Мемуары 1942–1943, стр. 65

Чтобы избежать дипломатического инцидента, который привел бы к тому, что немцы приостановили бы переговоры, в тот момент уже близившиеся к завершению, и которые также могли бы вынудить их к отчаянной обороне своих позиций в Ломбардии, я напомнил дуче, что мы еще не пришли к заключительному соглашению. «Это не имеет значения, – ответил Муссолини, – я расцениваю это как предательство, вы начали переговоры, не поставив меня в известность. Я позвоню немецкому консулу и сообщу ему, что возвращаю себе свободу действий». Маршал Грациани пытался успокоить дуче, чтобы мы могли продолжить обсуждение условий капитуляции. Наконец дуче попросил у комитета час на раздумья, и они согласились. Я проводил дуче в комнату перед моими апартаментами. Затем я вышел, на что он даже не обратил внимания. После этого я обратился к маршалу Грациани, прося его не допустить, чтобы Муссолини предпринял какой-нибудь необдуманный шаг, в результате которого на Ломбардию вновь обрушится гнев немцев, тем более что в соответствии с заверениями генерала Вольфа они к этому времени уже решили подписать договор о безоговорочной капитуляции в моем присутствии.

Когда маршал Грациани ушел, я вернулся к себе в приемную, где оставались представители различных партий и члены Комитета освобождения, чтобы обговорить ситуацию. Час с четвертью спустя они решили, что необходимо позвонить Муссолини, чтобы он сообщил им свое решение или сдался. К нашему изумлению, мы узнали, что дуче уехал из Милана и просил передать, что он дает отрицательный ответ.

Что же произошло? Генерал Вольф попросил меня сопровождать его в Милан, где вечером 26-го он должен был подписать капитуляцию. Его ждали напрасно, поскольку накануне генерал уехал в Швейцарию. Муссолини, поддавшись панике, также надеялся укрыться в Швейцарии. Нарушив свое слово, он приказал сообщить мне, что не вернется, и сбежал в Комо, но его арестовали и два дня спустя убили. На следующий день газеты напечатали сообщения о последних перипетиях его трагической одиссеи.

Если бы он прислушался к моему скромному совету, вернее, к моим настоятельным просьбам, он бы спас Милан – поскольку в результате капитуляции удалось бы предотвратить партизанские действия тех последних дней, – а также и себя, оказавшись под защитой условий Гаагской конвенции.

Приложения

I

Нападение на Грецию

Комментарий к главе XX

Описание заседания в Палаццо Венеция, на котором был окончательно решен вопрос о нападении на Грецию, ярко иллюстрирует и то, как Муссолини вершил политические дела, и его метод написания истории. Заседание заслуживает более пристального изучения в историческом контексте.

Отношения Италии с Грецией

Итало-греческие отношения определялись в подробном договоре о дружбе, подписанном Муссолини и Венизелосом в Риме 23 сентября 1928года. Безжалостная политика Италии на Додеканесе в течение следующего десятилетия уничтожила возможность полного взаимопонимания. Однако отношения оставались ровными до итальянского акта против Албании в Страстную пятницу 1939 года, и в Греции появились серьезные опасения по поводу реализации итальянских амбиций Италии за счет Греции.

Осознавая такую реакцию и будучи в курсе тревоги, которая ощущалась в столицах Запада, Муссолини незамедлительно обнародовал «торжественное заявление», в котором «подтверждал свое убеждение в том, что ничто не может омрачить существующей дружбы между Италией и Грецией». За этим последовало персональное послание Метаксасу – греческому диктатору и премьер-министру: «Фашистская Италия вновь категорически подтверждает свое намерение уважать целостность греческих континентальных и островных территорий. Фашистская Италия желает поддерживать и далее развивать дружеские отношения, существующие между двумя странами, и готова предоставить доказательства подобных намерений». Аналогичные заверения были одновременно переданы британскому правительству.

Греческий диктатор, со своей стороны, любезно заверил итальянское правительство сразу же после вторжения в Албанию, что все необходимые шаги будут предприняты, чтобы избежать участия короля Зогу в политических действиях на греческой территории. Отвечая на послание Муссолини, он выразил убежденность в том, что должна начаться новая эра доброжелательного и мирного сотрудничества между Италией и Грецией [286].

Летом 1939 года не было недостатка в итальянских провокациях. Греческому правительству стало известно, что высшие чиновники – министр образования и маршал Бадольо, начальник Генерального штаба, – выступили с речами перед албанцами, обещая расширение их территории. Итальянские солдаты на пути в Додеканес хвастались в греческих портах, что скоро они будут высаживаться в Пирее и хозяйничать в Эгейском море. На греческой границе отмечалась концентрация войск. Однако время действовать еще не наступило, и вскоре после развязывания Германией войны Муссолини направил Метаксасу личное письмо, вновь подтверждая свои мирные намерения:

Вскоре после этого, 20 сентября, было выпущено совместное итало-греческое коммюнике, подтверждающее дух полного и взаимного доверия, направляющего отношения между двумя странами и объявляющего в качестве практического доказательства их чувств решение обоих правительств отвести свои вооруженные силы от греко-албанской границы. Несколько недель спустя, 3 ноября, те же самые принципы подчеркивались в обмене нотами и была выражена взаимная надежда на то, «что развитие международной ситуации предоставит в ближайшем будущем двум правительствам возможность придать их отношениям более конкретную форму, с перспективой плодотворного сотрудничества, основанного на взаимном доверии, во всех областях».

Затем следовали дальнейшие взаимные изъявления доброй воли, но весной 1940 года обстановка неожиданно изменилась. В марте, после встречи с Гитлером в Бреннере, Муссолини принял решение вступить в войну в не слишком далеком будущем – как только немецкие успехи предоставят ему «математически обоснованные» гарантии достижения победы за короткий срок. В апреле во многих итальянских городах, а также в нейтральных странах, начали распространяться слухи о надвигающейся итальянской оккупации Корфу. Об этом сообщали одновременно греческие представители из Рима, Триеста, Бриндизи, Женевы и Софии. Началась первая кампания психологической войны против Греции.

В то же самое время министр иностранных дел правительства Муссолини рассматривал более жесткие методы фашистской политической войны. В Риме считали, что в то время как король Греции является англофилом, его брат, кронпринц, является сторонником стран Оси. Нельзя ли найти какого-нибудь албанца, который бы устранил короля? [287]

Однако никакие действия не предпринимались. На кону стояли более важные вопросы в течение недель, предшествующих немецкой молниеносной войне на Западе. Таким образом, когда сеньор Грацци, итальянский посланник в Афинах, вернулся в начале мая после одного из своих визитов в Рим, он привез заверения, что «Италия ни в малейшей степени не намерена, по крайней мере в настоящее время, оказаться вовлеченной в войну. Что касается Балкан, ее желанием является сохранение мира». Через несколько дней он получил указания повторить то же самое заявление и добавить, что «Италия как великая держава имеет свои собственные притязания, которые она выдвинет в должное время; но она готова предоставить заверения, что эти притязания не касаются ни Греции, ни Балкан в целом. В случае если Италия будет вовлечена в войну против Великобритании, она не нападет на Грецию, при условии, что последняя не будет превращена в британскую базу» [288].