Рыцарь в потускневших доспехах, стр. 12
Она стояла все так же неподвижно. Он наклонился и мягко коснулся губами ее рта. Она оказалась очень вкусной. Теплой. Притягательной. Природа взыграла в нем. Она заставила его искать то, чего он всегда хотел от женщин — и никогда не имел. Его язык обвел край ее нижней губы.
Даллас задыхалась и на мгновение уступила сильному желанию, которое он разбудил в ней, с голодной жадностью обнимая ее. Она бегала руками по теплой мускулистой груди Кристофера, запуская тонкие пальцы в спутанные золотисто-коричневые курчавые волосы на его груди. Кончики ее пальцев парили в трепетном изумлении над сумасшедшим волнением его глухо стучащего сердца. Подойдя к нему еще ближе, она казалась готовой отдать ему всю себя.
Он еще крепче прижал ее к себе. Даллас запрокинула голову и задохнулась. Очень медленно подняла руки к его лицу и горячими дрожащими пальцами обвела очертания его подбородка, а потом провела по линии его губ.
Его опять разобрало от ее мягкого прикосновения. А потом в ее глазах вновь появился непонятный страх, и она тихо заплакала и отпрянула от него.
Он дал ей уйти. И озадаченно посмотрел ей вслед, когда она вбегала в дом.
Что с ней такое? Она даже не знала, кто он, и испугалась его. Он не мог сказать ей правды.
А хотел.
Глава 5
Раздосадованный, Кристофер сидел на ступеньках крыльца, уронив голову на руки, когда вернулась Даллас.
— Извините, — нервно прошептала она.
Он обернулся.
Она стояла босиком в дверном проеме. Копна светящихся волос разлилась по ее плечам подобно золотой реке. Она смотрела на него сурово — как самка, не подпускающая к себе. В ее голубых глазах стоял страх, а лицо было бледно. Время остановилось в огромных глазах, устремленных на него.
— Простите, — ее голос смягчился. Теперь он услышал настоящее извинение. И был польщен: вопреки ее страху он значил для нее достаточно много, чтобы вернуться к нему. — Вы спасли Стефи, — проговорила она. — Я вела себя непростительно грубо.
— Потому что я был непростительно напорист.
Ресницы Даллас затрепетали.
— Вас тоже преследуют привидения? Она сглотнула и кивнула. Его рот сжался.
— Может, вы думали, что я завлекала вас, придя на вашу яхту? — прошептала она.
— Я много чего думал.., но такое мне в голову не приходило.
— Может быть…
Он видел, как вздымалась ее грудь под футболкой. Неужели она не знала, что ее вкус и запах, все еще заполнявший его ноздри, разжигали в нем огонь желания?
— Давайте прекратим этот разговор.
— Вы выглядите печальным. Кристофер сжал зубы:
— Со мной все в порядке.
Они опять сбились с пути друг к другу, и наступило неловкое молчание.
Мало-помалу напряжение между ними стало спадать. Даллас села ступенькой ниже его. Теплая, отливающая серебром тьма и магия ее близости как будто стерли из памяти, кто он такой и зачем приехал сюда. За пределами этого крошечного крылечка и мерцающей ночи, впитавшей запах соленого воздуха и моря, казалось, ничего не существовало. Ничего, кроме этой женщины. Ничего, кроме горячего возбуждения, которым она окружила его. В ней мучительно сочетались чувственность и невинность. Он хотел знать, что она за человек и почему отказалась от своих интересов, растя четверых, даже не родных, детей. Даллас заговорила первой:
— Стефи сказала, что днем вы протаранили причал.
— Я лишь недавно научился управлять парусником.
— Большинство начинает с маленьких лодок. И тренируется в знакомых местах.
— Я.., не большинство. Если у меня опасные наклонности, я им следую.
— То есть?
Он смотрел на ее роскошные золотистые волосы, на тонкую спину, узкую талию и потрясающий изгиб ягодиц. И вспоминал сильное волнение, охватившее его, когда он обнимал ее. Его тело напряглось.
— Например, приехал сюда.
— Что вы имеете в виду? Что вы отправились в путешествие, не обучившись управлению парусником?
Он загадочно улыбнулся:
— Это. А также то, что сижу здесь с вами.
— Я — не опасная женщина. Вы — один из немногих…
— О, но вы опасны для меня.
— А почему же я все время убегаю?
— Я сказал вам: если у меня опасные наклонности, в отличие от вас я им следую.
Настроение у него стало великолепным.
— Наверное, у вас очень интересная жизнь.
— Есть люди, которые так думают.
— А что вы сами думаете о своей жизни?
Прежде никто не спрашивал его об этом.
— Я чертовски одинок. — Он был принцем Голливуда, но ему было горько вспоминать обо всех этих больших, прекрасно отделанных, но одиноких дворцах, в которых он жил. О гувернерах и слугах, игравших роли мамы и папы, в то время как настоящие родители им никогда не занимались. — Я совершил в жизни много ошибок.
— Потому что следовали опасным наклонностям?
— Частично.
Он начал говорить о себе. Почему он считал, что с ней тяжело говорить? Это оказалось совсем легко. Кристофер поведал Даллас о пустоте своего детства. Он никогда раньше ни перед кем не раскрывал своей души. А сейчас делился с ней своими бедами. Хоть он и сказал, что родился в богатой семье владельцев ранчо, говорил он о том, что было в его реальной жизни, — и это было эмоционально правдиво. Он рассказывал о своих поглощенных собой родителях, об их пренебрежении им. Он был их игрушкой, но не их ребенком. Его воспитали слуги, а потом родители отправили его в военную школу. Он объяснял ей, почему делал глупости, если бывал взбешен или обижен.
Она слушала его серьезно и сочувственно. Но он знал наверняка: все ее сочувствие вмиг рассеется, едва лишь откроется, кто он в действительности.
Когда она стала менее осторожной, он спросил о ее жизни. Она рассказала ему об университете, об умерших сестре и зяте. О том, как занялась морским рестораном и стала поднимать детей, отказавшись от интеллектуальной жизни; о том, как она тайно тоскует о ней.
— Уверен: можно было найти другое решение, — мягко сказал он, с изумлением сознавая, что они говорят как друзья — не как враги.
— Нет. Мой брат хотел отправить детей в интернат.
Его глаза сузились: должно быть, забрать у нее Стефи будет очень трудно.
Даллас продолжала:
— Я не могла этого допустить. Может быть, мы с вами не так уж различны во взглядах. Я тоже совершаю безумства, когда сознаю свою правоту. Чувства редко меня обманывают. Мне приходится так поступать. — Она помедлила. — Моя сестра однажды помогла мне. — Глаза Даллас наполнились настоящей болью. — То, что я делаю со своей собственной жизнью, не кажется мне таким уж важным. Но все это не легко…
— Это огромная работа для каждого.
— Стоит мне подумать, что все в порядке, как случается что-нибудь ужасное. Как со Стефи сегодня ночью. — Даллас отвернулась от него, расстроенная.
— Но я же здесь, — мягко проговорил он. На чьей он стороне?
— Обычно Стефи не ходит во сне. Но каждый раз, когда приезжает Гордон, дети шалеют. Однажды Патрик уплыл в шлюпке и переночевал на противоположном берегу. В другой раз Дженни и Ренни сбежали на мотоциклах в компании самых отпетых детей в своей школе. А вот теперь Стефи.
Кристофер сидел ступенькой выше Даллас, что позволяло ему пожирать глазами ее длинные ноги и красивые бедра. У него чесались руки коснуться ее. Нахмурившись, он стиснул руками перила.
— Похоже, вам нужен новый друг.
— Гордон говорит, что женщине с четырьмя детьми нельзя быть разборчивой.
Сердце Кристофера снова застучало. Он постарался успокоиться.
— Женщине с четырьмя детьми это особенно нужно.
Руки Даллас в карманах шорт задвигались. Она собралась уходить:
— Очень рада была поболтать с вами, мистер…?
— Сто… — он оборвал себя на полуслове. — Чане, — попытался он небрежно улыбнуться.
— Мистер Чане, — ее голос был бархатно ласков, выговаривая “его” имя.
— Чане Маккол, — закончил Кристофер. Она неторопливо поднялась:
— Спокойной ночи. Чане Маккол! Он тоже поднялся: