Гражданин Галактики (сборник), стр. 173

Тогда папочка начал обвинять маму в бесчувственности, а мама в ответ: да, мол, и этим горжусь. Чувства, мол, только мешают решению задач, требующих рационального подхода. Хорошо, сказал папа, давай подходить рационально. Две старшие сестры мальчика просто заклюют. Или еще, чего доброго, наоборот — окончательно разбалуют.

А вот это, заявила мама, вовсе ненаучно и ни на чем не основано. А папа сказал, что она просто-напросто хочет разом сбыть с рук две хозяйственные проблемы, с чем мама охотно согласилась и спросила, а что, собственно, мешает людям применять в области домашнего хозяйства принципы массового производства.

Этот вопрос папочка оставил без ответа. Зато он согласился, что две маленькие девочки, одетые в одинаковые маленькие платьица, — это действительно будет симпатично. Назовем одну — Маргарет, а другую — Маргарита; дома будем звать Пэг и Мэг…

Тут Кларк тихонько сказал мне:

— Слушай, а на фига нам вообще такое счастье? Давай просто как-нибудь ночью в эти ясли заберемся и открутим им вентили? Такой, мол, несчастный случай приключился.

Я велела ему пойти прополоскать рот синильной кислотой и предупредила, чтоб он, не дай бог, папе такого не ляпнул. Иначе месяц потом сидеть не сможет. Папочка у нас хоть и ученый-историк, но свято придерживается последней, прогрессивнейшей концепции детской психологии; чтобы его наставления не забывались, он всякий раз закрепляет информацию в коре больших полушарий мозга посредством болевых ассоциаций. В словах он эту концепцию выражает коротко и ясно: «Жалеющий розгу не жалеет чада свои».

Я-то хорошо умею подстраиваться и довольно рано уяснила себе, что такое «хорошо», а что такое «плохо». Достаточно хорошо, чтобы не попадать под папочкину концепцию и тяжелую руку. А вот Кларка, чтоб он хоть о чем-нибудь задумался, просто необходимо треснуть как следует…

Итак, у нас, судя по всему, скоро появятся две младшие сестренки. Но меня это, слава богу, мало трогает. На мою долю выпал братец Кларк, и этого вполне достаточно, а к тому времени, как двойняшки вырастут в таких же малолетних злыдней, я буду уже достаточно далеко от дома.

Интерлюдия

Приветик, Под!

Стало быть, я в твоих каракулях разобраться не могу?

Ха-ха-ха! Хорошо же ты единственного родного брата знаешь. Подди — ох, извините, капитан Подкейн Фриз, знаменитейшая покорительница космоса, а также мужских сердец… Так вот, Подди, капиташечка моя дорогая, этих строк ты, скорее всего, никогда не прочтешь. Тебе и в голову не придет, что я не только справился с твоим так называемым «шифром», но вдобавок осмелился писать комментарии на любезно оставленных тобой широчайших полях.

Чтоб ты знала, милая сестричка: я читаю на старом английском не хуже, чем на системном орто. Не так уж он труден; я выучил его сразу, как только понял, что большинство книжек, с которыми мне желательно бы познакомиться, с него не переводили и не собираются. Но, как гласит народная мудрость, не все говори, что знаешь, иначе обязательно явится какой-нибудь добрый дядя и все обломает на самом интересном месте. Старшая сестра для роли этого дяди подходит куда как хорошо.

Нет, это ж надо — простую подстановку именовать шифром! Подди, если бы ты на самом деле знала древнемарсианский, я разбирал бы твой дневник куда дольше. Но ты же его не знаешь. Даже папочка не может свободно писать на древнемарсианском, хотя знает его лучше всех в Системе.

Моего же шифра тебе не разгадать — я шифром вообще не пользуюсь.

Попробуй на досуге поместить эту страничку под ультрафиолет. К примеру, хоть под кварцевую лампу.

Глава 2

Ах, меррррзопакость!

Грязь из ушей, заусеницы и черрвяки склизкие! Тьфу! НАКРЫЛСЯ НАШ ПОЛЕТ БОЛЬШИМ ТАЗОМ!

Я вначале решила, что это опять гнусные выходки Кларка. Хорошо (хоть что-то хорошее среди всей окружающей непрухи), что вскоре поняла: он тут просто никак не может быть виноват, какие бы хитрые и злобные замыслы ни роились в его черепушке. Разве что он ухитрился бы изобрести и построить втайне от всех машину времени. И не сомневайтесь в его способностях! Я лично ни за что уже не поручусь в этом вопросе с тех самых пор, как он перенастроил автомат Линии Доставки, чтобы тот среди ночи организовывал ему перекусон, зачисляя все на мой код, и при этом на контрольной пломбе ни царапины не было!

Мы никогда не узнаем, как он это проделал. Несмотря на то, что обслуживающая компания предлагала все понять и все простить, да еще до кучи досыпать наличными, только бы этот свинтус соизволил рассказать, как ему удалось сокрушить их несокрушимую защиту. Но Кларк прикинулся дурачком и ничего толком не сказал. Если он тут как бы ни при чем, то все косвенные улики указывают на меня, хотя тот, кто нас обоих знает — например, мама с папочкой, — сразу поймет, чьих это рук пакостливых дело. Мне даже в голову никогда бы не пришло заказать полосатое розово-белое мороженое под соусом «голландез» или, к примеру… Нет, лучше хватит подробностей — писать, и то противно! А вот Кларк сожрет все, что прежде его самого не заглотит, это все знают.

Но ремонтника из компании даже такое важное психологическое обстоятельство не убедило бы, не покажи их же собственные записи, что два из этих тошнотворных пиршеств имели место, когда я гостила у подруги в Большом Сырте, за тысячу километров от дома… Девочки, не дай вам бог в младшие братцы Сумасшедшего Гения! Выбирайте лучше чтобы поглупее, чтобы — флегматичный такой да ласковый; чтоб сидел себе, идиотик, тихонечко у ящика-с-дыркой, разевал бы рот на похождения древних ковбоев и думать не думал, откуда в этом ящике берутся такие шикарные картинки…

Однако я слишком уж далеко ушла от моей печальной истории.

Так вот: не будет у нас никаких двойняшек.

У нас тут неожиданно тройняшки образовались.

Гамма, Дельта и Эпсилон — некогда всего лишь тема для разговоров — стали Грейс, Дунканом и Элизабет, во всей своей до отвращения реальной плоти. Если, конечно, папочка до окончательной регистрации опять не переменит им имена, поскольку и так уже есть три набора имен. Но — что нам в именах; главное — они уже здесь, у нас дома, в детской, загерметизированной для их защиты. Лежат себе в кроватках три бестолковых, розовых, точно дождевые черви, недоделанных человечка. Тут, можно сказать, и имена-то пока некому давать. Ручки-ножки дергаются без всякого смысла, глазенки блуждают; да еще это невыносимое кисломолочное амбре по всему дому, даже после того, как их только что вымоют… С одного конца из них исторгаются ужасающие звуки — и, стоит им на этой частоте связаться между собой, как с другого конца у каждого исторгается еще более ужасающая субстанция.

Хотя в них, безусловно, и обаяние некоторое имеется. Если б не пошли из-за них псу под хвост все мои мечты, я бы их даже полюбила. Дункан, кажется, уже начинает меня узнавать!

Но я только-только начинаю к ним привыкать, а вот мамино состояние точнее всего будет определить, как «атавистический материнский инстинкт». Ее драгоценная специальная периодика пылится по углам нечитанной, а саму маму будто тихий ангел осенил. Она даже как-то ниже и шире стала, а ведь всего неделя прошла!

Отсюда выводы.

Вывод номер один: мама ни на какую Землю не полетит, хоть с тройняшками, хоть без оных.

Вывод номер два: если так, то папочка не полетит тоже; на сей предмет Кларк с ним уже имел разговор.

Вывод номер три: если они оба не летят, то не летим и мы с Кларком. Конечно, меня бы вполне отпустили одну, раз даже папочка согласен, что я уже взрослая, как физически, так и умственно, хотя пока что еще несовершеннолетняя… Но это все — теория.

А суть в том, что я еще не доросла до нужной кондиции и не смогу взвалить на себя всю ответственность за братца, когда до родителей несколько миллионов километров. Для такого случая надо по крайней мере иметь под рукой не менее весомую помощь — вроде кистеня. К тому же папочка наш просто до отвращения справедлив и даже слышать не захочет о том, чтобы полетел только один из нас, когда путешествие обещалось обоим. Что и говорить, хорошо, когда родители все делают по справедливости, но на сей раз я бы уж как-нибудь пережила, если бы меня вдруг решили начать «баловать и портить»…