Уплыть за закат (с илл), стр. 106
Во время четвертого налета, где-то перед рассветом, я услышала Гретхен:
– Йомен вызывает Коня. Конь, ответь срочно.
– Что у тебя, Гретхен?
– Что-то упало на наши ворота – наверно, кусок сбитого самолета.
– Ворота повреждены?
– Не знаю. Они исчезли. Были – и нету.
– Йомен, эвакуируйтесь через ворота перевязочного пункта. Знаешь, где это? Квадрат и пеленг известны?
– Да, но…
– Приказываю эвакуироваться. Быстро.
– Хейзел, но ведь пострадали только ворота. Мы можем и дальше сбивать самолеты.
– Оставайся на связи. Белый Утес, я Конь. Дити, где ты там? Проснись.
– Я не сплю.
– По данным разведки, бомбардировщики заходили на цель только четыре раза. Будет у Гретхен еще дичь или нет?
– Один момент. (Момент затянулся надолго.) "Обманщица" говорит, что на поле больше нет бомбардировщиков, готовящихся к вылету. А на востоке занимается рассвет.
– Всем постам, я Конь. Объявляю отбой. Кровь, дождитесь Йомена, затем эвакуируйтесь вместе с Первым. Используйте шприц, если нужно. Доложите, как поняли.
– Я Утес, понял тебя, Конь – снимаемся.
– Йомен понял, Конь. Отряд ведет отец Шульц, а я продолжаю стрелять.
– Я Кровь, поняла тебя, Конь. Хейзел, скажи Иштар, чтобы отправляла раненых обратно, иначе у нее на руках окажутся нежелательные иммигранты.
И тут начался какой-то гран-гриньоль. Сначала через обратные ворота повалили обгоревшие – на своих ногах и полностью исцеленные. За ними последовали прооперированные – кто с протезами, кто с пересаженными органами. Даже тех, над которыми Галахад с Иштар работали в этот самый момент, быстро залатали, выпихнули в Веулу, там долечили и отправили обратно в Ковентри всего через пару минут после того, как Хейзел скомандовала отбой.
Я знаю, что прошло всего несколько минут, потому что отряд Гретхен еще не подошел, а они были меньше чем в миле от нас, и надо учесть, что эти девушки проходят походным шагом восемь миль в час (три с половиной метра в секунду). Дорога не должна была отнять у них больше восьми-девяти минут плюс еще сколько-нибудь на спуск с башни. Я слышала потом, что какие-то бойцы гражданской обороны пытались задержать их и допросить.
Девушки, надеюсь, не причинили им особого вреда, но задержать себя не дали.
И вот в нашу дверь хлынули Марианны с длинными луками (замаскированными излучателями) в костюмах Ноттингемского леса. Во главе шел брат Тук – самый настоящий, даже с тонзурой, а замыкала Гретхен, в таком же робингудовском наряде и с широкой улыбкой на лице.
На ходу она шлепнула Дагмар по заднице, кивнула Праттам, и без того уже ошеломленным шествием исцеленных пациентов, и остановилась у нашего стола.
– Дело сделано!
Все три стола к тому времени были свободны – настал тот желанный миг, когда раненые кончились. Из приемного покоя пришел Джубал.
– Да, потрудились вы на славу.
Гретхен обняла меня.
– Сделано дело, Морин! – Стянула с меня маску и поцеловала.
Я отпихнула ее.
– А ну, марш в ворота. Мы и так уже опаздываем на несколько минут.
– У, зануда. – И она ушла, а следом Джубал и Джиллиан.
Сирены запели отбой. Мистер Пратт посмотрел на меня, потом на занавеску и сказал:
– Пойдем-ка, Гарри.
– Иду, па.
– Доброй всем ночи. – И старик тяжело побрел прочь, сопровождаемый женой.
– Дочка, ты-то как здесь? – проворчал отец. – Ты же должна быть в Сан-Франциско. А ты, Тед, – посмотрел он на Вудро, – ты же погиб. Что ты в таком случае здесь делаешь?
– Не погиб, доктор Джонсон, а пропал без вести. Это не одно и то же.
Разница, хоть и небольшая, но есть. Я долго лежал в госпитале, долго был не в себе. Но вот я здесь.
– Вижу, что здесь. Но что тут за маскарад? Одни в карнавальных костюмах, другие шастают взад-вперед, как на Пикадилли-Серкус.
Перевязочный пункт называется. Я что, сбрендил? Или было прямое попадание?
– Ну-ка, мотайте все оттуда! – сказала Хейзел мне в ухо.
– Сейчас, Хейзел, – вполголоса ответила я. Дагмар стала за спиной у отца, держа шприц наготове, и вопросительно посмотрела на меня. Я едва заметно мотнула головой. – Пойдем, отец – я тебе все объясню.
– Я полагаю, что…
И тут на нас рухнула крыша.
Может, это был обломок "спитфайера", а может, "мессершмитта", не знаю – он упал прямо на меня. Гвен-Хейзел услышала грохот через мой микрофон, и ее внуки Кас и Пол получили сильные ожоги, спасая нас.
Обгорели все – Кастор, Поллукс, Вудро, отец, Дагмар, я – а керосиновые ожоги скверная штука. Но Хейзел вызвала спасателей в огнеупорных костюмах (они тоже были наготове), и нас всех вытащили.
Все это я узнала позже, а тогда просто отключилась и много-много дней спустя очнулась в больнице. Сколько дней прошло, я не знаю. Дагмар говорит, что я пролежала на три недели дольше, чем она, а Тамара молчит.
Впрочем, какая разница – "Лета" обеспечивает больному уют и покой, пока он не поправится.
Немного погодя мне разрешили вставать и гулять по Веуле – красивое место и одно из немногих истинно цивилизованных во всех вселенных. А потом меня отправили обратно в Бундок – и ко мне пришли Вудро, отец и Дагмар.
Они наклонились над моей постелью и поцеловали меня… а потом мы стали говорить.
Свадьба была пышная. Присутствовали, разумеется, Майкрофт, Афина и Минерва, а также мой внук Ричард Колин, наконец-то простивший Лазаруса за то, что тот произвел его на свет. Моей милой Гвен-Хейзел не нужно больше будет жить отдельно от семьи, раз Ричард Колин по собственной воле и охоте готов в нее войти. Мои дочки Лаз и Лор решили снять запрет со своих мужей Каса и Пола в награду за то, что они спасали из огня нас, четырех недотеп, и разрешить им тоже войти в семью. Были там Чжа, Дагмар, Чой-Му, мой отец и Гретхен – и мы, все остальные, уже много лет бывшие семьей Лонг – кто дольше, кто короче. Все новые члены нашей семьи испытывали некоторые колебания, но Галахад и Тамара внесли ясность: мы приносим лишь один обет – заботиться о благополучии и счастье всех наших детей.
Вот и весь брачный контракт. А остальное – просто поэтический обряд.
С кем тебе спать и с кем заниматься любовью – твое личное дело.
Иштар, как наш семейный генетик, регулирует нашу рождаемость в той мере, в какой это необходимо для блага детей.
И мы все взялись за руки в присутствии наших детей (Пиксель, разумеется, тоже присутствовал), и поклялись друг другу любить и лелеять и тех, что есть, и тех, что будут, – все миры, которым нет конца.
И жили мы долго и счастливо.
ПРИЛОЖЕНИЕ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА МЕМУАРОВ МОРИН
Морин Джонсон Смит Лонг, род. 4 июля 1812 г. Пиксель, кот
Предки и родственники Морин:
Айра Джонсон, доктор медицины, отец, род. 2 авг. 1852 г. Адель Пфейфер Джонсон, мать
Джон Адамс Смит, свекор
Этель Грейвс Смит, свекровь
Предки со стороны отца:
Эйза Эдвард Джонсон, дед, 1813-1918
Роза Альтеда Мак-Фи Джонсон, бабка, 1814-1918
Джордж Эдвард Джонсон, прадед, 1795-1897
Аманда Лу Фредерикс Джонсон, прабабка, 1798-1899
Теренс Мак-Фи, прадед, 1796-1900
Роза Вильгельмина Брандт Мак-Фи, прабабка, 1798-1899
Предки со стороны матери:
Ричард Пфейфер, дед, 1830-1932
Кристина Ларсен Пфейфер, бабка, 1834-1940
Роберт Пфейфер, прадед, 1809-1909
Хайди Шмидт Пфейфер, прабабка, 1810-1912
Оле Ларсен, прадед, 1805-1907
Анна Кристина Хансен Ларсен, прабабка, 1810-1912
Братья и сестры Айры Джонсона:
Саманта Джейн Джонсон, 1831-1915
Джеймс Эвинг Джонсон, 1833-1884 (был женат на Карель Пеллетье, 1849-1954)