Золотой торквес, стр. 28

Возя брюхом по земле, хищник в недоумении взирал на все еще дрожащее копье. Затем ужасающая пасть развернулась к человечку, крутившемуся возле хвоста. Но Эйкен не дал чудовищу возможности сосредоточить на себе взгляд. Легко, словно подхваченный ветром осенний листок, он вспорхнул на узловатую спину и побежал по ней, стараясь удержать равновесие. Противник извивался всем телом: намерения этой мелкой добычи были ему непонятны.

И вдруг дракон будто окаменел. У толпы вырвался единый вздох, когда Эйкен упал ничком на ярко размалеванную шкуру и мертвой хваткой вцепился в пару щитков. Фобосук передернулся в попытке стряхнуть блоху, что прилипла к его спине. Клацая челюстями с шумом камнедробилки, он с гибкостью василиска подбрасывал вверх свое трехтонное тело и силился ухватить Эйкена черными ятаганами, украшавшими его лапы. Поднятые хвостом клубы пыли мгновенно окутали и самого дракона и присосавшегося к нему золотого клеща. Через минуту он остановился передохнуть, и публика увидела, что Эйкен все еще лежит между двумя рядами щитков, расположенных на уровне передних лап чудовища.

Фобосук плюхнулся на брюхо и отчаянно зашипел. Когда длинная — в рост Эйкена — пасть закрылась, плут проворно вскочил на ноги, прошмыгнул по шее позвоночного, между глаз и спрыгнул с острия морды. Как зачарованный, монстр глядел на Эйкена, выдергивающего из земли копье. Тем же путем человек вернулся на спину дракона; фиолетовое знамя реяло над пропыленным золотым шлемом.

— Кончай его! — послышался трубный голос трибун.

Фобосук взревел, пасть снова раскрылась, и кошмарный череп навис над Эйкеном, точно подъемный мост. Держа наготове копье, коротышка заглянул в перевернутые глаза дракона. Внутреннее видение открыло ему за плотной, ярко изукрашенной оболочкой две глубокие париетальные полости. Эйкен выбрал правую полость, вонзил в нее копье, затем мгновенно спрыгнул со спины чудовища и отбежал на безопасное расстояние. Опять раздался вой, довольно продолжительный, поскольку драконы не сразу издыхают. Но наконец громадное тело рухнуло в пыль. Эйкен вырвал из кровоточащего мозга треснувшее копье с разорванным знаменем и медленным шагом направился к королевской лестнице.

Там его уже ждали король, и улыбающаяся королева, и отчужденно-надменный Стратег… А еще высокая согбенная фигура в балахоне сливового цвета. Мановение костлявой руки — и вот уже пыльные доспехи сияют, как новенькие, над головой полощется свежевыстиранное знамя, а исчерна-фиолетовый плащ на плечах сливается с цветом грозового неба.

Маршалу трижды пришлось прокричать: «Прошу тишины для акколады Его Королевского Величества!» — прежде чем публика угомонилась.

Лорд Меченосец выступил вперед и подал королю ножны, из которых Тагдал извлек аметистовый меч. Держа лезвие в одной руке, а золотую рукоятку в другой, король поднес оружие к лицу победителя.

— Мы посвящаем тебя в рыцари, служи нам вечно и верно. Какое имя решил ты себе избрать, вступая в ряды доблестного воинства тану?

Приглушенный внутренний голос Мейвар разнесся по арене:

«Это необязательно. В свое время я сама подберу ему имя. Но срок еще не настал.»

Король молча сжал губы, а нити его серебряной бороды сделались точно каменные.

— Подчиняюсь достопочтенной сестре, твоей леди-патронессе. Ты сохранишь человеческое имя до тех пор, пока не придет время… назначенное ею. Итак, прими меч, лорд Эйкен Драм, пусть он послужит тебе… и мне в поединке с Делбетом.

Юный наглец с ухмылкой принял сверкающее лезвие. Под восторженное «Сланшл!» лорд Меченосец надел ему перевязь и прикрепил к ней ножны.

Грег-Даннет свесился через перила королевской ложи, осыпая всех крошками яичного желтка.

— Ах, молодец! Ну и парень! Вот здорово! — Он повернулся к Властелину Ремесел, который с непроницаемым лицом наблюдал за происходящей внизу церемонией. — Ведь доказал, всем доказал, что он не только талантливый метапсихолог, но и храбрый воин! А мы-то думали, старуха Мейвар из ума выжила…

— Не будь ослом, Грегги! Драму предстоит бой с Огнеметателем. Где такому хлюпику с ним справиться?

Грег-Даннет шмыгнул носом.

— Не справится, думаешь? Букмекеры уже принимают ставки триста к одному в его пользу. То есть так было, пока он не отделал дракона. Может, и нам с тобой пари заключить, а?

У основания лестницы Мейвар обнимала своего протеже. Король и Стратег поднялись в ложу, вид у обоих был мрачный.

— Пари? — всполошился Алутейн. — Нет уж, Грегги, без меня.

— Так я и знал! — вздохнул Чокнутый и потянулся за вторым яйцом.

11

Тримаран летел на запад вдоль побережья Авена, перекрывая мелкую соленую лагуну на крыльях психокинетического ветра, взнузданного Мерси в ответ на возражение Брайана, что погода слишком тихая для плаванья под парусом.

Они долго плыли, сменяя друг друга у руля. Мерси пела странно знакомую песню тану, а красно-белый парус трепетал на ветру у них перед глазами, закрывая вид далекой земли и заснеженные вершины Бетских Кордильер на востоке.

Как странно, думал он, млея от близости Мерси, и от стремительного скольжения по воде, и от жаркого солнца, как странно сознавать, что такой некогда была Земля. Драконова гряда Авена, которая в будущем станет островом Мальорка, поросла диким лесом, а меж этих чащ раскинулись луга, где в королевских заповедниках пасутся гиппарионы, антилопы и мастодонты. Эти бронзовые холмы, маячащие в дымке по правому борту, через шесть миллионов лет станут островами под названием Ивиса и Форментера. Но никогда уж больше не плыть ему на яхте по лазурным водам, ведь плиоценовые воды белы, как молоко, как ее дикие, отражающие море глаза… Странно!

Громада Балеарского полуострова возвышалась тяжелыми отложениями, соляными и гипсовыми, оставшимися от многочисленных обмелений и наводнений Средиземноморского бассейна. Потоки изрезали южную каменистую оконечность Авена бесчисленными бороздами, загогулинами, спиралями, излучающими волшебное пастельное сияние… И все это бесследно исчезнет в эпоху Галактического Содружества под многотонной толщей океана, которая вдавит морское дно вглубь на два километра и даже больше, пророет бездны там, где сейчас в фарватере тримарана блестят плиоценовые мели. Как странно.

В конце концов гипсовые россыпи сомкнулись вокруг кольцом ослепительно сверкающих дюн; средь них, словно мираж, выделялись уступы Огненной скалы. Яхта плыла по таинственному фиорду, и белизна уступила наконец место фиолетовому и серо-голубому; по обе стороны вставали разъеденные, тлеющие вулканические наслоения, лишь кое-где одетые хвойным лесом. Фиорд был глубокий — видно, вода в него поступала из какого-то подземного источника. Ветер, послушный воле Мерси, толкал их вперед, погоняя течение, и вскоре они вышли на открытое пространство соляных болот, зеленую живую гладь, тянувшуюся на запад без конца и края.

— Большое Гнилое болото, — прервала молчание Мерси. — Испанская река несет сюда пресную воду с Бетских Кордильер — видишь вон те высокие пики, которые в будущем мы назовем Сьерра-Невада?

Благодаря тому, что соленая болотная вода была чуть разбавлена пресной водой, природа здесь не казалась такой враждебной всему живому, как на берегах средиземноморских лагун. Осока и мангры заполнили мелководье, там и сям виднелись островки, поросшие кустарником, деревьями твердых пород, виноградниками. В воздухе кружили чайки и пестрые голуби. Стая розово-черных фламинго при виде тримарана бросила выуживать из воды ракообразных и с гортанными криками взмыла в небо.

— Вот здесь и бросим якорь, — решила Мерси.

Психокинетический ветер стих до легчайшего бриза. Они остановились в красивой бухте, холмистые берега которой были надежно защищены от солнца лаврами и тамарисками.

— На фиорде, собственно, и кончается Южная лагуна, — пояснила она. — Туда, к западу, еще километров сто пятьдесят — сплошь болото, а за ним пересохшие озера, пески, солончаковые пустоши до самого Гибралтара. Все эти земли, за исключением вулкана Альборан и еще нескольких вершин, гораздо ниже уровня моря, и обитают на них только ящерицы да насекомые.