Гнилое яблочко, стр. 16

Не задумываясь, я бросаю планшет и выхватываю из сумки за спиной лук со стрелами. Натягиваю тетиву, поворачиваюсь в сторону звука.

И стреляю.

– Шикарно! – восклицает Айк.

Я опускаю лук и прищуриваюсь. Айк стоит возле гольфмобиля, нацепив на себя что-то вроде черного щита. Он поворачивается в профиль, и я вижу, что стрела присосалась ему к груди, строго по центру.

– Только я успел запустить хлопушку, как ты мгновенно встал в стойку! Я знал, что это у тебя в крови!

Айк пускается бежать; на груди у него до сих пор трепещет стрела. Он машет мне рукой, чтобы я следовал за ним, и я заставляю ноги оторваться от земли. Когда мы добираемся до манекенов, он открывает рот, чтобы еще что-то добавить, а я открываю рот, чтобы извиниться.

Но нас обоих прерывает другой звук. Это тихий рокот, который очень быстро нарастает и становится оглушительным. Прежде чем я успеваю спросить, в чем дело, из леса выезжает двухместный мопед и резко тормозит рядом с гольфмобилем. Двое парней в штанах защитного цвета, рубашках в красную клетку и с красными сумками на поясе спрыгивают с мопеда и направляются к нам.

Айк поворачивается к ним спиной. Он отцепляет с груди стрелу и вручает мне, потом застегивает куртку поверх пластикового щита.

– Все круто, – шепчет он. – Попрактикуйся еще.

Как и тот совет насчет яблок, это задачка не из легких. Но я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на манекенах, пока Айк приветственно машет парням.

– Доброе утро! – кричит он.

– Утро и правда славное, – весело соглашается один из парней, наконец поравнявшись с нами.

– Самое подходящее утро, чтобы похулиганить, – добавляет второй.

– Да ладно? – удивляется Айк. – Я говорил всего-навсего о погоде. Хулиганством тут и не пахнет.

– Неужели? – спрашивает первый парень.

– Конечно, – кивает Айк. – У нас с Симусом просто первое занятие. – Он понижает голос и добавляет: – Между нами говоря, ему еще учиться и учиться.

Уловив его интонацию, я прилаживаю стрелу и чуть наклоняю лук. Стрела с хлопком приземляется у меня под ногами.

– Да, это точно, – кивает второй парень.

– Крутая машинка, кстати, – замечает Айк. – Новая?

Это мгновенно отвлекает парней от моей персоны, и они вместе с Айком отходят к мопеду. Я тем временем продолжаю стрелять, стараясь не задевать манекены. К возвращению Айка вся земля усыпана классными пластиковыми стрелами.

– Как маленькие пастушьи собачки, – вздыхает он.

Я гляжу через плечо. Парни уже уехали на своем мопеде.

– Кто это такие?

– Добрые Самаритяне. Здешняя охрана.

– Чем они занимаются?

– Пресекают хулиганство и сообщают куда надо о плохом поведении. – Айк наклоняется и собирает стрелы. – Если им удается на чем-то сосредоточиться, они отлично справляются с работой. Но, как и щенков-пастухов, их очень легко отвлечь.

Я ничего не понимаю.

– Но от нас же ждут хулиганства! Разве не за этим мы здесь?

– Это чтобы мы не расслаблялись. – Айк распрямляется и протягивает мне пучок стрел. – Если уйдешь от Добрых Самаритян – сможешь уйти от родителей и других взрослых в настоящей жизни. Лишняя тренировка – и она дорогого стоит. Если тебя поймают, ты на определенный срок лишаешься права на хулиганство – и на то, чтобы получать штрафные очки и кредиты. Иным хулиганам уже не удается после этого оправиться.

– Что им здесь понадобилось? – спрашиваю я. Мишени тут своеобразные, но я стреляю из игрушечного оружия – на серьезное хулиганство это не тянет.

– Они приглядывают за тобой, – ухмыляется Айк. – Потому что вопреки тому, что я им сейчас сказал, надо признать: отличное начало, дружище.

Он говорит это так, будто это что-то хорошее. Как будто мне надо этому радоваться и даже гордиться этим.

Но когда я прилаживаю пластиковую стрелу, все, о чем я думаю, так это о том, что если бы наконечник у нее был из железа, а не из пластика, я бы сейчас во второй раз стал убийцей.

Глава 10

Мы тренируемся до самого заката. Айк так рад моим успехам, что награждает меня десятью штрафными очками и говорит, чтобы я себя чем-нибудь побаловал в Кладовой. Вместо этого я балую себя несколькими минутами одиночества в собственной комнате. Лимон все еще занимается со своим куратором, и я использую это время, чтобы позвонить по телефону.

– Горячая линия для горячих голов. Куда мне направить ваш вызов?

– Я хочу связаться с главным оператором, – говорю я. – Пожалуйста.

– Главный оператор на линии.

– Нет, не с главным оператором горячей линии, а… – Дверь открывается, и я умолкаю. Лимон заходит, швыряет на пол рюкзак и падает на кровать лицом вниз. Я не уверен, что он меня заметил, но на всякий случай прикрываю трубку рукой и шепчу: – Я сейчас, только выйду из комнаты.

– Какие-то проблемы, сынок?

В коридоре несколько старших хулиганов шумно соревнуются в искусстве плеваться жеваной бумагой. Не желая быть услышанным – или оплеванным, – я быстро выхожу во внутренний дворик.

– Я бы хотел позвонить родителям. Элиоту и Джуди Хинкль. – Я медленно диктую номер.

– Хорошая мысль. Их бы это наверняка растрогало.

Следует долгая пауза. Я жду сигнала и прокручиваю в уме то, что я скажу, когда папа или мама возьмут трубку.

– Что-нибудь еще?

– Мам?

– Ты лысый трехногий чихуахуа по имени Родолфо?

– Что? Нет.

– Тогда я тебе не мама.

Оператор. Она все еще на линии.

– Простите, – говорю я. – Я не знал, что вы еще не соединили.

– Все в порядке. А я и не соединю.

– Но в нашей комнате всего один телефон.

С одной кнопкой. Как же мне позвонить домой?

– Никак.

– Но Гудини сказал…

– И ты ему поверил? – хмыкает она. – Ты увидишь своих стариков всего через несколько недель, на Родительском дне. А теперь, уж прости, коммутатор сверкает огнями, как воскресная ярмарка. Спасибо, что позвонили на горячую линию для горячих голов!

Трубка замолкает.

Я собираюсь было вернуться в корпус, но меня останавливает какой-то звук. Это протяжный стон – вроде того, что слышен, когда ветер шумит в ветвях… вот только ни один листик не шевелится. Стон перерастает в вой, а потом – в плач. Кажется, он доносится с другого конца дворика. Здравый смысл подсказывает мне, что это не мое дело, но ноги сами несут меня через двор. Звук становится громче, и я ускоряю шаг.

Определить источник не составляет особого труда: это Картер Монтгомери. Он почти самый маленький в нашем классе – ниже только я. Картер сидит возле каменного фонтана в свете небольшого фонаря и плачет.

Затаив дыхание, я наблюдаю за ним из-за соседнего дерева. Крови не видно. Агрессивно настроенных хулиганов вроде бы тоже рядом нет. Может быть, стоит спросить, что с ним такое? Предложить помощь? Позвонить на горячую линию для горячих голов и сообщить о расстроенном хулигане?

Пока я колеблюсь, не зная, что предпринять, у Картера подгибаются колени. Он опускается на траву, склоняет голову и молотит землю кулаками. Плач сменяется икотой, плечи сотрясаются от рыданий.

– Браво!

Я подскакиваю. Картер выпрямляется. Из тени, хлопая в ладоши, выходит Анника. За ней по пятам следует мистер Громер, опустив голову и сгорбившись.

– Очень впечатляюще, – говорит она.

Картер встает и вытирает слезы.

– Возможно, стоит чуть убавить звук и отложить кульминацию, но тем не менее очень убедительно. – Она поворачивается к наставнику Картера, который стоит неподалеку рядом с тремя другими Драматургами. – Хорошо сработано, Марк.

Марк отвешивает ей легкий поклон. Картер улыбается до ушей. Во всей этой демонстрации есть что-то неизмеримо странное… и все-таки она заставляет меня жалеть, что Анника не видела, как я сегодня поражал мишени в поле.

– Скучаешь по дому?

Я оборачиваюсь на голос. Элинор, та самая рыжеволосая красотка, сидит позади меня на скамейке, скрестив ноги. В свете высокого фонаря я могу разглядеть книгу у нее на коленях.