Гнилое яблочко, стр. 42

Я перечитываю письмо, проверяя его на опечатки. Жду, что сейчас у меня возникнут сомнения, что я начну колебаться, отправлять письмо или нет, – но ничего не происходит. Мне нечего терять.

И я посылаю его. Потом смотрю на список входящих. Проходит одна минута. Пять. Десять. Двадцать.

Новых сообщений нет.

Я опускаю планшет и закрываю глаза. Видимо, я отключился, потому что, когда я открываю глаза, я свешиваюсь с кровати, а в дверь барабанят Добрые Самаритяне. Я бегу к двери, попутно замечая в зеркале свои взлохмаченные волосы. Ничего страшного – Самаритяне наверняка видели и не такое.

Я распахиваю дверь, улыбаюсь… и жалею, что не задержался перед зеркалом. Потому что в дверь стучали не Добрые Самаритяне.

А Элинор.

– Ого, – говорит она. – Ты, наверное, действительно очень жалеешь обо всем, что случилось.

Я сглатываю и приглаживаю волосы.

– Что ты здесь делаешь?

– Следую совету твоей мамы. – Она смотрит на меня. Я ничего не отвечаю, и она добавляет: – Насчет того, чтобы не откладывать на завтра.

– Как ты узнала, где я нахожусь?

– Из твоего письма. – Она пожимает плечами. – И у меня есть свои источники.

Свои источники? Секретные семейные связи, например?

Не желая испытывать удачу – или заставлять Элинор признаваться в чем-то, что она предпочитает держать при себе, – я просто говорю:

– Хорошо.

Я киваю. Она кивает. Мы молча стоим напротив друг друга.

– Ну что, пойдем? – спрашивает она наконец.

– Куда?

Она слегка улыбается:

– На «Пик Анники».

Несмотря на длинный постскриптум к письму, я сомневался, согласится ли Элинор принять участие в затее, которая должна всерьез огорчить ее тетю. Но видимо, она согласна.

– Не знаю, – говорю я. – Мне вроде как нельзя отсюда уходить, и скоро придут Добрые Самаритяне, и… – Я заставляю себя замолчать.

О чем я вообще? Самая симпатичная девчонка, которую я когда-либо встречал, может быть, простила меня и к тому же рисковала бог знает чем, чтобы вытащить меня из тюрьмы. Я уже делал то, на что не отваживался никто в Академии, и узнал, что здешние представления о строгом наказании совпадают с обычными представлениями об идеальных каникулах. Что страшного может со мной случиться?

– Погоди, я только куртку возьму, – говорю я.

Камера находится на верхнем этаже спального корпуса. Оказывается, что на пути к побегу нет более серьезной преграды, чем дверь. Она открывается с помощью карточек и паролей, и все это не составляет проблемы для Элинор. Когда я спрашиваю, откуда она все это узнала, она повторяет, что у нее есть свои источники. Я натягиваю на глаза капюшон; мы бежим по коридору (на удивление, здесь нет ни одного охранника-ДС), спускаемся на три этажа вниз и выбираемся на улицу. Позади здания стоит скутер из серии «Килтер 7000» с коляской.

– Лук, стрелы и два фримеранга, – говорит Элинор, похлопывая по скутеру. – Все, что оставалось в Кладовой.

Она имеет в виду оружие, разложенное в коляске. Там же находятся тюбики краски, зажигалки, спички, материал для растопки, защитные жилеты и прозрачные маски.

– Не думаю, что я сюда влезу, – говорю я.

Она залезает на скутер:

– Конечно, влезешь.

Я не сразу понимаю, что она предлагает мне сесть позади нее. На одно сиденье. Может, даже обхватить ее за талию.

– Не хочешь сесть за руль?

– Не-а. – Я запрыгиваю на сиденье и беру у нее шлем. Заглядываю ей через плечо – она возится с электронной картой. Я застегиваю шлем, и Элинор нажимает на точку, помеченную как «Пик Анники». Едва я успеваю ухватиться за ее куртку, как скутер срывается с места.

Мимо пролетают зеленые, синие и бурые каракули – в точности как во время нашей поездки в горы. Холодный ветер бьет мне в глаза; я бы закрыл их, но боюсь пропустить что-нибудь важное – например, Людей Икст, возвращающихся обратно в кампус после успешной миссии. К тому же я еду на скутере с Элинор. Вполне возможно, со мной за всю жизнь не случится ничего лучше, и я хочу сохранить в памяти каждую секунду.

Когда мы добираемся до горы и скутер начинает подниматься по заснеженной тропе, я понимаю: я до сих пор не сказал вслух то, что должен сказать.

– Прости! – кричу я, пытаясь заглушить шум ветра. – И спасибо!

– Все хорошо! – отзывается Элинор. – И меня можно не благодарить!

– Ты что, шутишь? Ты так ко мне добра! А я такой неудачник! Ты вытащила меня из…

– Я не так уж и добра!

Я собираюсь возразить, но она снова кричит:

– Телефона нет!

Я склоняюсь к ней:

– Что, прости?

– Несколько недель назад я сказала, что знаю, где взять настоящий телефон, и ты побежал за мной в лес и через реку. – Она делает паузу, когда скутер перепрыгивает через упавшее дерево. – Телефона нет! Я соврала!

– Есть! – кричу я в ответ. – Я звонил по нему!

Скутер на секунду слегка замедляет ход.

– Ну, даже если и есть, я о нем ничего не знала. Правда!

Скутер снова набирает скорость.

– Зачем ты тогда соврала?

Она пожимает плечами, задевая мой подбородок.

– Я всегда вру!

Мы лавируем среди веток. Я крепче сжимаю ее за талию.

– Я думал, ты сбежала! – кричу я. – Ты вечно исчезаешь!

– Так и есть! Чем дольше я с кем-то разговариваю, тем лучше его узнаю. Чем лучше я знаю кого-то, тем труднее ему врать. Поэтому я убегаю, чтобы не говорить правду!

Я вспоминаю церемонию в актовом зале. Куратора Элинор – парня, который притворялся слепым телепатом. Это какая-то дичь… но в этом есть смысл.

– А что с фотографиями? – кричу я. – Что ты с ними делала тогда в беседке?

– Дополнительное задание по истории!

Прежде чем я успеваю еще что-то спросить, скутер резко подбрасывает. Мы, кажется, целую минуту летим по воздуху и наконец с тяжелым стуком приземляемся. Скутер останавливается, и Элинор спрыгивает на землю.

Я оглядываюсь, не слезая с сиденья. Железная арка в трех метрах от нас. В холодном воздухе кружатся снежинки. У меня в памяти проносится картинка: Анника с отцом проходят под аркой… и я начинаю сомневаться в нашей затее.

– Симус.

Я смотрю вниз. Элинор касается меня рукой в варежке.

– Анника сама об этом просила, – напоминает Элинор. – Если бы она не хотела, чтобы произошло что-нибудь в этом духе, она бы не просила нас заставить ее расплакаться.

– Я знаю.

Я не двигаюсь с места. Она слегка сжимает мою руку.

– Симус?

Я смотрю на нее. Ее теплые медные глаза глядят ободряюще.

– Ты нужен друзьям.

Некоторое время я проникаюсь этой мыслью. Потом киваю, слезаю со скутера и начинаю раскладывать оружие.

– Я их не подведу. Не в этот раз.

Глава 25

Когда мы с Элинор заходим в парк, Люди Икст только-только берутся за дело. Ничего пока еще не сгорело и не покрылось граффити. Лимон сидит на коленях возле карусели и раздувает маленький костерок из прутиков и бумажек. Эйб стоит возле прогнившей палатки, где когда-то продавался сладкий хворост, и встряхивает баллончик с краской. Габи, видимо, что-то ищет среди аттракционов.

Но когда мы подходим, я вижу, как Лимон хмурит брови – так сильно, что они почти касаются его щек. Как трясется рука у Эйба, будто он не знает, на что наставлять баллончик и как с ним обращаться. Как Габи, вытаращив глаза, мечется туда-сюда, словно боясь пропустить то, что она ищет.