Гражданин Галактики (сборник), стр. 164
Голос обратился к сколопендерам:
— Есть ли раса, которая могла бы выступить в вашу пользу? Если есть, ее призовут.
Сколопендер взвыл. Мысль, что кто-то будет заступаться за них, вызвала у него отвращение.
— Да будет так — сказал голос Янки. — Достаточны ли представленные факты для вынесения решения?
И почти сразу ответил сам себе:
— Да.
— Каково же решение?
И ответил снова:
— Их планете будет придан поворот.
Это прозвучало обыденно — тоже мне, все планеты вращаются, — да и в голосе не слышалось никакого выражения. Однако вердикт чем-то ужаснул меня. Казалось, все содрогнулось.
Мамми повернулась и пошла к нам. Идти было далеко, но у нее это получилось очень быстро. Чибис бросилась к ней; твердый воздух вокруг нас сгустился, и мы оказались в отдельной серебристой полусфере.
Чибис тряслась и всхлипывала, Мамми утешала ее. Когда Чибис чуточку успокоилась, я с опаской сказал:
— Мамми, что означает — «планете будет придан поворот»?
Она посмотрела на меня, не отпуская прильнувшую Чибис. Ее огромные добрые глаза были суровы и печальны.
«Это означает, что их планету выводят в измерение, находящееся под прямым углом к нашему пространству-времени».
Голос ее прозвучал сыгранным на флейте похоронным маршем. И все же вердикт не показался мне чересчур суровым. Я понял, что он означает; по-вегански это было еще понятнее, чем по-английски. Если повернуть плоскую фигуру вокруг оси, лежащей в этой плоскости, фигура исчезнет. Она перестанет существовать в этой плоскости и не сможет на нее вернуться; мистер А. Квадрат из Флатландии {116} навсегда утратит с ней контакт.
Однако она не уничтожится; она просто окажется в другом месте. Мне пришло в голову, что сколопендеры легко отделались. Я был почти уверен, их планету или взорвут (я не сомневался, что «Три Галактики» способны сделать это), или сделают что-либо столь же ужасное. Выходило же, что сколопендеров просто изгнали из города. Они никогда не смогут вернуться — ведь измерений огромное, огромное множество, однако им не чинили вреда; от них просто избавлялись.
Но Мамми говорила так, будто против воли участвовала в повешении.
Пришлось переспросить ее.
«Ты не понимаешь, славный Кип — они ведь не возьмут с собой свою звезду».
— Ой… — это было все, что я смог выдавить.
Чибис изменилась в лице.
Звезда — источник жизни. Планеты — только вместилища ее. Отсеките звезду… и планета начнет остывать… остывать… и еще… и еще остывать…
Сколько времени протечет, пока замерзнет воздух? Сколько часов или дней до абсолютного нуля? Я содрогнулся и покрылся мурашками. Хуже, чем на Плутоне…
— Мамми? А когда это сделают? — у меня появилось чувство, что я обязан был выступить, что даже сколопендеры не заслуживают такого. Взорвите их, расстреляйте их — но не замораживайте их!
«Это уже сделано», — пропела она так же скорбно.
— Что?
«Исполнитель ждет вердикта… приговор приводится в исполнение в тот же миг. Их повернули еще до того, как я подошла к вам. Так лучше».
Я сглотнул и услышал, как отозвалось в моем мозгу: «Что делаешь, делай скорей…» {117}
Мамми говорила второпях:
«Не думайте больше об этом, теперь вам придется собрать все ваше мужество!»
— Почему? Что теперь будет, Мамми?
«В любой момент вас призовут на ваш собственный суд».
Я так и застыл, молча глядя на нее, — я-то думал, что все закончилось. Чибис осунулась и побелела, но не плакала. Она облизнула губы и тихо спросила:
— Ты пойдешь с нами, Мамми?
«Дети мои! Я не могу. Вы должны сами пройти через это».
У меня прорезался голос:
— Но за что нас судить? Мы никому не причинили вреда. Мы не сделали ничего плохого.
«Не вы лично. Судят вашу расу. Вы — ее представители».
Чибис отвернулась от нее и посмотрела на меня — и я почувствовал прилив трагической гордости оттого, что в решающую минуту она повернулась не к Мамми, а ко мне, к человеческому существу.
Я знал, что она думает о том же, что и я: о корабле, висящем рядом с Землей, и в то же время за триллионы миль от нее, в каком-нибудь кармане, складке пространства, куда не достанет ни один радар.
Земля, зеленая и золотая, прекрасная и удивительная, нежится лениво в ласковом свете Солнца…
Бесцветный голос — и нет Солнца.
Нет звезд.
Рванется осиротевшая Луна, и продолжит свое вращение вокруг Солнца надгробной плитой на могиле людских надежд. На Лунной базе, в Луна-Сити и станции Томбо протянут последние недели или даже месяцы несколько человек, единственные выжившие люди. Потом и они умрут — если не от удушья, то от горя и одиночества.
Чибис резко сказала:
— Кип, она не взаправду! Ну скажи, что нет!
Я хрипло сказал:
— Мамми, исполнители уже ждут?
Она не ответила мне. Она ответила Чибис:
«Это взаправду, доченька. Но не пугайся. Прежде чем везти вас сюда, я добилась обещания. Если дело повернется против вашей расы, вы двое вернетесь со мной и доживете свои короткие жизни в моем доме. Так что вставайте и говорите правду… и не бойтесь».
Бесцветный голос проник в закрытое пространство:
— Люди призываются к ответу.
Глава 11
Мы шли по бескрайнему залу. Чем дальше, тем больше я чувствовал себя мошкой на тарелке. Чибис была рядом; ради нее я еще как-то куражился и все же походило это на кошмар, когда снится, что ты на площади без штанов. Чибис цеплялась за руку и прижимала к себе Мадам Помпадур. Я пожалел, что на мне нет Оскара — в нем я не казался бы себе букашкой под микроскопом.
В последнюю минуту Мамми положила свою ручку мне на лоб и гипнотически впилась в глаза. Я оттолкнул ее руку и отвел взгляд.
— Нет, — сказал я ей. — Никакой подготовки! Не надо… Я знаю, ты хочешь как лучше, но… пойду без наркоза. Спасибо.
Она не настаивала, просто повернулась к Чибис. Та поколебалась, но тоже покачала головой.
— Мы готовы, — выдохнула она.
Но с каждым нашим шагом по этому огромному пустому пространству я все больше сожалел, что не разрешил Мамми избавить нас от этой нервной тряски. По меньшей мере Чибис точно следовало успокоить.
Навстречу нам от далеких стен отделились еще две мошки; когда они приблизились, я узнал их: неандерталец и легионер. Невидимая сила волочила упирающегося пещерного человека; римлянин печатал широкие, легкие и неторопливые шаги. До центра мы добрались одновременно и остановились футах в двадцати друг от друга, треугольником: Чибис и я — в одном углу, римлянин и пещерный человек по двум другим.
Я окликнул:
— Приветствую, Юний!
— Помолчи, варвар, — он огляделся, оценивая взглядом толпу у стен. Он сменил свое неопрятное облачение. Исчезли грязные обмотки; на правой голени красовались поножи. Тунику прикрывали доспехи, голову гордо увенчивал шлем с плюмажем. Сверкал металл, лоснилась вычищенная кожа.
Пока он шел, щит его по-походному висел за спиной. Остановившись, он перебросил его в левую руку. Он не взялся за меч, потому что в правой руке держал наизготовку дротик. Настороженные глаза высматривали врага.
Слева от него, как забитый зверек, съежился пещерный человек.
— Юний! — позвал я. — Послушай!
Вид этих двоих встревожил меня еще больше. Разговаривать с троглодитом было бесполезно, но, возможно, удастся объясниться с римлянином.
— Знаешь, зачем мы здесь?
— Знаю, — он горделиво воздел плечо. — Сегодня Боги испытывают нас на своей арене. Это работа для солдата и римлянина. Ты не принесешь пользы, так что не путайся под ногами. Впрочем — следи за тылом и издавай остерегающие крики. Цезарь вознаградит тебя.
Я попытался было объяснить ему, что к чему, но меня прервал громовой голос, идущий со всех сторон: