Звездный зверь. Имею скафандр - готов путешествовать, стр. 83
ГЛАВА 8
Мои бесплодные размышления прервали взрывы: резкий щелчок, похожий на удар бича, громовой раскат, а затем шипение, свидетельствующее о понижении давления.
— Что за черт? — вырвалось у меня. — Надеюсь, — подумал затем я, — что вахтенный знает свое дело, иначе всем нам конец».
На Плутоне, насколько я знал, кислорода нет. Во всяком случае, так утверждали астрономы, а я не испытывал желания проверять их утверждения на своей шкуре. Уж не бомбят ли нас? Вот было бы здорово. Или это землетрясение?
Мысль о землетрясении — предположение отнюдь не праздное; статья «Сайентифик Америкен» о «лете» на Плутоне предсказывала «острые изостатические колебания» по мере повышения температуры. В переводе на нормальный человеческий язык эта «изящная» фраза означает: «Держитесь за шляпу, падает крыша!».
После того как я однажды пережил замлетрясение в районе Санта-Барбары, я на всю жизнь усвоил прописную истину, с которой калифорнийцы рождаются, а все остальные запоминают после первого потрясения: «Когда землю трясет, будь на улице»!
Но куда отсюда сбежишь? Минуты две я проверял, набралось ли у меня достаточно адреналина, чтобы прыгнуть на восемнадцать футов вместо двенадцати. Оказалось, не набралось. Но я продолжал заниматься этим еще полчаса, потому что делать было нечего, кроме как грызть ногти. И тут я услышал свое имя:
— Кип! Кип? Ты где?
— Крошка, — завопил я. — Здесь! Я здесь!
Целую вечность — три секунды — стояла тишина.
— Кип?
— Да здесь я, внизу!
— Кип? Ты в яме?
— Да! Да! Ты что, не видишь? — Голова ее показалась в проеме потолка.
— Теперь я вижу. Ой, Кип, я так рада!
— А чего ревешь? Я тоже очень рад.
— Я не плачу, — всхлипывала она. — Кип… Кип…
— Можешь вытащить меня отсюда?
Она осмотрела отверстие и сказала:
— Не двигайся с места.
— Эй, не уходи! — Но она уже убежала.
Прошло две минуты, но мне они показались неделями. Наконец она вернулась с нейлоновой веревкой, умница.
— Лови! — крикнула Крошка.
— Погоди. Как она крепится?
— Я тебя вытащу.
— Нет, не вытащишь. Наоборот, мы с тобой застрянем в этой дыре. Найди, где ее можно закрепить.
— Я подниму тебя.
— Крепи веревку, тебе говорят! Живо!
Она снова исчезла, оставив конец веревки у меня в руках. Вскоре я услышал издалека:
— Готово!
— Проверка! — завопил я в ответ и повис на веревке всем телом. Она держала. — Лезу! — снова заорал я что было мочи и выскочил наверх.
Крошка бросилась ко мне, одной рукой обнимая меня за плечо, второй сжимая мадам Помпадур. Я стиснул ее в объятиях. Она стала еще меньше и тоньше, чем раньше.
— О, Кип, как было ужасно!
Я погладил ее по худенькой спинке.
— Знаю, знаю. Что будем делать? А где… — Я хотел спросить, где червелицые, но Крошка расплакалась.
— Кий, наверное, она погибла!
— Кто «она»? — спросил я, ничего не понимая, потому что в голове моей царил сумбур.
— Как кто? — изумилась Крошка, — Мэмми!
— Вот оно что. — Мне вдруг стало совсем грустно. — Ты точно знаешь? Она говорила со мной до последней минуты, но я же жив.
— Да о чем ты… Да нет, Кип, не тогда. Сейчас.
— Так она здесь?
— Конечно, а где же еще?
Вопрос, прямо скажем, глупый, если учитывать масштабы вселенной. Я уже давно решил, что Мэмми здесь нет, поскольку Джок ничего о ней не говорил. Мне казалось, что Джок либо сказал бы, что она здесь, либо придумал какую-нибудь вдохновенную ложь из чистого удовольствия соврать. Но коль скоро он не делал ни того, ни другого, то просто не знал, кто она и где. Может, он вообще видел ее всего один раз, как и горб на моем скафандре. Я так был уверен в своей «логике», что до меня не сразу дошел очевидный факт.
— Крошка, — сказал я, задыхаясь, — у меня такое чувство, вроде я потерял собственную мать. Ты уверена, что она погибла?
— Надо говорить «как будто», а не «вроде», — машинально поправила меня Крошка. — Нет, не уверена, не знаю, но она там, снаружи.
— Подожди. Если она там, то должна быть в скафандре.
— С тех пор как нас схватили на Земле, скафандра у нее нет.
Я все меньше и меньше понимал Крошку.
— Как же они доставили ее сюда?
— Загерметизировали в камере и тащили. Что нам теперь делать, Кип?
На это у меня было несколько ответов, и все неправильные — я их уже обдумал во время заключения.
— Где Червелицый? Где все они?
— Погибли, наверное.
— Надеюсь, ты права. — Я огляделся, ища какое-нибудь оружие. В жизни не видел более пустого помещения. Мой игрушечный кинжал лежал футах в восемнадцати от меня, но лезть за ним мне не хотелось. — А почему ты так считаешь?
Оказалось, что у Крошки были на то веские причины. Хотя с виду Мэмми казалась неспособной разорвать даже газету, она недостаток силы восполняла качеством ума. Мэмми и сделала то, о чем я мечтал — червелицых прихлопнула одним махом. Спешить она не могла, потому что требовалось сочетание многих обстоятельств и приходилось выжидать их благоприятного стечения. Прежде всего, нужно было дождаться момента, когда здесь останется совсем мало червелицых. Мы действительно находились на гигантской опорно-перевалочной базе-космодроме, которая не нуждалась в большом количестве персонала. Необычная суета, что я увидел здесь в первый день, была вызвана прибытием нашего корабля. Во-вторых, следовало выждать момент, когда базу покинут все корабли, потому что справиться с кораблем Мэмми не смогла бы: корабль оказался бы вне пределов досягаемости. В-третьих, атаку следовало начать в тот момент, когда червелицые ели. Когда на базе их оставалось так немного, что столовая работала в одну смену, они обычно собирались все вместе у большого корыта и лакали из него харчи: сцена, достойная пера Данте. Таким образом, все враги сгруппировались бы в единую цель, за исключением, может, одного-двух вахтенных.
— Погоди, — перебил я Крошку, — говоришь, они все погибли?
— Я точно не знаю. По крайней мере, сама никого не видела.
— Ничего не делай, пока я не найду какого-нибудь оружия.
— Но…
— Начнем с самого главного, Крошка!
Сказать, что надо найти оружие, — одно дело, а действительно его найти — совсем другое. В коридоре можно было заметить лишь отверстия в полу, похожие на то, куда сбросили меня, поэтому Крошка сразу и не нашла меня; в этом секторе базы гулять ей не разрешали. Джок оказался прав в одном: Крошка и Мэмми были почетными пленниками, которым предоставлялись привилегии, кроме свободы, в то время как Джок, Тим и я оказались то ли третьесортными узниками, то ли суповым набором, то ли тем и другим вместе.
Это вполне соответствовало предположению, что Крошка и Мэмми считались скорее заложниками, чем обычными пленными.
Заглянув в одно из отверстий, я потерял всякое желание заглядывать в другие, потому что увидел на полу человеческий скелет — этому узнику червелицым, видно, надоело бросать еду.
Когда я выпрямился, Крошка спросила меня, почему я побледнел.
— Да так, ничего. Пошли дальше.
— Я хочу тоже посмотреть.
— Крошка, у нас каждая секунда на счету, а мы только и делаем, что болтаем. Пошли, держись за мной.
Не дав ей увидеть скелет, я одержал значительную победу над ее ненасытным любопытством, хотя весьма возможно, скелет не произвел бы на нее никакого впечатления. Крошка становилась чувствительной лишь тогда, когда чувство ее устраивало.
Приказ «держись за мной» звучал вполне по-рыцарски, но был неразумным: я забыл, что напасть на нас могут и с тыла. Мне следовало бы сказать: «Держись за мной и следи за коридором».
Но она сама догадалась это сделать. Услышав ее крик, я обернулся и увидел червелицего, направившего на меня похожий на фотоаппарат прибор. Хотя Тим однажды сбил меня им с ног, я так и не знал толком, что это за штука. На мгновенье я застыл на месте.
Крошка прыгнула вперед, выставив вперед руки и ноги, отважно и безрассудно, как котенок. Это меня и спасло. Ее прыжок никому не нанес бы вреда, разве что другому котенку, но червелицый растерялся, не успев ни убить, ни парализовать меня, и, споткнувшись о Крошку, рухнул на пол. А я прыгнул на него и растоптал босыми ногами эту страшную голову.