Основатель, стр. 101

— Мы можем хотя бы попытаться, — ответила Фелиция.

— Значит, я могу сообщить о нашем согласии? — спросила Паула.

И хотя Миклош снова пробормотал что-то скептическое, возражений не последовало.

Фэри прикрыла глаза, ее застывшее лицо стало напряженным, и через несколько секунд собравшиеся услышали громкий стук в окно.

Все одновременно посмотрели в ту сторону, и в то же мгновение штора откинулась сама собой. На подоконнике сидел уличный голубь. Он несколько раз переступил красными лапками, взмахнул крыльями и влетел в комнату.

Покружил вокруг Паулы, мягко задел крылом ее щеку, бросил на колени обрывок бумаги и растворился в воздухе…

Фэри схватила листок, торопливо прочитала его и вскочила.

— Да, — произнесла она срывающимся голосом. — Все верно… — Паула обвела взглядом присутствующих. — Он попытается выполнить нашу просьбу.

Глава 36

По ту сторону Витдикты

Святое, а значит, неприкосновенное — это единственное, к чему стоит прикасаться.

Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.
2 апреля

Гемран снова стоял посреди увитого зеленью двора, чувствуя, как леденеют пальцы. Шелест листьев винограда и воркование голубей заглушал ровный шум голосов. Сегодня он был особенно силен и назойлив. Тени из прошлого непрерывно шептали о своей боли и одиночестве.

Фэриартос мельком глянул на белые листы нотной бумаги, разбросанные по камням. Никогда еще он не работал столько, быть может, только в юности, одолеваемый желанием покорить весь мир. Но сейчас Гемран записывал мелодии, слышимые только ему, и обрывки стихов, из которых могут сложиться новые песни, лишь для того, чтобы не провалиться в безумие потустороннего пространства, рвущегося в его реальность.

Певец сел на землю под ивой, разгладил ладонью лист бумаги, источающий тонкий аромат духов, и еще раз прочитал короткое послание, полученное минуту назад.

«Он не захочет говорить с тобой… скорее всего, не захочет. Он зол и оскорблен на весь мир. Он не придет сам, но ты должен найти его. Убеди его отвечать на вопросы. Я знаю, ты сможешь. Надеюсь на тебя. Люблю. Паула».

Британец невесело улыбнулся. Подобная вера в его способности должна была воодушевлять. Так же, как и мысль о том, что где-то в реальности четверо могущественных старейшин с нетерпением ждут, когда Гемран Фэриартос принесет им ответ на самый главный вопрос за все существование кровных братьев: «Как уничтожить Основателя?»

«Самое забавное, что все они мне глубоко безразличны, — с иронией подумал певец. — Все, что я делаю — только ради Паулы. Только потому, что она просит… А еще я не должен забывать, что Дарэл помог мне. Однажды, в прежней человеческой жизни…»

Гемран знал о том, как именно Основатель попал в этот мир. Если верить Фрэнсису, даханавар, в чьем теле теперь обитал Атум, должен быть мертв. И, наверное, вряд ли можно считать помощью попытку уничтожить существо, убившее Дарэла, бывшего когда-то другом Британца. Но все-таки Вэнс хотел верить в то, что он возвращает долг.

Послышался приглушенный хлопок двери, легкие шаги. Мимо прошла девушка, закутанная в белое покрывало, робко взглянула на Гемрана, робко улыбнулась, и ее тонкая фигура снова исчезла в доме. Вэнс так и не смог понять, кто она такая. Видение Леонардо или ожившее произведение искусства, скрашивающее одиночество великого художника.

Гемран прислонился затылком к шершавому стволу, понимая, что дальше тянуть бессмысленно. Ему все равно придется погрузиться в мир призраков.

С легким содроганием Вэнс вспомнил один из последних уроков Фрэнсиса. Тогда перед фэриартосом открылся путь в тот самый призрачный мир, отголоски которого он слышал, и воротами в который был сам.

Певец несколько раз глубоко вздохнул и закрыл глаза, позволяя сумрачному и неназываемому, скрытому в глубине его души, выползти наружу.

Стихли голоса голубей, шорох листьев и ветвей ивы. Мир Леонардо обволокло тревожное безмолвие, а спустя мгновение он исчез.

Гемран с головой окунулся в серый дым. Казалось, что, кроме бесформенных клубов, тут нет ничего. И Вэнс не был уверен, что здесь есть он сам. Периодически густая пелена выплескивала смутные, едва оформленные образы. Лица, фигуры, прекрасные и уродливые, печальные, злобные, бесстрастные. Все они постоянно менялись, кружили вокруг фэриартоса, словно рой бабочек вокруг фонаря.

Видения, призраки… Гемран чувствовал, что притягивает их, но и они тянули его так же сильно.

— Вольфгер… — позвал он беззвучно. — Вольфгер Кадаверциан!..

Вэнс словно плыл по огромной реке из дыма и облаков, среди которых изредка змеились белые молнии. Наверное, так должна была выглядеть изнанка Витдикты. Смертельная, беспощадная, безликая. Вместилище силы и магии кровных братьев. А также их душ…

— Вольфгер! Мне нужно поговорить с тобой!

Александр говорил, что погибший клан Лудэр как будто бы мог вызывать души умерших. Правда это или нет, теперь уже не проверишь, заклинатели давно сами превратились в тени.

— Вольфгер!

Мэтр кадаверциан не желал откликаться. Тишина давила на уши, дым стал гуще. Гемран почувствовал, как начинает терять силы. И понял, что больше не может ждать. Оставалось последнее средство.

Вэнс оглянулся еще раз и прокусил запястье. Словно в ответ на его боль, окружающий мир взорвался белыми молниями, дым закрутился темным водоворотом. Несколько капель крови сорвались с ладони, но не упали на землю, а повисли в воздухе сверкающими красными горошинами. Гемран увидел черную воронку, в глубине которой сверкали молнии, успел подумать о том, ради кого пришел сюда, прежде чем его поглотила глухо рокочущая чернота.

Первое, что он услышал — тихий шорох. Но это был не привычный шелест голосов. Шел дождь. Обычный прохладный осенний дождь.

Гемран стоял в темном мокром переулке, и окружающий мир казался ошеломляюще реальным. До последней детали.

Фонари не горели. В темноте светились лишь редкие окна в домах. Их робкий свет отражался в мелких лужицах, заполнивших выбоины в асфальте. Где-то вдали слышался ровный гул машин, пронзительные вопли сирен. Возле серой стены кирпичного дома стояли в ряд ржавые мусорные баки. По их крышкам барабанил дождь.

Неподалеку Вэнс увидел машину. Синий «бентли». Окно со стороны водителя было открыто.

Фэриартос глубоко вдохнул воздух, пахнущий сыростью и бензином. Мельком заметил, что прокушенное запястье не болит и на нем не видно даже следа. И медленно пошел вперед.

Сквозь далекий рокот города, смешанный с шелестом дождя, послышались звуки радио — приглушенное бормотание диджея, обрывки веселых мотивчиков, модных тридцать лет назад, заунывные песнопения, четкие голоса дикторов, пронзительные вскрики, отголоски классической музыки.

Гемран почувствовал, как по его спине пробежала волна озноба от этой жуткой какофонии, а волосы на затылке поднимаются дыбом. Но он заставил себя приблизиться к «бентли», заметив смутные очертания человеческой фигуры за рулем.

Под ногами захрустел лед. Его тонкая корочка сковала асфальт, выползая из-под шин автомобиля. Лицо овеял морозный ветер.

Бок машины был ледяным. Открывая дверцу, Вэнс почувствовал, как металл обжег его пальцы лютым холодом. В салоне плавали кристаллики инея, лениво оседая на приборной доске, креслах и окнах, на плаще мужчины, неторопливо повернувшегося навстречу неожиданному пассажиру.

В памяти Вэнса всплыли наставления Фрэнсиса.

«Будь вежлив, — говорил призрак погибшего фэриартоса, — мертвые требуют почтения. Настойчив, но не навязчив… Не позволяй запугивать себя. И не давай никаких обещаний. Это может стоить тебе жизни».

— Вольфгер? — спросил фэриартос негромко.

Впрочем, необходимости в ответе не возникало. Гемран уже видел портрет бывшего главы некромантов. А у мэтра кадаверциан было запоминающееся лицо. Надменное, волевое, непреклонное. Очень высокий лоб, надбровные дуги, выступающие чуть сильнее, чем нужно, светло-зеленые глаза, левый косит едва заметно.