Бой бес правил, стр. 31

Я помотал головой. Так, хватит. Как бы там ни было, а жить я еще хочу. Выпутываться надо. Плевать на эту дикую путаницу с цветами и ожившими историческими личностями! Плевать!

— Где ваши синие?! — закричал я, кидаясь к окну. — Сейчас я их… Я из них шницель сделаю, честное желтое слово!

— Василий Иваныч вернулся! — в один голос завопили трое подопечных.

ГЛАВА 5

Ну, насчет шницеля я, положим, несколько погорячился. Это я понял, как только выглянул в окно — оттуда прекрасно просматривалась станция Гром. Несколько домишек, опустелых, покинутых; низкий перрон, крытое железом одноэтажное здание вокзала, железнодорожное полотно, убегающее в чистое поле, откуда надвигался на нас чудовищным полукругом вражеский батальон. Громадное желтое солнце сияло на синих мундирах, на синих — очень похожих на банные тазики — касках, на широких, угрожающе покачивающихся штыках.

Адовы глубины… Сколько же врагов?.. Не одна сотня… А нас всего четверо. Какой же я был дурак, когда отсылал эскадроны прогуляться в разведку…

Но хныкать нечего… Надо действовать!

— Анка! — распорядился я. — Бегом к пулемету! Разверни его и вдарь по гадам! Им в чистом поле как раз укрыться негде.

— Как же она побежит? — угрюмо заметил Огоньков-Фурманов. — Враг слишком близко. Не успеет она добежать. Они ее тут же и пристрелят как курицу. И правда… Эх, недостает мне все-таки армейской подготовки. Надо бы, вернувшись в контору, двинуть идейку насчет обязательной военной кафедры для оперативных сотрудников. Если я, конечно, когда-нибудь вернусь в контору!

— Не учи ученого! — огрызнулся я. — Сам знаю.

Я рассуждаю вслух, перебираю варианты. Так что попрошу не прерывать глупыми замечаниями… Итак, осмыслив ситуацию, я предлагаю единственно верный выход. Валить надо! То есть проводить стратегически обусловленное отступление. — Некуда бежать, — вздохнул Петька. — Впереди, справа и слева — неприятель. С винтарями. А у нас коней нет. Перестреляют нас.

— А сзади? Сейчас через крышу вылезем и под прикрытием дома тихонько улизнем…

— Сразу за домом — обрыв и речка, — встряла Анка. — Даже не речка, а река — широ-окая, глыбо-окая. С подводными течениями и водоворотами. Пусть уж меня лучше пристрелят, чем я в ту реку полезу. Хоть и плаваю хорошо…

— Река — это хорошо, — живо ухватился я. — Подумаешь, водовороты… Все плавать умеют?

— Все… — вразнобой ответили мне.

— И прекрасно. Речка так речка. Переплывем ее, а белые… то бишь синие, останутся с носом. Полезли по дымоходу на крышу! Кстати, просто в целях расширения кругозора, как эта самая речка называется?

— Урал.

— Э нет… — подавив мгновенно пробравшую меня дрожь, перестроился я. — Вариант с отступлением отметаем как позорный. Чапаев я или не Чапаев?

— Чапа-а-ев, — унылым хором ответила мне троица.

А синие вошли уже на станцию. Двигались они медленно. А куда им, собственно, спешить? Сопротивления они не встретили… Прут себе и прут, опустив штыки, держа указательные пальцы на винтовочных спусковых крючках, настороженно озираются. Я перевел взгляд на Анку, потом посмотрел на Огонькова-Фурманова, потом взглянул на Петьку. Они верили в меня, ждали, что легендарный комдив наконец воспрянет и с блеском выведет их из смертельно опасной ситуации. А я?

Да что я? Я все-таки бес, хоть и Чапаев Василий Иванович! То есть пусть снаружи как самый человеческий человек, но разум-то у меня сохранился, хвала Владыке, бесовской! Не знаю, как бы действовал настоящий Чапаев, а у меня в запасе вагон и маленькая тележка заклинаний.

Гибельная отвага хлынула мне в душу.

— Смотрите! — расправив по-орлиному плечи, сказал я. — И учитесь!

Прежде чем мне успели возразить, я выпрыгнул в окошко — прямо, можно сказать, на штыки к подходящим неподходяще-превосходящим силам противника.

Синие остановились.

— Чапаев! Чапаев! Сам Чапаев!.. — прошелестело по смешавшимся рядам.

Видимо, такой наглости от меня противник не ожидал.

Появившийся в первых рядах капитан медленно, словно боясь меня спугнуть, как дотошный энтомолог боится спугнуть какую-нибудь редчайшую неуловимую бабочку, поднимал револьвер.

— Внимание! — гаркнул я.

Капитан, дернувшись, выронил револьвер и тут же пал на колени в лихорадочных поисках потерянного.

— Делаю — р-раз!

Заклинание вызова Великого Пугающего Фантома, которое я решил пустить для затравки, помимо вербальных компонентов требовало еще и обязательной жестикуляции. Бормоча про себя потайные слова, я закрутил в воздухе руками, как вертолет — лопастями, сделал стойку на одной ноге, с риском для равновесия прогнулся, выпрямился, отвесил земной поклон на четыре стороны и два раза высоко подпрыгнул — в заключение хлопнул в ладоши.

Ал! — в воздухе раздался слабый звук лопнувшего мыльного пузыря.

Но — никакого фантома. Синие, разинув рты, глазели. Спиной я чувствовал недоуменные взгляды Петьки, Анки и Огонькова. Что за дела? Наверное, неважно сосредоточился. Не получилось… Ну ничего, бывает.

— Сейчас-сейчас! — выкрикнул я. — Минутку! Сделаю старую добрую Гром-И-Молнию по-мерлински. Поехали! Трижды пронзительно свистнув, я перекувырнулся, встал на руки; аплодируя сам себе подошвами сапог, прошелся два круга на руках, два круга на четвереньках и круг вприсядку. Вскочил, хлопнул в ладоши…

Ап!

Да что такое? Опять не сработало! Осечка.

Капитан наконец нашарил свой револьвер и совершенно забыл, зачем ему этот самый револьвер понадобился. «Во дает!» — откровенно читалось в его ошалевшем взгляде. Кто-то из задних рядов противника неуверенно хихикнул.

Ну псы чистилища! Ну погодите! Я разозлился и выдал на-гора очередью с десяток сильнейших заклинаний — начиная от Насылания Ужасной Колченогости и заканчивая Вливанием Свинца Через Уши, Нос и Ноздри.

Я кувыркался, крутил сальто-мортале — двойные и тройные — прыгал на левой и правой ноге попеременно, скакал вприсядку, пел, гудел, мычал, выкидывал такие коленца, аж самому страшно становилось. Думаю, на брейк-данс-пати я совершенно точно схватил бы первый приз; только вот завзятых брейкеров среди синих не нашлось — не оценили. Никто меня не испугался, никто никаких эффектов от моего сольного выступления не заметил, никто даже не охнул ни разу! А уж о том, чтобы кинуться в бегство, побросав оружие в ужасе, не было и речи. Напротив, паскудные синяки, опустив винтовки, уселись кому где пришлось, устроились поудобнее и, восхищенным шепотом переговариваясь, наблюдали. Через пять минут я услышал редкие хлопки и одинокий голос: «Браво!» А уже через десять минут — весь вражеский батальон с капитаном во главе оглушительно свистел, улюлюкал, аплодировал как свихнувшийся. Синие орали: «Браво!!!», «Бис!!!», «Молодец!» и «Вот выкамаривает, стервец этакой!»

Скоты! Олухи! Неучи! Да что б они понимали в истинной бесовской магии! Без жестикуляционных компонентов ни одно мало-мальски мощное заклинание прочесть нельзя!

Психи! Я сам чуть не свихнулся от злобы! Бормоча заклинание Непременной Диареи, я взбежал по отвесной стене дома на самый верх, на крыше ожесточенно станцевал лезгинку, ласточкой нырнул вниз, упал, поднялся, снова упал, подрыгал ногами и, ударив себя кулаками в грудь, издал душераздирающий визг. Синий батальон повалился на траву. От дружного ржания и громовых аплодисментов дрожали, как фруктовое желе, облака. Шатаясь, обливаясь потом, я кое-как встал на ноги и показал врагу бессильный кукиш. — Ложись, Василий Иваныч! — долетел откуда-то

Анкин голос.

Я не то чтобы лег. Я просто рухнул, потому что гудевшие от усталости ноги отказались повиноваться. И правильно, впрочем, сделали, что отказались. Я это понял, когда загрохотала первая пулеметная очередь. Анка, рыча, как медведица, выкатила громадный свой пулемет из-за амбаров и поливала синий батальон ураганным ливнем раскаленного свинца.

Ох как они бежали! Относительно сверкания пяток — не знаю, ничего определенного сказать не могу, так как лежал, уткнувшись носом в пыль. Но вот вопли! Вопли перекрывали даже оглушительный пулеметный гром!