История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6, стр. 53

– Что вы сказали об аббате Жильбере? – спросил он. – Я узнал его только в момент, когда он уходил, и мне даже пришла в голову мысль схватить его за жилет.

– Это была мысль, которой нужно было последовать.

– Ну ладно, в следующий раз.

Выходя из этой комнаты, я вижу, что ко мне подходит человек, который говорит, что будет моим соседом, и предлагает проводить меня, если я хочу посмотреть фонтан. Я соглашаюсь. Это был мужчина высокого роста, худой, блондин, в свои пятьдесят лет сохранивший еще свои волосы, который, должно быть, был красив и чья вежливость, слишком навязчивая, должна была бы вызвать во мне подозрения; но мне нужен был кто-нибудь, чтобы немного поболтать. Итак, идя со мной к фонтану, он рассказал мне дорогой о людях, с которыми я обедал. Он начал с того, что сказал, что воды Экса хороши, но что никто из той компании, что я видел, не находится здесь с целью их принимать.

– Я единственный, – сказал он мне, – кто принимает их по необходимости, потому что болен туберкулезом; я худею с каждым днем, и если не найду хорошего лекарства, долго не проживу.

– Все эти господа, стало быть, прибыли сюда, лишь чтобы повеселиться?

– Чтобы играть. Они все пьемонтцы или савояры. Я единственный настоящий француз из Лотарингии. Мой отец, которому восемьдесят лет, – маркиз Дезармуаз. Он живет, чтобы меня бесить, потому что, из-за женитьбы, которую я совершил без его согласия, он лишил меня наследства, но поскольку я единственный сын, я получу все после его смерти, если его переживу. У меня свой дом в Лионе, но я туда не приезжаю из-за моей старшей дочери, в которую я имею несчастье быть влюблен. Моя жена – причина того, что я не могу заставить ее выслушать мои объяснения.

– Это забавно. Без этого, вы полагаете, что она проявила бы сочувствие к своему влюбленному отцу?

– Это могло бы быть, потому что у нее очень добрый характер.

Глава XI

Направляясь к фонтану в компании этого человека, который, не зная меня, болтал со мной наилучшим образом, без малейшего опасения, что я приду в ужас, и что он покажется мне первостатейным мерзавцем, я подумал, что, полагая во мне ум того же пошиба, что и у него, он считает, что оказывает мне большую честь. Но, желая узнать его получше, я сказал:

– Несмотря на суровость маркиза, вашего отца, вы живете вполне в достатке.

– Очень плохо. У меня есть пенсион от департамента иностранных дел, как курьера, удалившегося со службы. Я оставляю его своей жене на жизнь, а сам обеспечиваю себя, путешествуя. Я играю действительно хорошо в трик-трак и во все игры на деньги. Выигрывая чаще, чем проигрывая, я живу на это.

То, что вы мне рассказываете, известно ли это здешней компании?

– Всему свету. Зачем мне таиться? Я человек чести и при мне есть опасная шпага.

– Я в этом не сомневаюсь. Допускаете ли вы, что м-ль Дезармуаз имеет любовника? Если она красива…

– Очень красива; я не буду противиться этому; но моя жена набожна. Если вы будете в Лионе, я дам вам для нее письмо.

– Благодарю вас. Я направляюсь в Италию. Могу ли я спросить у вас, кто тот месье, что держал банк?

– Это известный Панкалье, маркиз де Прие со времени смерти своего отца, которого вы, будучи венецианцем, знаете как посла. Тот, кто спросил вас, знаете ли вы аббата Жильберта, это шевалье Z, муж дамы, которая пригласила вас поужинать с ней. Остальные все, кто граф, кто маркиз, – пьемонтцы или савояры; двое-трое из них – сыновья негоциантов, женщины все родственницы или подруги кого-то из компании. Они все профессиональные игроки, и очень умелые; когда иностранец здесь проезжает, если он играет, ему трудно от них ускользнуть, потому что они все в сговоре. Они рассчитывают с вас поживиться, берегитесь.

К вечеру мы вернулись в гостиницу, где нашли всех игроков, занятых азартной игрой. Мой новый друг участвовал на всех столах вместе с графом де Скарнафиш. Не присоединившись ни к какой партии, муж моей красотки предложил мне партию в фараон вдвоем, в одну талью, до сорока цехинов. Я кончил проигрывать эту сумму как раз, когда пригласили к столу. Дама и на этот раз была не менее весела, и честно оплатила свой проигрыш пари. Во время ужина она дала понять, весьма ясно, с помощью подмигиваний, значение которых я понимал очень хорошо, что хочет меня обмануть, так что я почувствовал себя вне опасности со стороны амура, но должен был оберегаться фортуны, всегда дружественной банкёрам в фараон, и это меня уже настораживало. Мне надо было бы уехать, но не хватало сил. Все, что я мог сделать, – это пообещать себе соблюдать осторожность и, располагая большой суммой денег в бумагах и достаточной – в наличности, выработать надежную систему поведения. Маркиз де Прие сразу после ужина составил банк, который, в золоте и серебре, мог стоить три сотни цехинов. Такая скудость показала мне, что я могу много проиграть, а выиграть мало, так как было очевидно, что он составил бы банк из тысячи цехинов, если бы они у него были. Я выложил перед собой пятнадцать золотых «лиссабонцев», сказав скромно, что когда я их проиграю, пойду спать. В середине третьей тальи я снял банк. Маркиз сказал, что добавит еще две сотни луи; я сказал, что хочу уехать рано утром, и ушел.

Когда я уже направлялся спать, Дезармуаз подошел и попросил ссудить ему двенадцать луи, сказав, что отдаст. Я немедленно ему их отсчитал, и, сердечно меня обняв, он сказал, что м-м Z настроена заставить меня остаться в Эксе еще по крайней мере на день. Я рассмеялся. Я спросил у Ледюка, предупрежден ли кучер, и он сказал, что в пять часов утра он будет у моих дверей. Дезармуаз ушел, сказав, что готов спорить, что я не уеду. Я лег, посмеявшись над его уверенностью, и заснул.

На следующий день, на рассвете, пришел кучер и сказал, что одна из его лошадей заболела, и он не может ехать. Теперь я видел, что Дезармуаз сказал правду, но посмеялся и над этим. Я выгнал из комнаты кучера и отправил Ледюка спросить почтовых лошадей у трактирщика. Трактирщик пришел сказать, что у него нет лошадей, и чтобы найти их, понадобится все утро. Маркиз де Прие собрался уезжать через час после полуночи и опустошил его конюшню. Я сказал, что тогда буду обедать в Эксе, но взял с него слово, что смогу уехать в два часа. Я вышел, направившись к фонтану, и, зайдя в конюшню, увидел лежащую лошадь моего кучера и его, плачущего. Я понял, что он невиноват, и утешил его, заплатив и сказав, что он мне больше не нужен. Я пошел к фонтану. Вот, дорогой читатель, событие совершенно из романа, но от этого не менее правдивое. Если вы сочли его выдуманным, вы ошибаетесь.

За двадцать шагов перед входом в помещение фонтана я вижу двух монахинь, выходящих оттуда, обе в вуалях, одна, которую по ее фигуре я определил как молодую, и другая, очевидно старая. Меня же поразила их одежда, которая была такой же, как у моей дорогой М.М., которую я видел в последний раз 24 июля 1755 года, то есть пять лет назад. Это появление не могло внушить мне мысль, что монахиня, которую я вижу, это М.М., но вызвало мое любопытство. Они направились полем, я повернул, чтобы их догнать, увидеть анфас и рассмотреть. Но я вздрогнул, когда увидел молодую, которая, идя впереди старой, приподняла вуаль: я увидел М.М. Невозможно было ошибиться, я не мог ее не узнать. Я направился к ней, она быстро снова накинула вуаль и направилась в другую сторону, явно, чтобы меня избежать. Я мгновенно принял резоны, которые могли у нее быть, и вернулся на свою дорогу, но не теряя ее из вида; Я оставался вдалеке, чтобы видеть, где они собираются остановиться. Через пятьсот шагов я увидел их входящими в один крестьянский дом, стоящий отдельно от других. Этого было достаточно. Я вернулся к фонтану, чтобы все разузнать.

Очаровательная и несчастная М.М., говорил я себе дорогой, убежала из своего монастыря, в отчаянии, быть может, в безумии, – ведь она отчего-то не сменила одеяние своего ордена! Она, возможно, прибыла сюда лечиться этими водами, получив разрешение из Рима, и вот почему с ней другая монахиня, и она не может сменить свое облачение. Но такое длинное путешествие, разумеется, не может быть предпринято иначе, чем под каким-то выдуманным предлогом. Возможно, ее к этому принудило какое-то увлечение, последствием которого стала фатальная беременность? Она, может быть, находится в затруднении, и теперь она будет счастлива встретить меня. Она найдет меня готовым сделать для нее все, что она хочет, и моё дружеское постоянство убедит ее, что я достоин владеть ее сердцем.