Мемуары 1942–1943, стр. 61

– Вот увидите, Бривонези, я вам не доставлю особых хлопот.

На его мрачном лице вновь появилось выражение отвращения. Он уходит в свою комнату, едва кивнув нам двоим на прощание. Мы спускаемся вниз и уходим.

Моя миссия окончена. У меня еще долго остается впечатление, и я даже упомяну о нем в официальном рапорте, – Муссолини не считает себя окончательным «политическим трупом», о чем он заявил мне во время путешествия на Понцу.

II

Муссолини в «Кампо Императоре»

Отрывки из воспоминаний Флавии Иурато,

управляющей отелем «Кампо Императоре»

до 11 сентября 1943 года, и Доменико Антонелли,

управляющего отелем начиная с 11 сентября

Близился к концу август 1943 года, и в оживленном «Кампо Императоре», полном туристов, жизнь шла обычным ходом. Однако вот уже два дня среди гостей и персонала ходили слухи о скором прибытии важной персоны.

27 августа персонал отправили вниз на фуникулере, в маленькую гостиницу «Ла Виллетта», и велели привести все в идеальный порядок. Приготовления продлились до утра 28-го, а в полдень, когда все было готово, на площадь прибыло несколько машин. Среди них, как ни странно, был санитарный автомобиль со знаком Красного Креста. Из него вышел мужчина крепкого сложения в темном костюме, пальто и черной шляпе – это был Муссолини. В нем уже ничего не осталось от упитанного, самоуверенного диктатора. Наоборот, он нервно оглядывался вокруг, словно опасался какой-то ловушки, его круглые глаза выделялись на осунувшемся лице.

В «Виллетте» ему отвели лучшую комнату на втором этаже. То, что пленника не поместили внизу, было одной из первых «предосторожностей», которые, по словам наших детективов, предпринимались, чтобы абсолютно исключить возможность его побега. До 25 июля ему прислуживал рядовой Франческо Греветто, который и ранее находился у него в услужении.

Присутствие такого человека не могло остаться не замеченным гостями другого отеля, находившегося выше; более того, в течение нескольких часов эта тема стала главной в разговорах, и в результате отель «Кампо Императоре» был закрыт на следующий день. Это была вторая, весьма запоздалая мера предосторожности. Выселенные из отеля гости, спустившиеся на фуникулере, видели Муссолини, который ходил взад-вперед в нескольких метрах от «Ла Виллетты», и, таким образом, циркулировавшие накануне слухи получили подтверждение.

Пленник поел в своей комнате, где также присутствовали инспектор полиции Гуэли и лейтенант карабинеров, которые отвечали за него. В конце обеда Гуэли и Файола поспешили убрать все ножи и даже вилки, чтобы, как они сказали, исключить попытку самоубийства Муссолини.

Не прошло и недели с момента прибытия Муссолини в «Ла Виллетту», когда произошел серьезный инцидент, который должен был насторожить охранников. 4 сентября карабинеры на дорожном блокпосту недалеко от деревни Ассерджи остановили небольшой автомобиль, в котором находились два немецких офицера. Машину повернули обратно, но офицеры спрятали ее за поворотом дороги и попытались добраться до фуникулера пешком по прямой. Когда карабинеры обнаружили их и открыли огонь, они бросились бежать; и несмотря на то что по следу тут же пустили полицейских собак – которые были у карабинеров и также несли охрану, – офицерам удалось добраться до машины и скрыться. Но этого было мало: каждый день немецкий разведывательный самолет летал над «Ла Виллеттой» на небольшой высоте и длительное время…

Гуэли и Файола решили переправить Муссолини немного дальше – в отель «Кампо Императоре». Это и было сделано 6 сентября в 5 часов дня. Переселение не вызвало восторга у Муссолини, а поездка на фуникулере тем более. Садясь в кабину, он спросил станционного мастера: «Этот фуникулер надежен?» – и добавил: «Я волнуюсь не за себя, а за сопровождающих».

Но поездка, занявшая ровно десять минут, прошла благополучно, и Муссолини прибыл на место назначения. Здесь – вновь из-за мер предосторожности, о которых мы уже упоминали, – его поселили в номер на втором этаже, апартаменты состояли из холла, гостиной, спальни и ванной комнаты.

Номер был роскошно обставлен, а гостиная превращена в кабинет. Между ними находился номер 203, который занимал рядовой Греветто. Муссолини считал, что если он содержится в качестве пленника, то такой комфорт излишен. Он собственными руками скатал ковры, лежавшие на полу в кабинете. Потом, так как персонал отеля и карабинеры, в обязанность которых входило его обслуживать, относились к нему с большим уважением, он воскликнул: «Если я пленник, то и обращайтесь со мной надлежащим образом. Если нет, я хочу отправиться в Рокка делле Каминате».

После этого с его стороны не было больше никаких замечаний, он держался мужественно, не унывал и, казалось, наслаждался горным воздухом. Все считали, что его пребывание здесь затянется; многие полицейские агенты даже привезли с собой лыжи и все необходимое для горных прогулок.

По его просьбе еду приносили к нему в комнаты, точнее, в гостиную. Муссолини соблюдал строгую диету из-за своей болезни, и еда состояла лишь из пустого риса, яиц, вареного лука, небольшого количества мяса, молока и большого количества фруктов. Можно сказать, что он соблюдал «виноградную диету», съедая более двух килограммов каждый день….

По своему распорядку день Муссолини напоминал день обычного горожанина в отпуске. Он поднимался в девять часов и завтракал у себя в комнате. Затем он спускался в столовую и вел недолгие разговоры с Гуэли и Файолой. В 12.30 он поднимался наверх на ланч – опять тот же рис, те же фрукты, тот же лук. Около двух часов сержант Античи, который находился при нем в течение восьми лет и которому тем не менее разрешили остаться при нем, сопровождал его во время прогулки поблизости от отеля. К 4.30 он возвращался, останавливаясь переброситься парой слов с охранником-полицейским у ворот. Его часто можно было увидеть у окна, он смотрел на великолепный Гран-Сассо в полевой бинокль или сидел на низкой ограде сквера, рассеянно смотря вдаль и напоминая известную олеографию Наполеона на Святой Елене.

Каждый день, ровно в полдень Гуэли поднимался в комнату к Муссолини, и они вели долгие беседы. Эти беседы, по словам самого Гуэли, были «лучшими часами в его жизни», поскольку он разговаривал с человеком «такого ума». Во время этих бесед Муссолини часто говорил о политике, но также снисходил до полицейского инспектора, рассказывая ему о своих домашних делах и личной жизни. Многие из этих откровений Гуэли пересказывал управляющему отелем.

Например, однажды Муссолини рассказал, что после капитуляции Франции он советовал Гитлеру незамедлительно напасть на Англию, «даже если высадка обойдется в миллион жизней». В другой раз он сказал, что не советовал Гитлеру нападать на Россию, которая, по словам Муссолини, стала для Германии «занозой».

Одной из его любимых была тема предательства; по его словам, его предали именно те люди, для которых он больше всего сделал. Его неприязнь была направлена главным образом на Чиано, Гранди, Фариначчи, а также различных генералов и адмиралов. Относительно предательства лейтенант Файола рассказывал: «Когда мы покинули остров Маддалену, Муссолини сказал мне, указывая на командующего базой [281]: «Вот главный виновник, который несет ответственность за наше поражение. Он должен был сопровождать конвой, везущий топливо в Африку; то, что эти жизненно важные запасы не были доставлены, вылилось в отступление от Эль-Аламейна» [282].

На что я ответил: «Почему же вы не расстреляли его, ваше превосходительство?» А Муссолини сказал: «Я был не прав, не сделав этого» – и замолчал…

Муссолини ужинал в семь часов. Затем он спускался в ресторан отеля, чтобы, как обычно, сыграть в «скопоне». Он пристрастился к этой карточной игре со времени своего заключения, четверка игроков состояла из Гуэли, Файолы и Античи. Он не читал и ничего не писал; только иногда, когда он видел, что за ним наблюдают, делал вид, что пребывает в глубокой задумчивости. Он не показывал, что чувствует себя огорченным или униженным. Казалось, единственное, что его интересовало, это беседы с полицейскими агентами и карточные игры.