Держись, акробат, стр. 6
— Хи! Хи! Хи!
— Ха! Ха! Ха!
Класс стонал от хохота. Смеялись на все голоса, но я слышал только Савию.
— Ой, умираю! Девочки! Спасите меня!
Никто не заметил, что в класс вошла Зоя Михайловна.
— Опять Шакиров?! — Она ударила по столу, lice разбежались по местам.
— Вы только Шакирова и видите, — с обидой сказал я и сел. Все-таки не надо было показывать ей мои брюки.
Зоя Михайловна разговор со мной продолжать не стала.
— Сегодня мы начинаем новую тему, — объявила она.
— Как новую? — подскочил я. — Вы же сами на прошлом уроке скапали, чтобы мы все повторили, и вы будете спрашивать!.. Вот я целый вечер повторял, можете меня спросить…
В классе опять стали смеяться. Я решил, что не заметил, как сказал что-то смешное.
— Тот урок еще три дня назад был! — выкрикнула Зубаржат.
— Он даже не помнит, когда двойку получил! — добавил Олег.
А Зоя Михайловна, конечно, решила, что я все делаю нарочно, чтобы сорвать урок. Света толкнула меня в бок, что означало «перестань!». Я не стал спорить, хотя было обидно, что я не могу рассказать о Минине и Пожарском. Я все знал: и как они объединили народы Поволжья, и как воевали против польской шляхты… Я прочитал об этом раз десять в тот день, когда Савия не пошла со мной в кино. А потом назло ей все же пошел в кино. Один. Я истратил все деньги: съел три порции мороженого. Вечером у меня заболело горло. Мама испугалась, решила, что я от нее заразился. Дала мне какое-то свое лекарство, заставила полоскать горло соленой водой с йодом и уложила в постель.
Когда я утром встал, все было в порядке. А я так мечтал поболеть хотя бы денька два! Поваляться, не делать уроков, поесть всяких вкусных вещей.
Вот у Наиля в пятом классе болели гланды, и он лежал в больнице. Всем классом ходили его навещать, подарки носили. Савия приносила самые большие яблоки из своего сада. У них огромный сад, каждый год целую машину яблок собирают! Осенью и нам достается: Савия каждый день приносит в школу полную сумку. Она не жадная. Интересно, пришла бы ко мне Савия, если бы я заболел?.. Вот Света наверняка пришла бы. Она добрая, всех жалеет. Чем угодно поделится.
Мне вдруг пришло в голову попросить у нее очки. Что она будет делать? Неужели отдаст? Это же как отдать свои глаза…
Подперев кулаками подбородок, Света уставилась на Зою Михайловну. На меня она не обращает внимания, еще обижена за глупый вопрос про курицу. Я незаметно толкаю ее.
— Света, — шепчу я, — дай на минутку твои очки.
Света не сразу понимает, о чем я прошу, но когда до нее доходит, послушно снимает очки и отдает их мне. Теперь я растерянно смотрю на соседку по парте. Я никогда не видел ее без очков.
— Ты, оказывается, так куда красивее! — вырывается у меня.
— Только я плохо вижу, — улыбается она.
— Шакиров! Булгакова! Не шепчитесь! — голос Зои Михайловны.
Света снова утыкает кулаки в подбородок, я отворачиваюсь, вертя в руках очки и не зная, что с ними делать. Вдруг солнечный луч падает на одно из стекол, и на потолке сразу возникает ярко-желтый зайчик. Я слегка поворачиваю очки: зайчик проносится по стене, резко падает вниз и опять оказывается на потолке. Если забыть, что очки у меня в руках, зайчик кажется живым.
Вот он тихо-тихо подкрадывается и замирает на углу черной доски, потом срывается и прыгает то в одну, то в другую сторону. Устав, зайчик садится отдыхать, но вскоре ему становится скучно, и он прыгает на синее платье учительницы. Как яркий цветок, сверкает он на груди Зои Михайловны. Если бы она посмотрела в зеркало, то удивилась бы — откуда такой красивый цветок?
И мне захотелось сказать, что это мой цветок, что я его дарю ей, хотя она и не любит меня, ругает перед всем классом и ставит двойки. «Он вам идет, Зоя Михайловна».
Но зайчик вдруг прыгнул и очутился на ресницах учительницы. Ресницы задрожали, глаза зажмурились, и она отвернула голову. Я снова направил луч ей в глаза, она опять отошла в сторону. Мне показалось забавным, что она не понимает, в чем дело, и я решил продолжить игру.
Когда зайчик в третий раз ослепил ее, Зоя Михайловна прикрылась ладошкой и резко сказала:
— Шакиров, вон из класса!
Выходит, она все прекрасно видела, просто не хотела прерывать урок.
Все повернулись в мою сторону, будто никогда не видели меня, словно какой-то диковинный зверь без спросу пришел на урок истории. Света выхватила очки и больно толкнула меня. Но я не двигался с места, не знаю почему.
Зоя Михайловна ужо стала дергать свое правое ухо, что означает: «Я сержусь не на шутку!»
— Я жду, Шакиров! — сказала она.
Когда я шел к двери, у меня вдруг зачесалось правое ухо и я нечаянно дотронулся до него рукой.
— Вечером с твоим отцом поговорим! — услышал за спиной.
Я не стал оглядываться.
8
Меня и прежде не раз выгоняли с урока, и иногда мне везло: встречал в коридоре товарища по несчастью. Мы устраивались за большим фикусом и играли, пока не начиналась перемена.
Но на этот раз я был один.
Тишина стояла такая, что слышно было, как учителя объясняют урок. В классе Фариды шел урок литературы, у пятиклашек — география. Но мне было не до этого, из головы не шли слова, сказанные вдогонку Зоей Михайловной.
Если она обо всем расскажет отцу, то держись мои уши! Достанется на орехи. Мой отец не то что дядя Джамиль — разбираться не станет. Мне было хорошо известно, что отец думает обо мне, и я не надеялся, что он станет обсуждать с мамой, а тем более со мной, виноват я или нет. Недаром в молодости его звали Крутой Хайбуш. Мама как-то проговорилась. Характер у него крутой, это точно.
Эх, если бы Зоя Михайловна поверила, что я в самом деле перепутал дни, когда надо было повторить про Минина и Пожарского, то я бы не торчал сейчас в коридоре ответил бы урок, она вывела в дневнике законную четверку, я бы обрадовал маму, и она рассказала об этом отцу. Всем было бы хорошо. Вот что бывает, когда другие не умеют разглядеть в человеке хороший порыв. Я ведь правда учил.
А зачем мне понадобились очки Светы? Знаю ведь, что всю жизнь от них одни неприятности. В детстве — очки Фариды, в школе — очки учителя химии, они вскакивают у него на лоб, как только я начинаю отвечать ему урок, и вот опять… Не могу представить, до чего еще эти очки меня доведут!
Время текло медленно. Я сидел на подоконнике и считал трещины на потолке. Насчитал длинных пятьдесят, да еще пятнадцать коротких. Даже потолок не выдерживает наших переменок. Коридор у нас красивый. На подоконниках цветы, на всю стену протянулась галерея космонавтов. Говорят, что когда-то здесь висело только два портрета: Гагарина и Титова. А теперь — не сосчитать. Под космонавтами — стенная газета. Выходит каждую неделю, обязательно со смешными рисунками, фельетонами. Это восьмиклассники стараются во главе с Фаридой. Она у нас редактор. От нашего класса в редколлегии — Зубаржат. Наверное, приносит новости со всей школы: ведь она обо всем узнает самая первая.
Фарида и Зубаржат старались весь год, чтобы ни одна газета не вышла без моего имени. Если бы собрать все заметки, рисунки, стишки обо мне, получилась бы целая книга: «Похождения Фаиля Шакирова». Вроде «Приключений барона Мюнхаузена».
Меня только в праздничных выпусках не упоминали. Там красовались одни отличники. Будто им мало Доски почета, где они висят и в праздничные и в обыкновенные дни. Из нашего шестого «В» там, конечно, Савия и Наиль. Савия сфотографировалась в спортивном костюме. Подписано золотыми буквами: «Мансурова Савия» и «Максудов Наиль». Тоже мне герои. Даже смотреть не хочется.
Я прошелся по пустому коридору, заглянул на верхний этаж, на нижний. Нигде никого. Все заняты делом.
Опять очутился у Доски почета. Савия во весь рот улыбалась с фотографии. Получалось, что она мне улыбается: в коридоре, кроме меня, никого не было! А может быть, Наилю, который висит рядом?