Тринадцатое Поле, стр. 49
– И что с того, что Скала огромна? Предлагаешь поискать местонахождение другого? На это уйдут не дни, а месяцы! А то и годы.
– Я, собственно, не об этом. Я хотел спросить – какой дорогой пойдешь? Об этом ты подумал? «Я все решил!» Умник чертов! Если они добрались до тебя в общем мире, представляешь, что сейчас творится в Полях? Тебе и шагу ступить не дадут.
– В Игре я с ними по-другому разговаривать буду! – вскинулся я.
– А они с тобой беседы вести не собираются. От стрелы в бок или камня по голове ты при всей своей силе не застрахован. Понял?
– Да я!..
– Помолчи... Идем-ка в комнату.
Бормоча по дороге: «Умник какой... Он все решил... Таких умников на одном копье до десятка помещается... Это я все решил... А то пойдет он... До Скалы не дойдет, не то что...»
На постели Макса храпел Виталик. Вторая кровать, на которой когда-то почивал племянник Макса Гринька, аккуратно заправленная и застеленная старыми газетами, служила книжным шкафом. На нее оружейник свалил многочисленные свои книги, в былые времена бесприютно разбросанные по всей квартире. Гриньку я давно не видел. С того самого момента, как... В общем, после выхода из Игры он сильно изменился. Переехал к матери, сестре Макса, о прошлых увлечениях и не вспоминал, конечно. Вернее, сказать, в одночасье не стало у Грини никаких увлечений. С грехом пополам оканчивал восьмой класс, сошелся с компанией каких-то оболтусов, шлялся с ними вечерами где-то, всем занятиям предпочитая единственное: курить, гоготать и гадить в подъездах. Даже, говорят, заимел один привод в милицию. Я его как-то видел у кинотеатра, неприятно повзрослевшего, остриженного коротко, с дымящейся сигаретой во рту. Он меня не узнал... Впрочем, Макс говорил, что все это закономерно. Хотя и горько. Со смертью в Игре все не так просто, кстати. Макс об этом не любит рассказывать.
Оружейник присел у шкафа, выдвинул нижний ящик, загрохотал своими железяками. Виталик открыл глаза, всхлипнул и рывком приподнялся.
– Это... – хрипло выговорил он. – Вы чего?.. И я с вами!
– Отдыхай, – не поворачиваясь, бросил Макс.
– Слушай, а правда! – пришло мне в голову. – Собрать всех наших и войти в Поле вместе. Пусть попробует кто-нибудь сунуться! В клочья порвем! Или у тебя опять какой-то хитромудрый план? Лучше бы уж без излишней этой... вычурности. Чем проще, тем действенней. Напролом, а?
– Напр-ролом-м! – косноязычно поддержал меня Виталик-Аскол и упал с кровати.
Макс выпрямился и с грохотом свалил на пол металлически посверкивающую кучу. Таких устрашающе-уродливых орудий я у него еще не видел.
– Это что такое? Это зачем?
– Узнаешь, – сказал оружейник, снимая со стены большой туристский рюкзак. – Когда придет время. Помоги уложиться.
Пока я втискивал в рюкзак чудовищный несуразный тесак с толстой рукояткой и тупым широким лезвием, две пары изогнутых, как когти, крючьев, мотки веревок и тяжелые обоюдоострые ножи, больше похожие на укороченные мечи, Макс смотался в прихожую. Через минуту оттуда донеслись частые удары – будто молотком заколачивают гвозди в плотную, но нетвердую поверхность. Только я успел затянуть ремни на рюкзаке, Макс снова появился в комнате. В руках у него и правда был молоток, а из-под губы выглядывали шляпки гвоздей – чуть побольше обойных и с прочными пластиковыми фиксаторами.
– Разувайся, – сплюнув гвозди в ладонь, велел он.
– Зачем это?
– Разувайся, говорю.
– Долбанулся? Мне ботинки на прошлой неделе только купили! К первому сентябрю специально. Знаешь, сколько мать за них отвалила?
– Давай без лишнего шума, ладно?
Чертыхаясь, я скинул ботинки. Оружейник тут же овладел ими, вытащил стельки, вколотил изнутри в подошвы по десятку гвоздей, вернул стельки на место, вставив под них предварительно куски плотного картона.
– Готово. Надевай. На линолеуме особо не топчись – иди сразу к двери. Хотя... погоди.
– Поднимите м-меня, – попросил вдруг с пола Виталик. – А то голова кружится. Максик, где мое оружие? Я т-тебе отдавал га... гарду подправить...
Макс обернулся к нему. Покачал головой, вытащил из кармана карандаш и выдернул из-под книжной стопки газетку.
– Слушай сюда, ратник, – гаркнул он, прилаживаясь писать на колене. – Мы сейчас с Никитой идем через Ледяное Поле. На Скалу.
– Через Ледяное? – удивился я.
– Погоди. Я все тебе запишу, слышишь, Аскол? Часа через два, когда очухаешься, оповести наших, передай им записку. Если мы не вернемся к утру, возьми пару воинов, и входите в Поле Руин через подземелья. Ждите нас там. На поверхность лучше не суйтесь. В общем, тут все написано... Вот. Аскол! Виталик!
Виталик снова захрапел, подтянув колени под грудь. Макс глубоко вздохнул, поднял, крякнув, тяжелый рюкзак. Кивнул мне:
– Готов?
– Всегда.
Уже у входной двери оружейник спохватился. Оставив рюкзак, он метнулся на кухню, с пустой кастрюлей в руках, цокая пробитыми гвоздями ботинками по полу, как подкованный, пробежал в комнату. Завел допотопный будильник, с гулким стуком опустил его в кастрюлю, подвинул сооружение к голове Виталика.
– Через два часа мухой вскочит, – пояснил он. – Пойдем, Никита. Дай бог нам добраться благополучно, – серьезно добавил он.
– Взывай к Создателям на всякий случай, – усмехнулся я.
– Создатели в Полях... если они там на самом деле есть, – сказал Макс. – А нам бы город пересечь без приключений. Потом можно будет и к Создателям взывать.
Я не нашелся, что ответить.
ГЛАВА 3
– Одевайся, – наконец-то разрешил Макс.
Я одевался, трясясь от холода. Было трудно – пальцы не гнулись и, казалось, стучали один об другой, как деревянные. В носках стало липко – мы черт знает сколько прошли босиком по жидкой грязи. В темноте, глубоко под землей, по какой-то ржавой трубе. Перед тем, как спуститься сюда, Макс говорил мне, кивая на заваленный мусором колодец, что-то о какой-то заброшенной ветке газопровода, а я почти и не слушал. Поеживаясь на ветерке, увязывал свои шмотки в узел. Стремно – голый ведь, а вдруг кто увидит; даром что место безлюдное. И какая мне разница – газопровод или еще что? Ненавижу такие места. Наверняка ведь в Ледяное Поле можно найти путь и более удобный. И раздеваться – это уж совсем лишнее. Вечно Макс перестраховывается. Сейчас никаких особых усилий не надо прилагать, чтобы попасть в Поле.
Впрочем, скоро я убедился, что оружейник поступил правильно. Мокрый холод и кромешная темнота прекрасно подстегивали воображение, и, натягивая джинсовку, я на ощупь определил, что никакая это уже не джинсовка, а короткая куртка из звериной шкуры, грубая, но замечательно теплая и со шнуровкой до горла. Вместо ботинок я обул мягкие сапоги – они клацнули вооруженными шипами подошвами по ржавому железу трубы... Нет, не железо. Лед под ногами. Твердый, как стекло.
Мы уже в Поле.
Макс, как ни странно, управился быстрее. То ворочался огромным белом тюленем позади, фыркал, прерывисто вздыхал, стучал зубами, шуршал одежкой, а то вот он уже – готов. Звякая своими железяками в рюкзаке, он подтолкнул меня в спину:
– Чего ты возишься? Давай скорее.
– Куда давать-то?
– Вперед, куда же еще?!
Затянув шнурки на куртке, я шагнул вперед. Еще шагнул. Неожиданно впереди вспухло синеватое световое облачко, я и увидел вырубленные во льду ступеньки. Ступеньки вывели нас на поверхность.
Наверху не стало теплее, но свет ослепил меня. Минуту или более того я не видел ничего, кроме желтого солнца. И только потом, протерев вмиг воспалившиеся глаза, увидел голубое-голубое небо, пахнущее холодной свежестью, будто разрезанный арбуз, волнующуюся синюю бескрайнюю воду, на которой мерно колыхались льдины, ледышки и целые айсберги – от простора и обилия солнечного яркого света у меня захватило дух. Я обернулся – Макс, прикрывая глаза ладонью, улыбался. На нем было что-то вроде короткого полушубка с черным искристым мехом на воротнике и обшлагах рукавов. Темный кожаный мешок он скинул со спины себе под ноги. Стянул с волос шнурок, разрушив свой извечный пони-тэйл. Тряхнул головой, рассыпав волосы по плечам.