться я не мог.

— Стар, вы — ведьма?

— Если вам угодно. Не разговаривайте больше, пожалуйста. — Она легла, вытянула свою руку. — И возьмите меня за руку, милорд; это необходимо.

Ее рука была мягкой, теплой и очень сильной. Вскоре свет растаял до красного, потом угас. Я уснул.

ГЛАВА V

Я ПРОСНУЛСЯ среди птичьего щебета.

Ее рука все еще была в моей. Я повернул голову и увидел ее улыбку.

— Доброе утро, милорд.

— Доброе утро, Принцесса.

Я огляделся. Мы лежали на тех же самых черных кушетках, но они стояли на свежем воздухе, в покрытой травой долине, на опушке среди деревьев, рядом с нежно смеющимся ручьем — в таком естественно-прекрасном месте, что казалось — его листик за листиком собирали и составили самые неспешные японские садовники.

Теплый солнечный свет плескался в листьях и играл зайчиками на ее золоченом теле. Я глянул вверх, на солнце, и снова на нее.

— Разве сейчас утро?

Когда мы засыпали, было около полудня или чуть позже и солнце должно было — казалось — садиться, а не вставать…

— Здесь снова утро.

Внезапно моя шишка направления закружилась, как волчок, и я почувствовал смятение. Потеря ориентации — чувство для меня новое и очень неприятное. Я не мог найти севера.

Потом все успокоилось. Север был в той стороне, вверх по течению — а солнце поднималось. Было, должно быть, около девяти утра, солнце пройдет через северную часть неба. Южное полушарие. Волноваться нечего.

Это не фокус — сделать лопуху укол наркотика при обследовании, закинуть его на борт 707-го [32] и сплавить в Новую Зеландию, когда нужно добавляя дурману. Разбудить, когда он понадобится.

Только я этого не сказал и никогда этого не думал. И это было неверно.

Она села.

— Вы голодны?

Я внезапно ощутил, что омлета, съеденного несколько — сколько? — часов назад, для растущего мальчика маловато.

Я сел и сбросил ноги на траву.

— Я мог бы съесть лошадь.

Она широко улыбнулась.

— Боюсь, что магазин Анонимного Общества Гиппофолов закрыт. Не довольствуетесь ли вы форелью? Мы должны немного подождать, так что можем заодно и поесть. И вы не волнуйтесь, это место защищено.

— Защищено?

— Безопасно.

— Понятно. Э-э, а как насчет удилища и крючков?

— Я вам покажу.

Показала она мне не рыбацкое снаряжение, а как ловить форель руками. Но я знал, как. Мы забрели в чудесный ручеек, как раз приятно прохладный, двигаясь как можно тише, и выбрали место под нависшей скалой, место, где форель любит собираться и думать — рыбий эквивалент клуба джентльменов.

Ловля рыбы руками заключается в завоевании ее доверия и последующем злоупотреблении им. Примерно через две минуты я ухватил одну, фунта на два-три, и выбросил ее на берег, и Стар поймала почти такую же.

— Сколько вы сможете съесть? — спросила она.

— Выбирайтесь на берег и обсохните, — сказал я, — а я поймаю еще одну.

— Лучше две или три, — поправила она. — С нами будет Руфо. Она бесшумно вышла на берег.

— Кто?

— Ваш придворный.

Я не стал спорить. Я был готов поверить в семь чудес до завтрака, так что продолжал ловить завтрак. После еще двух я остановился, поскольку последняя форель оказалась самой большой из всех, мною виденных. Эти голодранцы прямо в очередь выстраивались, чтобы их схватили.

К тому времени Стар уже развела костер и чистила рыбу острым камнем. Мелочи, любая девчонка-скаут умеет создать костер без спичек. Я и сам мог бы, проведя несколько часов в этаком счастье, просто, потерев одно о другое два сухих клише. Однако я заметил, что тех двух коротких гробиков не стало. Ну да я их и не заказывал. Я присел рядом и принял эстафету чистки форели.

Стар вскоре возвратилась с фруктами, похожими на яблоки, но темно-лиловыми по цвету, и с изрядным количеством молодых грибов. Она несла добычу на широком листе, типа канны или ти, только побольше. Больше похоже на банановый лист.

У меня потекла слюна.

— Эх, если бы у нас была соль!

— Я достану. Боюсь только, в ней будет порядочно песку.

Стар поджарила рыбу двумя способами: над огнем на раздвоенной сырой палочке и на горячей плоской глыбе известняка, где был костер, — она все время передвигала огонь, поддерживая его и подкладывая рыбу и грибы туда, где он был. Этот способ мне показался лучше всего. Тонкие травинки оказались местным луком и чесноком, а крохотный клевер на вкус и на вид был похож на конский щавель. От этого, да еще с солью (которая была крупная и с песком и которую, возможно, лизали животные, прежде чем ее достали мы, на что мне было наплевать), форель была вкуснее всего, что я пробовал когда-либо. Ну, естественно, погода, обстановка и компания на это здорово повлияли, особенно компания.

Я пытался вспомнить какой-нибудь высокопоэтический способ, чтобы сказать: “Как насчет того, чтобы нам с вами обосноваться прямо тут на следующие десять тысяч лет? Законным или неофициальным образом — вы не замужем?” И тут нас прервали. Это было тем более досадно, что я изобрел несколько прелестных выражений, абсолютно новых для самого старого и самого практичного предложения в мире.

Старый плешивец гном с шестизарядкой завышенных габаритов стоял позади меня и ругался.

Я был уверен, что это ругань, хотя язык был мне незнаком. Стар повернула голову, что-то сказала негромко и укоризненно на том же языке, уступила ему место и предложила форель. Он взял форель и съел изрядную ее часть, прежде чем сказал по-нашему:

— В следующий раз ничего ему не заплачу. Посмотрите.

— Не надо было пытаться его обмануть, Руфо. Попробуй грибы. Где багаж? Я хочу одеться.

— Вон там.

Он снова принялся уплетать рыбу. Руфо был доказательством того, что некоторым людям надо носить одежду. Он был весь розовый и пузат во всех местах. Однако у него были удивительно хорошие мускулы, чего я никак не подозревал, иначе я проявил бы больше осторожности, отнимая у него ту пушку. Я решил, что если он захочет побороться со мной по-индейски, мне придется выкручиваться. Он глянул на меня из-за полутора фунтов форели.