Гнилое яблочко, стр. 2

– Там еще осталось, – замечает она, сгребая с подноса последнюю палочку.

Я обмахиваюсь пачкой салфеток, как веером. Бартоломью Джон рыгает. Это не слишком-то вежливо, но внушает надежду: мой опыт говорит, что, какими бы восхитительными ни были рыбные палочки, человеческий желудок все равно может вместить какое-то конечное их количество.

– В следующий раз будут только через неделю. – Леди Лоррейн ставит на стойку новый поднос.

– Она толстая?

Я отрываю взгляд от рыбных палочек и смотрю на Алекса, который показывает пальцем в угол кухни.

– Волосатая? – продолжает он. – С хвостом, огромным, как лассо?

– Именно так, – мрачно отвечает леди Лоррэйн. Она срывает с головы сеточку для волос, хватает лопатку и поворачивается.

На секунду я и вправду верю, что Алекс увидел крысу. Я так поглощен зрелищем, как леди Лоррэйн подкрадывается к пустому углу, что едва не упускаю из вида выходку Бартоломью Джона.

Он берет пакет молока. Открывает. И выливает содержимое на оставшиеся рыбные палочки.

– Кальций. – Он сжимает пустой пакет в кулаке и швыряет мне на поднос. – Поможет тебе подрасти.

Я молча смотрю на пакет из-под молока. Мне хочется запустить им в Бартоломью Джона, но я понимаю, что это ничем хорошим не кончится. Вместо этого я двигаю свой поднос дальше, мимо промокших рыбных палочек, и беру единственное, что мне остается: салат и яблоко.

В буфете я сажусь за пустой столик в дальнем конце зала. Достаю из рюкзака блокнот и карандаш, отодвигаю в сторону поднос и принимаюсь за список.

Как отомстить за рыбные палочки:

1) Написать список…

Продвинуться дальше мне не удается: отвлекает шум на другом конце столовой. Бартоломью Джон и Алекс стоят в нескольких сантиметрах от трех парней из школьной футбольной команды. Все они кричат одновременно, так что я не могу разобрать, из-за чего весь сыр-бор, но вижу, как Бартоломью Джон толкает капитана команды и тот дает ему сдачи. Кулаки так и мелькают в воздухе, и со всей столовой на драку сбегаются ученики и учителя.

Вот хулиганы, думаю я. Надеясь, что Бартоломью Джон получит по заслугам, я взбираюсь на стул, чтобы лучше видеть.

И тут я замечаю ее. Мисс Парципанни. Она продирается сквозь толпу.

Она собирается их остановить. Ей удалось сказать мне «нет», и теперь она думает, что сможет прекратить драку, в которую даже самые сильные учителя-мужчины не решаются вмешаться.

Обычно я все как следует обдумываю, прежде чем действовать, но сейчас на это нет времени. Не сводя глаз с Бартоломью Джона, я хватаю с подноса яблоко, замахиваюсь и швыряю его что есть сил.

Его полет длится всего секунду.

И мисс Парципанни падает на пол.

Глава 2

Я убил ее.

Некоторые говорят, что это была случайность. Они говорят, что я не хотел этого сделать, что я был напуган и просто пытался помочь. Возможно, это правда. Но правда также и в том, что мисс Парципанни, которая заменяла учителя математики в течение четырех часов тринадцати минут, была живой во время классного часа и умерла к ланчу.

Из-за меня.

Вот поэтому сейчас, не успело пройти и недели, мама, папа и я едем на север – далеко на север, практически в гости к Санта-Клаусу с его оленями, – в Академию Килтер для трудных подростков.

– Как ты там на заднем сиденье, парень? – спрашивает папа. – Нужно что-нибудь?

– Элиот, – отзывается мама, – пожалуйста, следи за дорогой.

– Джуди, я слежу. Я просто хотел узнать, не нужно ли Симусу…

– Симусу нужно вовремя приехать. А мне нужно, чтобы ты обращал внимание на дорожные знаки и мы не пропустили поворот.

Папа откидывается на пассажирском сиденье. Я знаю, что он пытается поймать мой взгляд в зеркале заднего вида, но я смотрю в окно. Сочувствие – это последнее, что мне сейчас нужно.

Лес вокруг становится все выше и гуще. Здания пропадают из виду. Ровная прямая дорога превращается в крутую и извилистую. У меня закладывает уши, и шуршание шин по асфальту становится приглушенным. Я зажимаю пальцами нос, готовясь высморкаться, но краем глаза замечаю, как мама недовольно поджимает губы, и передумываю.

Чем выше мы поднимаемся, тем тяжелее. Кажется, что две огромные руки обхватили мою голову и словно обмотали ее мокрым полотенцем. Перед глазами мелькают пятна – сначала белые, потом красные.

Наконец машина, дергаясь, притормаживает. В ушах раздается хлопок. Пятна исчезают.

– Просыпайся, тихий час окончен.

Я открываю глаза. Мама стоит возле дверцы. За ее спиной я вижу забор с колючей проволокой. За забором – серое кирпичное здание без окон.

Мы приехали.

Мама направляется к воротам, я натягиваю ботинки и собираю свои книжки.

– Тут так тихо. – Я выбираюсь из машины.

– Думаю, здесь неплохо. – Папа подходит ко мне и кладет руку мне на голову. – Мирно. Спокойно.

Секунду мы стоим неподвижно, вслушиваясь. Школа окружена лесом, но он не издает ни единого звука. Листья не шелестят, птицы не поют, даже в воздухе нет никакого движения. Не видно ни одной машины, кроме нашей. Я уже собираюсь спросить, нет ли здесь какой-то ошибки – может быть, существует другая Академия Килтер для трудных подростков, поближе к торговым центрам, заправкам и прочим признакам цивилизации, – когда ворота со скрипом открываются.

Папина рука, которая все еще лежит у меня на голове, дергается.

– Все хорошо, – вру я. – Со мной все будет в порядке.

Мама уже прошла полпути от машины к воротам, и я бегом нагоняю ее. По дороге я разглядываю желтую траву, лужи грязи и белесое небо. Растираю руки; интересно, эти мурашки – от холода или от волнения? Дома было плюс пятнадцать и солнечно, типичный осенний день. Здешняя погода больше напоминает раннюю весну: земля уже оттаяла, но все еще сжимается в ожидании вьюги. На улице так неуютно, что мне почти хочется зайти внутрь.

Почти.

– Запомни, – говорит мама, когда я ее догоняю, – это самое лучшее место. Ты будешь делать то, что тебе говорят. Все ясно?

– Да, – отвечаю я. Мне приходится бежать трусцой, чтобы не отставать от нее. – Обещаю, что…

– Обещаешь? – раздается громовой голос откуда-то сверху.

Мама резко останавливается. Мне приходится вильнуть в сторону, чтобы избежать столкновения.

– Тебе не кажется, что уже поздно для обещаний?

Я смотрю на закрытые серые двери, потом гляжу через плечо. Кто бы с нами ни разговаривал, он где-то поблизости – голос звучит прямо в ушах… Но рядом никого нет.

– В Академии Килтер для трудных подростков, – продолжает голос, – мы все видим и все слышим. Думаю, вам стоит иметь это в виду.

– Скрытые камеры, – мама кивает в сторону маленькой черной коробочки над дверьми. – Ну конечно.

Она машет рукой в камеру и взбегает по лестнице. Я следую за ней, но чувствую, что мои ноги вдруг потяжелели. Я успеваю одолеть только две ступеньки, когда открывается серая дверь и на пороге появляется женщина.

По крайней мере, мне кажется, что это женщина. Если смотреть от шеи и ниже, она гораздо больше напоминает мужчину, чем все женщины – и большинство мужчин, – которых мне приходилось видеть. На ней темно-зеленые штаны, такого же цвета рубашка с длинными рукавами, застегнутая под самое горло, и черные кожаные ботинки, так туго зашнурованные, что у меня при взгляде на них начинает пульсировать в ногах. У нее-то с ногами, наверное, все в порядке – они большие и накачанные, как и ее бицепсы, плечи и даже запястья. Форма, судя по всему, сделана из спандекса – иначе мускулы разорвали бы ее на лоскуты при первом же движении. Не удивлюсь, если кожа у этой женщины тоже зеленая.

– Если вы ждете письменного приглашения, вам придется прождать очень, очень долго. – Ее голос, который только что раздавался над нашим ухом, тоже звучит по-мужски.

– Это мисс Килтер, – говорит мама, когда я наконец добираюсь до верхней ступеньки.

– Очень приятно, – бормочу я. К нам подходит папа. Он идет медленно, волоча мою спортивную сумку. Когда добирается до верхней ступеньки, он вытирает пот со лба и глубоко вздыхает.