Месть моя сладка, стр. 19

Собравшись с духом, я принялась вдохновенно врать:

— Ветрянка. В детстве он не болел, а тут подцепил где-то. Все бы еще ничего, но у пожилых людей возможны жуткие осложнения. Поэтому мы решили, что он должен сидеть дома. К тому же все лицо у него обсыпано, так что по этой причине он пока не может фотографироваться. Не знаю даже, Аманда, почему я вам раньше об этом не рассказала. Совсем из головы вылетело. Боялась, наверное, что вы мне не поверите.

— О, Эли! — Судя по взволнованному тону, Аманда заглотила мою наживку вместе с крючком, леской и поплавком. — Я вас прекрасно понимаю. Ветрянка в таком возрасте — это ужасно неприятно! Я и сама переболела довольно поздно, и, как ни старалась избавиться от последствий, все-таки отметины на лице остались. А у вас была ветрянка?

— По счастью, да.

— Слава Богу. Последнее дело для невесты — идти под венец с обсыпанным лицом. Что ж, боюсь, фотосъемку нам придется отложить до более удобных времен. Передайте, пожалуйста, привет Дэвиду. Пусть быстрее выздоравливает. И вам, милочка, удачи.

— Непременно передам, — пообещала я. — Спасибо, Аманда. Ой, постойте! Я хотела кое-что спросить у вас. Что бы вы надели на подобное семейное торжество?

— О, вы меня врасплох застали. — Чуть помолчав, она сказала: — Как насчет белого брючного костюма с золотистыми туфельками и шелковой блузки цвета морской волны?

Да, это было бы недурно, подумала я. А вслух сказала:

— Спасибо, Аманда. Я позвоню вам, как только Дэвид поправится.

Я положила трубку и схватилась за голову.

Глава 11

В конце концов я вышла из дома, облаченная в темно-синий костюм, в котором ходила устраиваться на работу. Под жакет я напялила горчичного цвета блузку, которую позаимствовала у Эммы. Мама, похоже, простила мне утреннюю выходку, но наряд мой восторга у нес не вызвал.

Сама она вырядилась в нежно-розовый балахон, скрывавший ее от шеи до пят. Сестренки мои щеголяли в одинаковых мини-платьицах, при виде которых, как мне казалось, мою вредную тетку Айлин должен был хватить удар.

— У нас, между прочим, праздник, — сухо заметила мама. — А ты словно на похороны заявилась.

После подобного комплимента я побрела в кухню, где обе мои сестренки колдовали над злополучными эклерами. Джо вытаскивала их из духовки, а Джейн начиняла кремом или взбитыми сливками. Канапе они уже успели наготовить в таком количестве, что их хватило бы на пять тысяч голодающих.

— Кто придет? — полюбопытствовала я, отправив в рот кусочек сыра и потянувшись за ломтиком ананаса. — Винни-Пух, Кролик и все-все-все?

— Мы получили пятьдесят семь поздравлений, — гордо ответила мама.

— Ого! — искренне восхитилась я. — Вот уж не подозревала, что у нас столько знакомых.

— Тетя Айлин, — начала перечислять мама, — тетя Мо-рин, тетя Гвендолин, тетя…

— Дальше можешь не продолжать, — сказала я. — Этих старых дев у нас хоть пруд пруди. Ради бесплатного пончика они на край света пойдут. А еще кто?

— Наши бывшие соседи по Сейнтбридж-роуд, — сказала Джо, ехидно ухмыляясь. — Бакстеры. Помнишь их?

— Бакстеры? — переспросила я.

— Угу, — подтвердила Джо. — Включая Джереми.

— Джереми Бакстер?

— Совершенно верно.

— Но…

— Его мама специально ради тебя пригласила, — со смехом пояснила моя младшая сестренка.

— Мама! — взвыла я. — Как ты могла?

Джереми Бакстер был первым мальчишкой, с которым мы целовались. Как вы уже догадались, Бакстеры жили по соседству с нами. Джереми был на год старше меня, а нас, девочек, родители в детстве от дома далеко не отпускали, так что особенно выбирать мне было не из кого. Но уже в начальной школе, услышав, что Джереми все называют зубрилой, я перестала позволять ему эти вольности. Когда мне исполнилось двенадцать, Джереми замучили прыщи с угрями, и с тех пор мы с ним почти не общались. Пригласив моего бывшего приятеля на семейный праздник, мама, по-видимому, извинялась перед ним за то, что я когда-то не пригласила его на свое тринадцатилетие. Тогда над Джереми все потешались из-за вулканического фурункула на шее.

— Интересно посмотреть, каким он стал, — мечтательно произнесла Джейн.

— А я знаю! — воскликнула Джо, хлопая в ладоши. — Последние десять лет он наверняка проторчал за компьютером. Он носит очки вот с такими линзами. — Джо указала на стаканы для виски. — А кожа у него такого цвета, как у глубоководных рыб, которые всю жизнь проводят в кромешном мраке. По сравнению с ним Джабба Хатт [4] — голливудский красавчик.

— Джо, не вредничай, — потребовала мама.

— Но ведь это сущая правда, мамочка! — с невинным видом заявила Джо. — Держу пари, у него до сих пор вся морда в прыщах.

— Джо! — возмутилась мама.

— Ваше дело, — махнула рукой Джо. — В конце концов, ты его для Эли пригласила. Пусть он даже на бородавочника похож, ей перед ним хвостом крутить, а не нам.

— Да я к Джереми Бакстеру ближе чем на пушечный выстрел не подойду, — твердо заявила я. — Мама, скажи им!

— Я никому не позволю измываться над моими гостями! — неожиданно взорвалась матушка. — Может, вы все и считаете себя взрослыми, но в моем доме вы обязаны вести себя прилично и слушаться меня. А я настаиваю, чтобы с Джереми Бак-стером вы держались вежливо, на кого бы он ни был похож. И не смейтесь, когда он будет заикаться.

Ах да, я совсем забыла, что бедняга еще и заикается.

— Я н-никогда н-не смеюсь и-над зза-за-заиками, — с серьезным видом сказала Джо, за что мама от души стеганула ее по заднице кухонным полотенцем.

От дальнейших истязаний мою бойкую на язычок сестрицу спасло возвращение папы. Он совершил первую ездку на такси в богадельню за теми из гостей, которые присутствовали на их с мамой свадьбе тридцать лет назад и уже тогда пребывали в почтенном возрасте. Вскоре доставили и мою бабушку по материнской линии. Я вышла из дома, чтобы помочь папе катить ее коляску, как вдруг, к своему ужасу, заметила, что на бабушке точно такое же нежно-розовое платье, как у мамы. Только бабушка предпочла дополнить ансамбль элегантной шляпкой, вошедшей в моду при королеве Виктории.

— Папа, — прошипела я, когда мы подкатили старушку к камину. — На ней платье как на маме.

— Ну и что? — спросил он.

Не понять мужчинам наших проблем!

— А то, что мамочка расстроится, — пояснила я. — Она ведь хочет быть царицей бала. Это ее праздник.

— О чем вы шепчетесь? — подозрительно осведомилась бабуся.

Бабушек, конечно, нужно любить и уважать, но видели бы вы нашу бабульку! Сварливую и вздорную каргу со слухом летучей мыши. Ее локаторы улавливали сплетни за сто пятьдесят ярдов.

— Мы обсуждали, как тебе идет это платье, бабушка, — соврала я.

Старушенция приосанилась, напомнив мне расфуфыренную курицу.

— Кто из нас скажет маме? — прошептала я еле слышно на ухо отцу.

— А где Джозефина? — осведомилась бабушка. — Где моя дочь? Почему она не встречает меня, как положено гостеприимной хозяйке?

— Она в кухне, бабушка, — громко сказала я. — Дает последние указания.

— Пусть выйдет сюда и займется гостями, — потребовала бабушка. — Выпить всем предложит. Мне джин с тоником для начала.

В этот миг из коридора донеслись мамины шаги. Я опрометью кинулась навстречу и преградила ей дорогу в гостиную. Брови мамы взметнулись вверх.

— В чем дело? — недоуменно спросила она.

— Мамочка, я не знаю, как лучше сказать… — сбивчиво начала я, но потом решила сразу взять быка за рога. — Это бабушка. Точнее — ее платье. Оно точно такое, как твое!

— Что?!

— Точь-в-точь, мама. С таким же шифоновым шарфиком.

Под моим натиском мама отступила в кухню.

— Оно розовое? Или, может, голубое? Голубые я видела. — Моя бедная мамочка еще отчаянно цеплялась за последнюю соломинку.

— Розовое, — сурово отчеканила я.