Иов, или Осмеяние справедливости (с илл.), стр. 87

— Кейти, я не встречал ни одного протестанта, который думал бы о Раав плохо. Однако меня уже давно интересует одна деталь в ее… в твоей истории. Твой дом находился на городской стене?

— Да. Это было не слишком удобно для домашних дел — приходилось таскать воду наверх по этим бесконечным ступенькам — зато удобно для бизнеса, да и арендная плата за помещение невелика. Именно то, что я жила на стене, и помогло мне спасти агентов генерала Иисуса. Я воспользовалась бельевой веревкой — они вылезли из окна. Кстати, свою веревку я обратно так и не получила.

— Как высока была эта стена?

— Что? Честное слово, не помню. Но она была очень высока.

— Двадцать локтей.

— Неужели, Джерри?

— Я там бывал. Профессиональный интерес. Впервые психическая атака применялась в комбинации со звуковым оружием.

— Я вот почему спросил, Кейти: Книга утверждает, что ты собрала всех своих родичей в доме и вы оставались там, пока шла осада.

— Конечно, семь ужасных суток. Мы так договорились со шпионами израильтян. В доме было две крошечные комнатки, где практически невозможно разместить троих взрослых и семерых ребятишек. У нас кончилась еда, кончилась вода, дети плакали, а мой отец жаловался на судьбу. Он с радостью брал деньги, которые я ему давала: имея семерых детей, он очень нуждался. Но ему было противно оставаться со мной под одной крышей, когда я обслуживала мужиков. Особенно он брезговал спать на моей кровати. На моем станке. Ничего, все равно храпел на ней, а я спала на полу.

— Значит, вся твоя семья была дома, когда стены с грохотом обрушились?

— Да, конечно. Мы не осмеливались уходить до тех пор, пока эти два шпиона не пришли к нам. Мой дом был отмечен красной веревкой, свисающей из окна.

— Кейти, твой дом был на стене высотой тридцать футов. Библия сообщает, что стены рухнули, рассыпавшись в пыль. Неужели никто из вас не пострадал?

— Нет, конечно. Никто.

— Разве дом не разрушился?

— Нет. Алек, это ведь было так давно. Но я хорошо помню и рев труб, и вопли израильтян, и как земля задрожала, когда обрушились стены. Но мой дом остался цел.

— Святой Алек!

— Да, Джерри?

— Все-таки тебе следовало бы лучше разбираться в таких делах, ты же у нас святой. Произошло обыкновенное чудо. Если бы Иегова не швырялся чудесами направо и налево, израильтяне никогда бы не покорили народ Земли Ханаанской. Эта банда оборванцев-оки [109] попадает в богатейший край городов, окруженных стенами… и не проигрывает ни одного сражения. Чудеса да и только! Спроси ханаанцев. Если, понятно, тебе удастся разыскать хоть одного. Мой братик регулярно предавал их мечу, за исключением тех редчайших случаев, когда молодых и красивых обращали в рабство.

— Но это же земля обетованная, Джерри, а они — его избранный народ.

— Они действительно были его избранным народом. Конечно, быть избранным Яхве — не такое уж большое счастье. Надо думать, ты достаточно хорошо изучил Книгу и сам знаешь, сколько раз он их обманывал. Мой брат — в общем-то, личность весьма… жуликоватая.

Я уже порядком принял «Джека Дэниэлса», да и потрясений хватало. Богохульство Джерри, к тому же выраженное походя, взбесило меня.

— Господь Бог Иегова — справедливый Бог!

— Значит, тебе никогда не приходилось играть с ним хотя бы в шарики. Алек, «справедливость» — отнюдь не божественная концепция; это человеческая иллюзия. В самой основе христианско-иудейского кодекса заложена несправедливость: он зиждется на козлах отпущения. Идея жертвоприношения козлов отпущения красной нитью проходит сквозь весь Ветхий Завет, а своего пика она достигает в Новом Завете в образе Спасителя, мученика, искупающего грехи других. Как можно достигнуть справедливости, перекладывая свои грехи на плечи другого? Не имеет значения, барашек ли это, которому согласно ритуалу перерезают глотку, или мессия, прибитый гвоздями к кресту и умирающий за грехи человеческие. Кто-то должен был сказать всем последователям Яхве — иудеям и христианам, — что такой штуки, как бесплатная закусь, не бывает.

А может, и бывает. Находясь в кататоническом состоянии так называемой благодати, в момент смерти или при последнем вопле трубы, вы попадаете на небеса. Верно? Ты же сам попал туда таким образом, не так ли?

— Правильно. Мне-то просто повезло. Ибо перед этим длинный список моих грехов пополнился весьма основательно.

— Итак, долгая и греховная жизнь, за которой следуют пять минут пребывания в состоянии благодати, ведет вас прямо на небеса. С другой стороны, долгая и честно прожитая жизнь, наполненная добрыми делами, прерванная внезапным взрывом чувств и случайным упоминанием всуе имя Господа с последующим инфарктом, приводит к тому, что ты оказываешься проклятым на веки вечные. Разве не такова система?

Я упрямо сказал:

— Да, если читать и понимать Библию буквально, то система выглядит именно такой. Но пути Господни неисповедимы…

— Для меня ничего неисповедимого там нет, дружище. Я его знаю слишком давно. Это его мир, его законы, его поступки. Его правила непреложны, а каждый, кто их соблюдает, имеет право на награду. Но это вовсе не значит, что они справедливы. Как ты оцениваешь его поступки по отношению к Марге и к тебе самому?

Я с трудом перевел дух.

— Это я пытаюсь понять с самого Судного дня… и «Джек Дэниэлс» тут плохой помощник. Нет, не думаю, что я подписывался под таким контрактом.

— Нет, как раз подписывался!

— Как это?

— Мой брат Яхве в облике Иисуса сказал: «Молитесь же так…» Ну, валяй говори дальше сам!

— «Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…» [110]

— Довольно! Остановись на этом месте: «Да будет воля Твоя». Ни один мусульманин, говорящий, что он раб Аллаха, никогда не произносил столь всеобъемлющего обета. В такой молитве вы как бы сами приглашаете его пуститься во все тяжкие. С вашей стороны это чистейший мазохизм. Вот отсюда и проистекает испытание Иова, сынок. С Иовом обращались в высшей степени несправедливо… день за днем, в течение многих лет… Я-то знаю, я там был. Я действовал, а мой дражайший братец стоял рядом и позволял мне издеваться. Позволял? Нет, он науськивал меня, он виновен в происходившем, он соучастник преступления, он его планировал и организовывал!

Теперь пришла твоя очередь. Во всем, что с тобой произошло, виноват твой Бог. Проклянешь ли ты его? Или приползешь на брюхе, подобно побитой собаке?

28

От необходимости дать ответ на этот совершенно невозможный с моей точки зрения вопрос меня спасло вмешательство случая. И как же рад был я этому! Полагаю, что у каждого человека время от времени возникают сомнения в справедливости Господа. Признаюсь, в последнее время на меня обрушилось столько, что приходилось вновь и вновь напоминать себе, что пути Господни отличны от путей человеческих и я не должен стараться постичь цели, которые ставит перед собой наш Господь.

Однако ж говорить о своих колебаниях вслух, да еще перед лицом вечного врага Господа, я, конечно, не имел права. Особенно же неприятно мне было, что Сатана для этой беседы выбрал голос и образ моего единственного друга.

Да и вообще, дискутировать с дьяволом — можно ли придумать занятие глупее! Что же касается упомянутой выше случайности, то все было чрезвычайно просто — зазвонил телефон. Случайность? Я не думаю, что Сатана потерпел бы какие-нибудь случайности вообще. Весьма возможно, что я просто не должен был отвечать на вопрос, ответить на который был физически не в состоянии.

— Мне подойти к телефону, дорогой? — спросила Кейти.